Наблюдая за Пирром и Понтием, я не сразу заметил прекрасную девушку, чье появление вызвало бурю аплодисментов. Босая, одетая только в короткую тунику, юная нимфа подобрала ее края, чтобы взобраться на стол, обнажив при этом самое сокровенное. Поднеся флейту к губам, покачивая бедрами в такт незатейливой мелодии, она направилась к нам, сопровождаемая жадными взглядами подвыпивших сотрапезников.
Остановившись напротив Пирра, она прогнулась, позволив нам увидеть розовые лепестки, выступающие за короткие кудряшки черным треугольником обозначившие ее лоно. Пирр резко выплеснул содержимое из своей чаши, облив влагалище гетеры. От неожиданности, я вздрогнул, и слава Богам, что публика, увлеченно наблюдающая за процессом, не обратила на меня внимания. Девушка повернулась к гостям и показала края туники, оставшиеся чистыми. Гости рукоплескали самодовольно скалящемуся Пирру.
Девушка снова заиграла, выгибаясь в дугу теперь напротив меня. Конечно же, я не смог выплеснуть содержимое своей чаши так точно, как это сделал Пирр. Хоть и очень старался. Мое движение не получилось столь стремительным и по большей мере вино пролилось на внутреннюю сторону бедра девушки. Тем не менее, туника осталась незапятнанной, и гости наградили аплодисментами и меня.
Позже я узнал, что мы играли в коттаб. А сейчас, не скрою, прелестные формы гетеры, ее непосредственность и выставленные на показ гениталии, смоченные сладким вином, пробудили мое воображение и вызвали неукротимое желание.
Пирр схватил гетеру за руку и повалил на стол. Нисколько не смущаясь присутствия других мужчин, он с гордостью продемонстрировал вздыбившийся член и под дружное гиканье и одобрительные крики, раздвинув девушке ноги, набросился на нее.
Я вижу слезы в ее глазах и закушенную нижнюю губу, чувствую, наверное, жалость к ней и отвращение к здешним нравам, уже не помышляя о женщине, ищу взглядом Сервия.
Декурион похотливым взглядом следит за другими девушками, вбегающими в зал. Едва успеваю схватить его за предплечье. Горячий умбриец уже наметил жертву и подобно горному орлу вот-вот начнет преследовать одну из бегущих гетер.
— Постой Сервий. Сейчас не время для утех. Пока до нас никому нет дела, выслушай меня. — Он глубоко вздохнул, но все же нашел в себе силы подчиниться.
— Я весь во внимании, бренн, — отвечает, все еще поглядывая на загорающуюся огнями страсти вакханалию.
— Пойдем на воздух. Нам не мешает отвлечься. Ведь ты знаешь, что мстительный Бритомарий напал на легионы Мариуса Мастамы.
— Да бренн, и сделал он это по твоему приказу, — говорит с укором, смотрит снисходительно. Выходим на улицу, но и тут праздник в разгаре. Став за телегу, чудом свободную от совокупляющихся греков или лукан, я отвечаю, не скрывая раздражения:
— Я приказал ему атаковать тусков, если они предпримут атаку на Пирра или его воинов!
— Не злись, бренн, я понимаю это, а поймут ли так твой приказ другие, известно только Богам. Ведь ты приказал Бритомарию атаковать, если туски выйдут из лагеря. Он так и сделал.
— Если ты понимаешь, то догони Мариуса и объясни, как все было. Я не хочу стать врагом Этрурии!
— Мне отправляться прямо сейчас? — Бросает полный тоски взгляд то на одну, то на другую совокупляющуюся парочку, — Прямо сейчас?
— Да Сервий. И если ты сможешь уладить это дело, то обещаю тебе столько женщин, что после того, как ты справишься с ними, по крайней мере, на некоторое время к этому занятию потеряешь интерес наверняка.
— Я научился терпеть. И не сомневайся, все сделаю. Думаю, Мастама итак все понял. Ведь вы с ним друзья?
— Мы были друзьями. Это так. Надеюсь, останемся ими. — Не знаю, что еще можно сказать Сервию на дорожку, но сам я, почему-то себе не верю.
Глава 38
Почти неделю я провел в обществе Пирра и, к сожалению, впечатления о нем изменились не в лучшую сторону. Эпирский царь не утруждал себя размышлениями, но искренне мнил себя великим. Напившись вина, он снова и снова заводил разговор об Александре Великом только для того, что бы кто-нибудь из его придворных начал с подобострастием вещать, что сам Эпирский Пирр из всех царей и диадохов, единственный похож на Александра!
Потеряв в столкновении с тяжелой кавалерией галлов фессалийскую конницу, он за все время нашего знакомства так и не поинтересовался, каким образом одержана победа, за счет какого преимущества? На мои вопросы, тем не менее, он отвечал с удовольствием, вспоминая славные победы, смакуя воспоминания с огромным удовольствием.
Однажды он мне сказал: «Вы галлы воюете либо за свои жизни, либо за золото. Но ни то ни другое еще никого не сделало известным среди всех народов. И через сто лет никто не вспомнит имен живших когда то и пировавших на золоте».
С другой стороны мне без труда удалось склонить его к действиям, которые я, в свою очередь тщательно планировал. Пирр счел разумным подождать вестей из Этрурии, а что бы ожидание не было праздным, он согласился укрепить греческие полисы так, как он это сделал в Таренте. Понтий по нашему плану согласился играть роль угрозы для несговорчивых греков. И надо заметить, что луканы всегда воспринимались греками, жившими на юге Италии именно так.
Я согласился поддержать Пирра, когда тот отправится на Сицилию. С началом лета, я пообещал ему отплыть из порта в Анции и высадиться на севере острова. Сам Пирр намеревался погрузить армию в Таренте и высадиться у Сиракуз.
Пирр попросил моего разрешения на усиление его армии сенонами Бритомария, и я с удовольствием согласился. Кормить сенонов до начала компании в Сицилии было бы накладно, да и перевозка всадников на остров влетела бы мне в копеечку.
В вопросе собственной женитьбы Пирр проявил настойчивость и упрямство. Он заявил, что если туски станут препятствовать его свадьбе, то он не станет дорожить миром с Этрурией.
Мне пришлось пообещать ему, что улажу этот вопрос.
Распрощавшись с Пирром, мы вернулись в гостеприимную Капую. Среди моих дружинников нашлись весьма предприимчивые люди. Мне удалось с их помощью нанять в Неаполе грузовое судно, а в Капуе я познакомился с корсиканскими капитанами, которые на двух триремах согласились конвоировать груз к Генуе.
Около пятисот килограмм золота тайно, малыми частями я разместил с заказами в ювелирные мастерские Капуи. Торквесы и браслеты из этого золота позже станут наградой для дружины за эту военную компанию. Остальные трофеи от Варена личная сотня Вуделя перевозила на себе в Неаполь около недели, а Хоэль с сотней щитоносцев охранял корабль.
Корабль, на котором я рассчитывал доставить золото в Геную, полностью соответствовал этой цели. Небольшое одномачтовое судно грузоподъемностью до 30 тонн, вряд ли обратит на себя внимание. Корсиканские триремы по договору должны принять на борт по сотне моих воинов и сопровождать грузовое судно в некотором отдалении.
К началу мая эта миссия успешно завершилась. Я без происшествий приплыл в Геную, уставший невероятно от бытовых неудобств и качки. Но когда увидел, что мои планы заполучить свой флот уже осуществились, усталость как рукой сняло. Афросиб заслужил похвалу. Генуя за последний год прилично расстроилась. На причалах у верфи я насчитал тридцать две триремы и шесть квинквирем. Нечто огромное еще стояло на стапелях, и Афросиб гордо назвал это — гексерой.
Корабли уже имели капитанов из лигуров, а в гребцов в любой момент можно набрать из илирийцев занятых на строительных работах. Я от удовольствия потирал руки, понимая, что эти корабли уже очень скоро станут моей козырной картой.
«Как тебе это удалось?», спросил я Афросиба, показывая рукой на корабли. Он рассказал, что торговые пути из Карфагена в Новый Карфаген теперь абсолютно безопасны для торговых судов, поскольку караваны идут под большим конвоем. В силу этого обстоятельства корсиканские пираты с удовольствием продали свои триремы на условиях сохранения за ними капитанских полномочий и жалования от бренна. Многие капитаны добились условий найма и для своих абордажных команд. «Если хочешь бренн, то можешь испытать их в морском сражении прямо сейчас», — похвастался Афросиб.
Хотел бы я съездить в Мельпум, навестить семью, но срок военной компании, установленный Пирром, неумолимо приближался. К тому же, если в этом мире присутствует бес, то ему удалось меня «попутать». Я решил на обратном пути заплыть в Остию, и инкогнито проникнув в Рим, чтобы освободить из заложников Мастамы старшего Спуринию и сына. Конечно, если повезет и они окажутся там. По крайней мере, я на это рассчитывал: стараниями Септимуса Помпы Рим стал второй столицей Этрурии. Нобилитет еще со времен его консульства уже имел там земли и дома.
Пять квинквирем и тридцать трирем, покинув порт в Генуе ранним утром, к вечеру бросили якоря в бухтах Корсики.
Я одолжил у торговца одежду попроще, пересел на его корабль и отплыл к Остии, оставив приказ флоту прибыть туда к утру через день.
«Я пойду в Рим сам. Никто не узнает меня. Я легко сойду за туска. Так мне проще будет найти Спуринию и сына. Они наверняка имеют свободу передвигаться по городу, и мы просто уедем оттуда», — говорю Вуделю, наотрез отказывающемуся отпускать меня в Рим одного.
Просыпаюсь от стона корабельной обшивки. Слышу крики швартовщиков и напрягаюсь от ощутимого удара судна о причал. Слава богам, пославшим мне крепкий сон! Наконец, я смогу сойти на землю. Признаюсь себе, что не создан для мореплавания и выхожу из каюты, чуть больше собачей будки, пошатываясь.
Пока матросы сводили по шатким сходням пегую кобылу, набрасываю попону на Чудо и с сожалением смотрю на седло и стремена. Понимаю, что оседланный конь да еще с непонятными приспособлениями для ног могут вызвать ненужное любопытство.
Даю последние наставления капитану, за время моего отсутствия он должен полностью загрузить корабль фуражом, прощаюсь.
Город производит приятное впечатление. Кипарисы и пинии дают тень, а свежий ветер с моря и солнце наполняют пространство вокруг удивительным ароматом. Повсюду вижу кипучую деятельность строителей: в Остии строятся целые кварталы, театр и храмы из камня. Уже сейчас видно, что по сравнению с этими строениями «новостройки» в северной Этрурии выглядят простыми и унылыми. Еще нигде в этом мире я не видел добротно построенных многоэтажных зданий.