Женщина в темном платье, не молодая и не старая, не красивая и не уродка, — она скорее походила на икону или статую, спокойная и почти равнодушная ко всему, — сидела у стены, занятая каким-то странным рукодельем, распятым на держателях.
— Приветствую, Тайсура, — Эйран уважительно поклонился.
— Эйран, сын Шайри, добро пожаловать, — лицо жрицы не отразило эмоций, но в голосе послышался отзвук тепла, словно студеным утром на секунду приоткрылась дверь в жилой дом. Она оставила плетение и повернулась к принцу.
— Теперь ты можешь звать меня и сыном Лимбера, Тайсура, — уточнил тот не столько из самодовольства, сколько ради точности, которую так любила Привратница.
— Твоя дорога нашла тебя, — энергично кивнула женщина. — И ты счастлив. А я, признаться, когда-то надеялась, что однажды ты вернешься сюда, как и твоя мать, насовсем. Ты мог бы стать Высшим Посвященным, подняться еще выше…
— Мог, — согласился мужчина. — Но был бы этот путь лучшим? Мне нравится здесь, но я люблю и мир за стенами Храма. Ты, Распознающая Истинную Суть, сама знаешь, я не был бы тут счастлив.
— Ты прирожденный ученый, мой мальчик, но в то же время ты слишком любишь власть и силу, — покачала головой Тайсура. — Бесконечное совершенствование ради самого процесса не для тебя. Эйран, принц Лоуленда, жаждет силы и власти, подтверждения и признания своих талантов. Это делает тебя счастливым. Что ж, у каждого из нас свой путь. А сейчас ступай, ты ведь пришел перемолвиться словечком с Говорящим во Тьме.
— Ты права, Привратница, — не стал спорить с очевидным бог и, еще раз поклонившись мудрой женщине, некогда нашедшей в Храме приют и спасение, покинул зал.
Он свернул в левый, весьма узкий, круто забирающий вниз коридор. Эйран уже проходил этим путем несколько раз и знал, чего следует ждать. Испытания не замедлили явить себя. Лютый холод стилетом из вековечного льда вонзился в грудь бога, заставив онеметь все тело до кончиков пальцев. Упрямо усмехнувшись, принц через силу сделал несколько шагов и угодил в невидимое пламя, сжигающее плоть в яростном огне. Следующие несколько метров пришлось идти против сильнейшего ветра, потом последовал призрачный строй острых лезвий, кромсающих каждую частицу тела.
Принц лишь улыбался этим наивным попыткам причинить ему боль: тренированный разум всегда легко отключался от навязанных переживаний, а сейчас, не ощущая никакого физического воздействия, Эйран мог просто игнорировать эти садистские ментальные игры.
Первые испытания на прочность, не найдя щели в броне бога, кончились столь же неожиданно, как и начались. Его душу охватило состояние тоскливого безразличия — 'все тщета и суета, нет смысла ни в чем, тем более в движении вперед'. Эйран мысленно рассмеялся наивной попытке внушения. Уж чем-чем, а равнодушием к жизни он никогда не страдал, определенная доля фатализма, присущая мужчине, лишь помогала острее воспринимать радость бытия.
Словно сообразив, что этим принца не проймешь, тоска схлынула, уступив место сначала неистовой жажде, потом голоду, а следом и жару плоти. Все эти внушенные стремления сопровождались соблазнительными видениями: чистейшего горного ручья, звенящего меж камней, накрытого к пиру стола и пышнобедрых красоток, извивающихся в завлекательном танце.
И вновь Эйран улыбнулся, укоризненно покачав головой, даже позволил себе иронично фыркнуть и прокомментировать тихим шепотом: 'Спасибо, я уже ужинал, а эти толстозадые привидения после Элии и вовсе уродинами смотрятся!'.
Невидимый противник предпринял еще несколько попыток вызвать в душе бога какие-нибудь чувства, способные отвлечь его от цели, и сдался перед целеустремленностью и упрямством принца. Последние несколько метров до темного, даже в сумраке коридора, провала двери Эйран проделал в безмятежной, не считая легкого шума своего дыхания и звука шагов, спокойной тишине. Принц завершил путь и шагнул за порог во мрак.
Каждый раз эта комната выглядела по-разному. Менялся не только интерьер, но даже ее размеры. Сегодня это был не зал, а скорее кабинет. Вот вспыхнула настольная лампа под полупрозрачным абажуром желтого стекла, расписанного тонким цветочным узором. У небольшого столика, где находился светильник, расположилось большое и надежное с виду коричневое кожаное кресло, пол устилал шафраново-зеленый двуцветный ковер, а по стенам висели шпалеры с изображениями экзотических птиц. В углу стояла статуя молодого мужчины, держащего в одной ладони сферу еще одного светильника, а во второй чей-то длинный плащ, подбитый мехом лисицы.
— Заходи, Эйран, присаживайся, — раздавший голос по первому впечатлению мог бы принадлежать чьему-нибудь доброму дядюшке, намеренному угостить вас чашечкой горячего какао. Однако ныне бог чувствовал намного больше обычного.
Уютный голос вроде бы шел из-за гобелена, но на самом деле возникал прямо в комнате, и беззлобная ворчливость его интонации была не более чем магическим эффектом, никаких эмоций за ней не стояло. Это еще более утвердило принца в мысли, что 'Говорящий' не Предсказатель Храма, а некое нематериальное создание, а то и вовсе искусное древнее заклятье.
Тем не менее, Эйран прошел к креслу и сел, сохраняя полную внешнюю невозмутимость и серьезную готовность к восприятию откровений, буде 'Говорящий' окажется к ним расположен. Бог знал: подчас случалось и такое, что с посетителем, преодолевшим все препоны, отказывались беседовать. Бедняга сколь угодно долго мог топтаться в пустой комнате, раз за разом повторяя свои вопросы в тщетной надежде, что 'Говорящий' просто отлучился на полчасика и вот-вот вернется, дабы раскрыть пред алчущим адептом все тайны Вселенной.
Магу из Черной Башни до сих пор везло. Его вопросы 'Говорящий' оценивал по некой неизвестной широкой публике шкале, как достойные ответа, и Эйран неизменно удостаивался речей загадочного Оракула.
— Спрашивай, — снова прозвучал добродушный голос.
Усевшись поудобнее, словно и впрямь заглянул на огонек к старому знакомцу, принц задал вопрос:
— Я нуждаюсь в информации, касающейся Колебателей Земли. Конкретизирую вопрос: меня интересуют данные по детям, пропавшим или иным образом оказавшимся вне пределов Мэссленда за прошедший цикл.
— Клянешься ли ты не использовать во вред клану открывшуюся истину? — уточнил голос после короткой паузы, может, сверялся с базой данных и уровнем допуска вопрошавшего.
— Разумеется, — кивнул Эйран и уточнил, — сусловием, что не приду к выводу о некой угрозе с их стороны Мэссленду или моей родне в связи с происходящими событиями. Если же в дальнейшем меж нами возникнет противостояние по иному поводу, обязуюсь не употреблять эту информацию для удара.
— Приемлемо, — признал оговоренные рамки голос и перешел к ответу, снова в интонациях послышались хорошо отлаженные нотки досужего пожилого сплетника, стосковавшегося по болтовне:
— Ты спрашивал об исчезнувших детях, взыскующий истины. Не думаю, что тебя интересует сбежавший в поисках приключений из дома Динэтро сын Зинора и Лидары, пятнадцати лет от роду, в данный момент обобранный до нитки ушлой дамой из веселого квартала в Ярветте, или отправленная к дальнему родственнику в Жиотоваж Миланда, дочь Робера и Клариндолы, воспылавшая не по годам сильной страстью к конюху.
— Проницательность 'Говорящего' известна, — кивнул Эйран, машинально поддерживая разговор с Оракулом так, словно тот был живым собеседником. С одной стороны, магу ничего не стоило проявить любезность, а с другой, вдруг откровенность и полнота информации зависели от степени вежливости посетителя? Было совсем нетрудно ввести в заклинание сей простейший параметр.
— Думаю, куда интереснее история Ниргиза, сына Хартора и Дриатон, — просмаковал паузу голос.
— Дриатон — младшая дочь Громердана? — припомнил Эйран подробности запутанной родословной Колебателей Земли.
— О да, — согласился Оракул, — истинно так. Хартор же приходится сыном Владычице. Каллионских Чащоб, одной из самых могущественных Детей Леса близ Мэссленда. Их первенец, Ниргиз, исчез из нашего мира несколько дней назад.
— Вряд ли его, подобно Динэтро, прельстили девочки из Ярветта, — глубокомысленно прокомментировал Эйран, продолжая пребывать в расслабленной позе получающего искреннее удовольствие от самого процесса трепотни со старым приятелем. Внутренне же маг подобрался, подобно готовому к прыжку ягуару.
— Пожалуй, — коротко хохотнул Голос, и перед креслом мага возникло изображение знакомого младенца с полосатыми желто-зелеными волосами и звериными глазами, — малец еще не дорос для подобных радостей жизни. Он не своей волей был перенесен из-под отчего крова.
— Я хотел бы знать подробности, — попросил Эйран, окончательно убедившись, что стоит на верном пути.
— Конечно-конечно, мой мальчик, — кудахчущие интонации доброго дядюшки стали еще более заметны. — Ниргиз был выкраден из сада во владениях Хартора и Дриатон близ замка Трех Шпилей. Доверенная нянька Айшера вынесла младенца под цветущие деревья, дабы ребенок подышал благоуханными ароматами вишни, сливы, сашима и фиранэлы. Там и нашли ее тело спустя несколько часов. В колыбели же были лишь пеленки и распашонка дитяти.
— Значит, Айшеру убили, устраняя свидетельницу похищения, или она пыталась помешать преступлению… — рассудил принц.
— Все перечисленные тобой причины лишь второстепенны, — самодовольно признался голос и придал рассказу пафосные интонации. — Из няньки сотворили послание для семьи Ниргиза и всего Клана Колебателей Земли. Признаться, для такого рода магии требуется немалая сырая мощь, либо тонкое искусство некромантии. На ее трупе вырезали несколько могущественных знаков, побудивших бездыханное тело при приближении Дриатон изречь следующие слова: 'Если родители желают вновь увидеть свое чадо живым и здоровым, им надлежит передать похитителю Жезл Бурь в урочный час в назначенном месте в Котле Сумрака в Холмах Читгарда близ Мертвого Леса'. Едва мертвые уста Айшеры молвили послание, тело рассыпалось в прах.