– Подходящее наказание, – весело заметила Айрис. – Но, надеюсь, ты понимаешь, Этти, совсем не обязательно было записываться в военные корреспонденты, чтобы кому-то что-то доказать.
– Понимаю, но как же приключения? Изо дня в день жить по одному и тому же монотонному, тщательно спланированному распорядку? – Этти улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки. Ее последующие слова отозвались в груди Айрис как второе сердцебиение. Этим словам суждено было связать обеих девушек дружбой. – Я не хочу в семьдесят четыре года опомниться и понять, что толком и не жила.
17Три сирены
Когда поезд, пыхтя, прибыл на маленькую станцию Авалон-Блафф, единственными пассажирами остались Айрис и Этти. Была половина одиннадцатого вечера. Луна походила на ноготь, а таких ярких звезд, горящих будто ближе к земле, Айрис в жизни не видела. Она собрала вещи и вышла следом за Этти на платформу. Ноги затекли после того, как она просидела почти весь день. Девушка глубоко вздохнула.
Авалон-Блафф пах медом, луговой травой, дымом из труб и грязью.
Девушки прошли через заброшенную станцию и очутились на грунтовой дороге. Хелена объяснила, как найти гостиницу Марисоль: на Хай-стрит, сразу за станцией, третий дом слева, с зеленой дверью, которая похожа на дверь замка. Этти и Айрис нужно идти прямо туда, внимательно глядя по сторонам, и быть готовыми в любой момент спрятаться.
– Как я понимаю, это и есть Хай-стрит? – спросила Этти.
Было темно, но Айрис, прищурившись, рассматривала раскинувшийся перед ними город. Старые двухэтажные дома, сложенные из камня. У некоторых даже уцелели соломенные крыши и окна со средниками, как будто их построили века назад. Ограды были сложены из замшелых камней. Айрис вроде бы разглядела несколько небольших огородов, но при свете луны трудно было сказать наверняка.
Никаких уличных фонарей, которые помогли бы ориентироваться. Большинство домов окутывал мрак, как будто в них пользовались свечами, а не электричеством.
Кроме того, на улице было очень тихо и совершенно безлюдно.
Где-то вдали мычала корова, но больше не слышалось никаких признаков жизни: ни смеха, ни голосов, ни музыки, ни звона кухонной утвари. Ни стрекота сверчков, ни песен ночных птиц. Даже ветер притих.
– Почему этот город кажется мертвым? – прошептала Айрис.
Температура упала, начал опускаться туман. Девушка подавила дрожь.
– Кажется, я вижу дом Марисоль, – сказала она, стремясь поскорее уйти с пугающей улицы.
Хелена была права, в гостинице оказалась очень приметная дверь аркой, словно весь дом выстроили вокруг нее, и железный молоток в виде головы рычащего льва. Здание было необычным, со ставнями, которые казались черными в звездном свете. Перед домом росли чахлые розовые кусты, еще голые после зимы, а по стенам до самой соломенной крыши вился плющ.
Но внутри царила темнота, словно старый дом спал или был заколдован. Айрис постучала, чувствуя внутри беспокойство. Львиная голова лязгнула слишком громко в безмолвии города.
– Непохоже, что здесь живут, – произнесла Этти и вполголоса выругалась. – Нижние окна заколочены или мне показалось?
Айрис всмотрелась в окна внимательнее. Да, видимо, они и правда были заколочены, но изнутри.
– Что будем делать, если она не ответит? – Этти обернулась, чтобы рассмотреть город, который не выглядел гостеприимным.
– Погоди, – сказала Айрис. – Кажется, я ее слышу.
Девушки затаили дыхание. В самом деле, внутри раздались шаги, а потом приятный голос с акцентом спросил из-за двери:
– Что вам угодно?
Этти изогнула бровь и с сомнением взглянула на свою спутницу.
– Хелена сказала, что она нас не ждет, – шепотом напомнила Айрис и ответила: – Нас послала Хелена Хаммонд из «Печатной трибуны».
Некоторое время стояла тишина, потом щелкнул замок, и зеленая дверь чуть приоткрылась. За ней показалась женщина со свечой, смуглая, с черными волосами, заплетенными в толстую косу, перекинутую через плечо. Выразительные брови хмурились, пока она не разглядела девушек, и тогда ее лицо сразу смягчилось.
– Милостивая Энва, вы вдвоем? И такие молоденькие! – Полные губы изумленно приоткрылись. – Прошу, заходите. Простите, вы застали меня врасплох. Нынче одни только боги знают, кто стучится по ночам.
– Да, мы заметили, что тут довольно тихо, – суховато сказала Этти.
– Так и есть, и не без причин, которые я потом объясню.
Марисоль гостеприимно открыла дверь шире.
Айрис вошла. Прихожая была просторной, с холодными плитками на полу, покрытом яркими коврами. Стены поблескивали в полумраке, и Айрис поняла, что на них развешаны позолоченные зеркала разнообразных форм и размеров, даже вдоль лестницы до самого верха. Поймав свое смутное отражение, она почувствовала себя так, словно шагнула в прошлое.
– Вы ели? – спросила Марисоль, запирая за ними дверь.
– Печенье в поезде, – только и сказала Этти.
– Тогда пойдемте на кухню.
Марисоль повела их по коридору на свет от очага.
В большой кухне в деревенском стиле было тепло. Окна, как и двойные двери, были плотно закрыты, как будто Марисоль охраняла здесь кого-то или что-то.
Со стропил свешивались травы и медная посуда, за столом могло поместиться человек десять. Айрис и Этти сразу плюхнулись на стулья, как будто только что не просидели девять часов в поезде.
Марисоль возилась, открывая буфет и маленький холодильник. Значит, электричество в доме есть, просто хозяйка предпочитает не включать свет в комнатах.
– Что будете пить? Мой фирменный напиток – горячее какао, но у меня есть молоко и чай, – сказала Марисоль, кладя на стол лук и красный перец.
– Какао – это божественно, – со вздохом ответила Этти, и Айрис кивнула в знак согласия. – Спасибо.
Марисоль улыбнулась и, встав на цыпочки, сняла одну из медных кастрюлек.
– Рецепт моей бабушки. Думаю, вам понравится. Боги милостивые! Простите, я только сейчас поняла, что даже не знаю ваших имен!
Этти заговорила первой:
– Теа Эттвуд, если официально. Этти для друзей.
– Приятно познакомиться, Этти, – сказала Марисоль и посмотрела на Айрис своими оленьими глазами.
– Айрис Уинноу. Можно называть как по имени, так и по фамилии.
– Айрис, – отозвалась хозяйка. – Приятно познакомиться с вами обеими. Я Марисоль Торрес, а это моя гостиница. Но, наверное, вы уже знаете?
– Да, и здесь очень мило, – сказала Этти, оглядывая кухню. – Но можно спросить… почему ты зажигаешь свечи? Экономишь электричество?
– А, рада, что ты спросила. – Марисоль поставила кипятить воду и начала шинковать лук. – На самом деле нет, хотя последние месяцы научили экономить. Это из-за войны. Линия фронта проходит очень близко к Авалон-Блаффу.
– Насколько близко? – поинтересовалась Айрис.
– Километров восемьдесят.
Айрис перевела взгляд на Этти. Та уже смотрела на нее с непроницаемым выражением. Интересно, сколько уйдет времени на то, чтобы война стала для них реальной? Когда они почувствуют ее совсем рядом, как дрожь земли под ногами?
– Ну ладно. – Марисоль взвесила в руке нож. – А сколько вам лет? Потому что я сожру Хелену с потрохами, если она послала несовершеннолетних детей.
– Мне восемнадцать, – сказала Айрис.
– Двадцать, – ответила Этти. – По закону мы обе взрослые, можем пить алкоголь и нести ответственность за убийство, так что Хелена пока в безопасности.
– Но все равно слишком юные, чтобы писать о войне.
– А тебе сколько лет, Марисоль? – осмелилась спросить Этти.
Та не обиделась.
– Мне тридцать три, но я знаю, что выгляжу на двадцать пять.
– Это неплохо, – заметила Этти.
– Думаю, да.
Марисоль изогнула бровь, но ее лицо озарила улыбка, и Айрис подумала, что это одна из самых милых женщин, каких она знала.
– Ладно. Расскажите о себе, пока я готовлю.
– Тебе помочь? – спросила Айрис, вставая.
– Ни в коем случае! – возразила Марисоль. – Сиди. На этой кухне не готовит никто, кроме меня, разве что с моего одобрения.
Айрис быстро опустилась обратно. Этти едва не разразилась смехом, но Айрис бросила на нее суровый взгляд, который сам по себе заставил ее рассмеяться. Боги, смех у нее оказался заразительным, прямо как у Романа Китта.
При мысли о нем Айрис похолодела.
Она тут же выбросила его из головы и страшно обрадовалась, что Этти начала рассказывать о своей жизни. Она была старшей из шести детей – трех мальчиков и трех девочек. Айрис с изумлением уставилась на нее, пытаясь представить, каково это, жить в доме, полном сестер и братьев.
– Я люблю их больше всего на свете, – сказала Этти и посмотрела на Айрис. – А что у тебя? Есть братья или сестры?
– У меня есть старший брат. Он сражается на войне. За Энву.
Марисоль замерла.
– Очень смело с его стороны.
Айрис только кивнула, но вспыхнула, вспомнив, сколько раз обижалась на брата за то, что он уехал. Она рассеянно коснулась маминого медальона, спрятанного под комбинезоном.
– А у тебя, Марисоль? – спросила Этти.
– У меня две младшие сестры, – ответила та. – Я сделаю для них что угодно.
Этти кивнула, как будто прекрасно ее понимала. Айрис боролась с приступом зависти, пока Марисоль не сказала:
– Они мне даже не родные сестры, но я выбрала их. И такая любовь длится вечно.
С улыбкой она поставила на стол две кружки.
Айрис взяла свою и вдохнула пряный пар, а потом сделала глоток и простонала:
– Как же вкусно.
– Хорошо, – сказала Марисоль и вернулась к готовке.
На сковородке шипели яйца с луком и перцем.
Ненадолго в кухне стало тихо, но это была уютная тишина. Айрис впервые за много недель по-настоящему расслабилась. Она пила горячее какао, чувствуя тепло в груди, и с удовольствием слушала беседу Этти с Марисоль. Однако в глубине души ей не давал покоя вопрос, почему в городе так темно и тихо.
Марисоль не объясняла, пока ее гостьи не доели вкуснейшее блюдо, которое она поставила перед ними, – по полной тарелке риса с овощами, зеленью и яичницей.