Она не знала, чего ожидала, но письмо оказалось очень скупым:
Можно спросить, куда ты едешь?
Ей это показалось странным.
Они оба решили сохранять анонимность, и хотя не обсуждали другие ограничения в переписке, Айрис полагала, что на местонахождение секретность также распространяется.
Она решила, что не будет отвечать, и положила это последнее письмо к остальным, которые хранила перевязанными ленточкой.
Верная свеча наконец погасла, догорев до конца.
Айрис не могла спать в темноте.
Она вглядывалась в эту бесконечную тьму, прислушивалась к шуму города за окном, к скрипу стен. Так странно быть так близко к людям и вместе с тем – так далеко, чувствуя себя такой одинокой. Ночью все ощущалось острее и отчаяннее.
«Я должна была пойти искать ее. Нельзя было просто сидеть в квартире и ждать. Если бы я нашла ее, она была бы жива».
Чувство вины грозило задушить. Айрис пришлось сесть ровно и заставить себя дышать, дышать, потому что казалось, будто она тонет.
Она встала на рассвете, готовая избавиться от чувства вины. Айрис сомневалась, что военному корреспонденту нужно завивать волосы и красить губы, но подготовилась как могла, не желая полагаться на случай.
В этот момент через порог пришло очередное письмо.
Айрис долго смотрела на него, раздумывая, стоит ли читать. В итоге она так и не прикоснулась к письму и принялась собирать вещи в потрепанный мамин саквояж. Она решила взять с собой любимые брюки, летнее платье, несколько блузок и косынку. Туда же положила письма от загадочного корреспондента, томик любимых бабушкиных стихов, тщательно запечатанную урну с прахом мамы и тренч Фореста, поскольку в последнее время стало слишком тепло для верхней одежды.
Очень много вещей пришлось оставить, но Айрис решила взять только то, что для нее важно. И даже если она добьется невозможного и станет военным корреспондентом, разве ей позволят брать большой багаж?
Она хотела было прихватить смятый номер «Печатной трибуны» с расплывшимся рисунком эйтрала, но решила оставить газету на столе, сложенную и перевернутую вниз рисунком.
Осталась еще одна последняя вещь, которую она хотела взять с собой.
Айрис прошла в гостиную, где оставила коробку с мамиными вещами, к которой не притрагивалась с тех пор, как принесла домой. Порылась в ней, пока не блеснуло что-то золотое – цепочка с медальоном, которые мама носила после отъезда Фореста.
Айрис повесила цепочку себе на шею, спрятав под блузкой. Медальон холодил кожу, и девушка накрыла его ладонью. Она знала, что в медальоне: миниатюрные портреты ее самой и Фореста. Свой ее не интересовал, но лицо брата… она молилась, чтобы портрет привел ее к нему. А не молилась она уже очень давно.
И, наконец, последнее, что ей понадобится, – печатная машинка.
Айрис нашла в гардеробе футляр, аккуратно обошла письмо, которое по-прежнему валялось на полу, и упаковала печатную машинку вместе с оставшейся у нее бумагой и печатной лентой. Футляр был тяжелым, с двумя латунными замками и деревянной ручкой. Девушка взяла его в одну руку, саквояж – в другую и в последний раз окинула взглядом спальню.
Письмо снова попалось ей на глаза.
Айрис было любопытно, что он написал, но у нее сложилось странное впечатление, что в письме окажется всего лишь настойчивая просьба ответить. А если он узнает, что она решила стать военным корреспондентом, то попытается отговорить.
Айрис приняла решение – решение окончательное. Она уже слишком устала, чтобы спорить.
Девушка вышла из квартиры.
Письмо осталось лежать на полу в пятне солнечного света.
Часть втораяВести издалека
15«Третья Алуэтта»
В «Вестнике Оута» было тихо.
Роман сидел за своим столом, заваленным заметками, и смотрел на чистый лист, заправленный в печатную машинку. Ему бы радоваться. Он закрепил за собой должность колумниста. Больше не нужно беспокоиться, что на его столе наведут беспорядок. Не нужно бежать к информационному стенду, чтобы перехватить задание. Не нужно притворяться, будто слишком занят, чтобы пойти съесть сэндвич.
Настала жизнь, которую он хотел… почему же она кажется такой пустой?
Он сходил налить себе еще чаю, подавляя искушение глянуть на пустой стол Айрис. Пока он клал в чай ложку меда, к буфету подошла одна из редакторов.
– Как-то странно без нее, правда? – спросила она.
– Без кого? – Роман изогнул бровь.
Редактор лишь улыбнулась, будто знала что-то неизвестное самому Роману.
Вечером он ушел последним – накинул плащ, выключил лампу. Он не написал ни слова и был раздражен.
По пути домой в трамвае он, нервно постукивая пальцами по бедру, размышлял над тем, как быть дальше, как лучше разрешить дилемму, с которой столкнулся. Если он не выкажет никаких эмоций, отец должен его услышать.
Придя домой, он сразу нашел отца в его кабинете. На столе у него стоял странный ящик с наклейками «ОСТОРОЖНО» и «ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ».
– Роман, – приветствовал отец, оторвавшись от гроссбуха. В зубах он сжимал сигарету. – Как прошел первый день в новой должности?
– Отец, я не женюсь на ней.
Выдав это заявление, Роман испытал такое облегчение, какого никогда в жизни не чувствовал, пока мистер Китт не прищурился. Отец, не торопясь, смял сигарету в пепельнице и встал. Его высокая фигура отбросила кривую тень.
– Что ты сказал, Роман?
– Я не женюсь на Элинор Литтл. – Он говорил ровным тоном, с невозмутимым выражением лица, как будто ничего не чувствовал, просто констатировал факт. – Мы не подходим друг другу, но я могу служить семье другими способами. Мне бы хотелось обсудить их, если у тебя есть время.
Отец улыбнулся. В свете настольной лампы улыбка блеснула как серп.
– Что именно обсудить, сынок?
– Мою свободу.
– Твою свободу?
Роман стиснул зубы.
– Да. Я уже отказался от одного своего желания в угоду тебе.
– Ты о чем, Роман? А, погоди. Припоминаю, – усмехнулся мистер Китт. – Ты хотел потратить впустую несколько лет жизни, изучая в университете какую-то там литературу. Я тебе уже говорил, но, наверное, надо сказать еще раз: с таким дипломом ты ничего не добьешься. Зато как колумнист в «Вестнике Оута» ты можешь пойти далеко. Я желаю тебе добра, сынок, даже если сейчас ты этого не понимаешь. Когда-нибудь ты еще скажешь мне спасибо.
Роман призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не вспылить. Подавив возражения, он процедил сквозь зубы:
– Я стал колумнистом, как ты хотел. Теперь ты, по крайней мере, должен согласиться, что я имею право выбирать, на ком жениться, как ты в свое время выбрал маму.
– Так дело в той безродной девчонке из «Вестника»? – протянул мистер Китт. – Вопреки здравому смыслу ты положил на нее глаз.
Роман застыл, чувствуя, как лицо заливает румянец, и постарался говорить спокойно и невозмутимо.
– Нет никакой другой девушки.
– Не лги мне, сынок. До меня дошли слухи, что вы обедали вместе. Хорошо, что тогда о твоей помолвке еще не было объявлено, но что, если бы Литтлы узнали? Что, если бы они увидели тебя с ней? Увидели, как ты сидишь рядом с ней на скамейке, ешь и смеешься над ее шутками? Как бы ты это объяснил?
– Это был чисто деловой разговор, – бросил Роман. – Мы обсуждали статью. И, чтобы ты знал, я не платил за ее ланч.
Мистер Китт вдруг повеселел. Роман возненавидел себя, особенно когда вспомнил, как в кулинарии Айрис доставала монеты из кошелька. Их едва хватило, и она решила не покупать ничего попить, сделав вид, будто ей не хочется.
Он заплатил за свой сэндвич, но не за ее. Тогда это казалось правильным, но теперь он возненавидел себя за это.
Он закусил щеку изнутри. Неужели отец узнал и о том, что он ходил к Айрис домой?
– Я не потреплю, чтобы кровь моих внуков была испорчена представительницей низов, – сказал мистер Китт.
Значит, да. Он знал и о том посещении, каким бы коротким оно ни было, но Роман не стал объясняться. Его никто не посылал, он пошел сам. Зеб Отри был недоволен отсутствием Айрис, а Сара беспокоилась, но именно Роман взял ее тренч, нашел адрес и решил выяснить, в чем дело.
– Твои предубеждения слишком глубоки, отец. И прекрати следить за мной.
– Я отзову моего наблюдателя, как только ты женишься на мисс Литтл, – возразил мистер Китт. – Тогда ты можешь спать, с кем хочешь и сколько тебе заблагорассудится, если будешь делать это тайком. Можешь спать со своей веснушчатой девчонкой из «Вестника», единственное условие – не заводить с ней щенков. Она гораздо ниже тебя по статусу, сынок.
– Довольно, отец! – взорвался Роман. – Я не женюсь на мисс Литтл, а твои замечания относительно моей коллеги необоснованны и неуместны!
– Ты меня разочаровал, Роман, – вздохнул мистер Китт.
Роман закрыл глаза, внезапно почувствовав себя опустошенным. Разговор принял неприятный оборот, и он не знал, как это исправить.
– Знаешь, что это, сынок?
Роман открыл глаза и увидел, что отец касается ящика.
– Здесь наше будущее, – сказал мистер Китт. – Это спасет нас на войне, потому что Дакр в один прекрасный день доберется до Оута. А разрыв твоих обязательств перед мисс Литтл поставит под угрозу планы по спасению нашей семьи.
Роман уставился на ящик.
– Что там?
Мистер Китт поднял крышку.
– Взгляни.
Роман подошел на несколько шагов. Настолько, чтобы увидеть мельком то, что лежит в ящике. Узкие металлические канистры, размером с предплечье, похожие на снаряды.
– Что это? – нахмурился он. – Бомбы?
Отец лишь улыбнулся и закрыл крышку.
– Наверное, тебе стоит спросить у твоей невесты. Она помогала отцу создавать их.
– Это – зло, – дрогнувшим голосом ответил Роман. – Эти бомбы или что там они на самом деле… Это будет необратимо. Они будут убивать невинных людей. Я не…
– Нет, это гениально, – перебил мистер Китт. – Все лорды и леди Оута, которые поклоняются Энве… Как ты думаешь, что станет с их титулами, когда Дакр захватит город? Как ты думаешь, кому он воздаст по заслугам?