Это заверение окутало его, словно теплое одеяло, и он вдруг понял, как сильно устал. Хотелось уснуть с мыслью об Айрис, но он сопротивлялся этому насмешливому притяжению.
Наручные часы назойливо тикали.
Роман со стоном посмотрел, который час, потом торопливо встал, собрал письма Айрис и вернул обратно в тайник. Быстро оделся. Побриться, натереть ботинки или даже причесаться времени не было.
Прихватив сумку, он сбежал вниз по лестнице. Он опаздывал на работу.
– Последние заморозки миновали, и нужно заняться огородом, – сказала Марисоль после обеда. – Мне бы не помешала ваша помощь. Сегодня вскопаем, а завтра приступим к посадке.
Айрис обрадовалась новому заданию, пусть долбить затвердевшую землю лопатой было тяжело. Выросшая среди камней и мостовых Оута, она никогда таким не занималась. Втроем они принялись за работу на заднем дворе гостиницы, где пустовал после зимы огород, покрытый сорняками и засохшими прошлогодними стеблями.
– Похоже, здесь уже кто-то побывал, – заметила Этти.
Присев на корточки, она рассматривала глубокие борозды в земле.
– Наверное, гончие, – сказала Марисоль, орудуя маленькой лопаткой. – В том-то и проблема с огородами в Авалон-Блаффе. Гончие любят все вытаптывать, когда бродят ночью по городу. Иногда мы не видим их месяцами, но бывает, что Дакр насылает их каждую ночь.
Обе девушки уставились на борозды, в которых теперь угадывались следы когтей. Айрис содрогнулась и вернулась к работе.
– Марисоль, ты сажаешь огород каждый год? – поинтересовалась она, заметив в углу приподнятые грядки, где росли цветы, зелень и другие холодостойкие растения.
– Да, но только из-за Киган, – ответила Марисоль.
– А кто это – Киган?
– Моя подруга.
– Где же она? – спросила Этти.
Айрис обратила внимание на ее осторожный и уважительный тон. Они не знали, жива ли эта Киган. Хозяйка о ней не упоминала.
– Ее работа связана с разъездами, – ответила Марисоль. – Я никогда не знаю, когда она вернется домой. Надеюсь, что скоро.
– Она коммивояжер? – спросила Айрис.
– Что-то вроде того.
– Как вы познакомились?
– Однажды летом Киган была проездом в городе и сняла здесь комнату, – начала Марисоль, вытирая землю с рук. – Сказала, что дом очень милый, еда вкусная, а гостеприимство превосходное, но мой огород в печальном состоянии. Мне не слишком понравилось это замечание, как вы можете представить. Но этот дом принадлежал моей тете, а та была прекрасной огородницей и выращивала большую часть овощей, из которых мы готовили. Хотя я унаследовала дом, ее талант работать с растениями мне не передался.
Я разозлилась на Киган за ее прямоту, и она решила остаться подольше, чтобы помочь с огородом. Наверное, поначалу она переживала, потому что моя тетя скончалась всего годом раньше, и я отчаянно по ней скучала. И хотя я собиралась отказаться от помощи Киган… Она рассказывала по вечерам изумительные истории, и я решила, что если она хочет бесплатно помочь с тетиным садом, кто я такая, чтобы отказываться?
Мы работали бок о бок, и огород медленно, но верно восстанавливался. Порой мы спорили, но чаще смеялись и наслаждались компанией друг друга и рассказами. Когда она наконец уехала, я сказала себе, что надеяться не на что. Я думала, что вернется она нескоро. У нее бродяжья душа, она никогда не задерживалась в одном месте надолго. Но не прошло и недели, как Киган приехала и решила остаться.
Этти улыбалась, наклоняясь над лопатой. На щеках у нее появились ямочки.
– Вообще не глупо. Хотя я не могу представить, что ты с кем-то споришь, Марисоль. Ты как святая.
Хозяйка рассмеялась.
– Поверь, я вспыльчива.
– Не верю, – поддразнила Айрис, и Марисоль игриво швырнула в нее сорняк.
Они вернулись к работе. Айрис наблюдала, как благодаря ее усилиям почва становится рыхлой.
– Надеюсь, мы скоро познакомимся с Киган, – выпалила она, не успев прикусить язык.
– Я тоже, Айрис. Вы обе ей понравитесь, – сказала Марисоль, но голос у нее вдруг задрожал, словно она подавляла слезы.
И Айрис поняла, что Киган, должно быть, давно не приезжала, потому что огород снова пришел в упадок.
Нервничая, Айрис написала вечером:
Ты хотел бы со мной когда-нибудь встретиться?
Он сразу ответил:
ДА.
Но ты в шестистах километрах от меня.
Айрис возразила:
Будь у меня крылья, я бы слетала на денек домой. Но у меня их нет, так что придется подождать, когда я вернусь в Оут.
Он спросил:
Ты возвращаешься? Когда? Или подождешь, когда кончится война?
Р.S. У тебя правда нет крыльев? Я потрясен.
Она помедлила, не зная, как ответить. Внутри словно бы запорхала стайка бабочек. Айрис напечатала:
Скорее всего, я вернусь, когда война закончится.
Хочу тебя увидеть.
Хочу услышать твой голос.
Р.S. У меня совершенно точно нет крыльев.
Девушка отправила признание через портал и мысленно добавила: «Хочу к тебе прикоснуться». Он ответил через минуту, и все это время Айрис кусала ногти и отчаянно жалела, что не оставила это признание при себе.
Пока он не написал:
Я желаю того же.
Мы могли бы пойти позлить библиотекарей Оута поисками недостающих мифов, или я познакомил бы тебя с моей бабушкой за чаем с печеньем. Думаю, ты бы ей понравилась. А еще ты могла бы разрешить спор, слишком ли у меня острый подбородок и на кого я больше похож: на странствующего рыцаря или на разбойника. А может, мы просто прогулялись бы в парке. Сделали бы как ты захочешь.
Я буду ждать, когда ты будешь готова меня увидеть.
Она перечитала письмо дважды, пряча улыбку в сгибе бумаги.
Дорогая мисс Уинноу,
У нас есть данные, что рядовой Форест М. Уинноу из Оута был завербован Энвой в первый день Шайло, почти за шесть месяцев до вашего запроса. Он был зачислен во Второй батальон «Е», Пятую роту «Лэндовер» под командованием капитана Рены Г. Грисс. Никакой дополнительной информации мы в настоящее время предоставить не можем, но советуем написать командующему бригадой «Е», дислоцированной в Хейлторпе. Имейте в виду, что почтовое сообщение в Южном округе ненадежно. Возможно, в этом причина, почему вы не получали писем от рядового Уинноу или его командования.
С наилучшими пожеланиями,
22Переливаться всеми цветами радуги
Война с богами – совсем не то, чего ожидаешь.
Ты ожидаешь того, что в исторических хрониках говорится о сражениях смертных: о битвах, которые длятся дни и ночи напролет; об осадах, тяжелых потерях, продовольственных пайках, безжалостных маневрах и полководцах; о секретных заданиях, которые приводят к неожиданному успеху, и о белом флаге капитуляции. Ожидаешь увидеть цифры, тщательно охраняемые карты и море солдат в форме.
Но еще есть городок, где по ночам все запираются, чтобы светом не выдать себя рыщущим гончим. Городок, в котором днем нужно проявлять еще больше бдительности и быть готовыми к катастрофическим последствиям таких обыденных и безобидных дел, как прогулка по улице, на которой вырос.
Есть школа, превращенная в госпиталь, забитый израненными телами, душами и жизнями. Но эти люди настолько преисполнены смелости, надежды и решимости, что ты, оставаясь наедине с собой, смотришься в зеркало, чтобы найти и назвать то, что скрывается внутри тебя. Облегчение, стыд, восхищение, печаль, надежда, ободрение, страх, вера. И почему все это заложено в тебе, когда тебе только предстоит посвятить себя бескорыстному служению?
И ты все время задаешься вопросом: что принесет завтрашний день? Что принесет следующий час? Следующая минута? Внезапно время ощущается острее, чем нож, царапающий кожу и способный порезать в любой момент.
Айрис прекратила печатать.
Она уставилась на урну, стоящую на столе, – прах матери. Дыхание сбилось, в груди сжалось. Она все еще не решила, где развеять прах. Сделать это в ближайшее время или подождать?
«Чего бы ты хотела сама, мама?»
Ответа не было. Стояла тишина. Айрис перевела взгляд на лист бумаги, пытаясь совладать с запутанными эмоциями.
Она по-прежнему не бывала на передовой. По-прежнему не видела сражений, катастроф, не терпела голод и раны. Но ей довелось пережить потерю, и она пыталась взглянуть на войну сквозь эту призму. Несколько минут спустя Айрис вздохнула.
«Я не знаю, как писать о войне».
Будто почуяв ее внутренний спор, в дверь постучала Этти.
– Как продвигается твоя статья? – спросила она.
– Тяжелее, чем я ожидала, – призналась Айрис с грустной улыбкой.
– Моя тоже. Давай прогуляемся.
Девушки покинули гостиницу через черный ход, прошли по свежевскопанному огороду, а потом по соседней улице и попали на золотистое поле, которое Айрис видела из окна спальни. Трава выросла уже до колена. Девушки отошли от города достаточно далеко, чтобы говорить свободно, но не настолько, чтобы не успеть в укрытие, если завоет сирена.
К удивлению Айрис, Этти не расспрашивала, о чем она пишет или почему работает так медленно и напряженно. Зато она спросила:
– Как ты думаешь, где Киган?
– Марисоль же сказала, что ее работа связана с разъездами, – ответила Айрис, проводя пальцами по колоскам. – Может, она в Оуте или в каком-нибудь городе на севере.
Этти некоторое время молчала, прищурившись на послеполуденное солнце.
– Может. Просто у меня странное чувство, будто Марисоль нам лжет.
Айрис остановилась.
– С чего бы ей лгать нам об этом?
– Наверное, «ложь» – неверное слово. Скорее, она вводит нас в заблуждение, потому что пытается защитить себя и ее.