И резко остановился.
Сердце вдруг бешено заколотилось, отдаваясь в ушах. Напечатанный жирным шрифтом крупный заголовок гласил:
НЕОЖИДАННОЕ ЛИЦО ВОЙНЫ
от Айрис С ТРИБУНЫ
Остановившись на солнце, Роман прочел статью от первого до последнего слова. Он забыл, где находится, где стоит. Забыл, куда и откуда шел. Он забыл обо всем на свете, читая ее слова, и когда добрался до конца, его лицо озарила улыбка.
Проклятье, он гордился Айрис.
Эту газету никак нельзя бросать в мусорную урну. Роман аккуратно сложил ее и спрятал в карман. Возвращаясь в «Вестник», он не мог думать ни о чем другом, кроме Айрис и ее слов.
Он думал о ней, ожидая лифт. Лифт не работал. Тогда Китт поднялся по лестнице, и сердце его колотилось еще долго после того, как он сел за свой стол. Он и сам не понимал почему.
Ноющая боль вернулась – та самая, со вкусом соли и дыма. Тоска, которая, как он боялся, будет лишь усиливаться с каждым годом. Зарождающееся сожаление.
Он пошевелился, слушая, как шуршит в кармане газета. Газета с ее словами.
Она писала смело и бойко.
У него ушло на это время, но теперь он был готов.
Готов сам писать свою историю.
На ночь Айрис осталась с Марисоль в госпитале. Разложив все матрасы, они помогали на кухне готовить суп и хлеб. Потом мыли посуду, стирали белье, оттирали кровь с пола и готовили тела к похоронам.
Среди них была и раненая девушка, которой Айрис помогала сойти с грузовика.
Почти в полночь Айрис и Марисоль сидели в углу на груде пустых ящиков и резали простыни на бинты. Этти уже уехала, и Айрис не могла не думать о том, где ее подруга, добрались ли уже до фронта и очень ли там опасно.
– С ней все будет хорошо, – мягко сказала Марисоль, как будто прочитав мысли Айрис. – Знаю, бесполезно это говорить, но не волнуйся.
Девушка кивнула, но мысли бегали по кругу. Перед глазами так и стоял момент, когда открылись двери грузовика и показались раненые солдаты.
– Марисоль?
– А?
Айрис молчала, глядя, как та аккуратно режет простыню.
– Киган сражается на войне?
Марисоль застыла, но потом посмотрела на Айрис, и в ее глазах отразился страх.
– Почему ты так думаешь?
– Мой брат сражается за Энву, и я увидела в тебе тот же огонь, что горит во мне. Беспокойство, надежда и страх.
Марисоль вздохнула, уронив руки на колени.
– Я собиралась рано или поздно рассказать тебе и Этти. Просто выжидала.
– Чего выжидала?
– Не хотела вмешиваться в вашу работу. Хелена понятия не имеет, что близкий мне человек воюет. Может, если бы знала, то не стала бы посылать ко мне корреспондентов. Вы же как-никак должны писать с нейтральной точки зрения.
– Она знает, что мой брат на войне, и все равно наняла меня, – сказала Айрис. – Не думаю, что тебе следует скрывать то, какая Киган храбрая и самоотверженная.
Марисоль молчала, перебирая длинными пальцами бинты, лежащие на коленях.
– Уже семь месяцев как она ушла. Она поступила на службу в тот же день, когда появились новости о том, что Дакр захватил Спарроу. Поначалу я просила, я умоляла не уходить. Но потом поняла, что мне не удержать ее в клетке. Если она так страстно желает сражаться с Дакром, я должна ее поддержать. Я сказала себе, что дома буду помогать всеми способами: готовить еду для госпиталя, давать кров военным корреспондентам или помогать продуктами, которые отправляют солдатам на фронт.
– Она тебе хоть раз писала? – прошептала Айрис.
– Да, она пишет, когда может, то есть нечасто. Какое-то время они перемещались, и теперь у армии в приоритете транспортировка самого необходимого, а письмами часто пренебрегают. – Помолчав, Марисоль спросила: – А у тебя есть какие-то известия о брате, Айрис?
– Нет.
– Уверена, скоро появятся.
– Я тоже надеюсь, – сказала Айрис, хотя на сердце у нее было тяжело.
Она еще не получила ответа от командования бригады «Е» и переживала, что не получит вообще.
Час спустя Марисоль велела ей отдохнуть. Айрис легла прямо на полу в госпитале, смертельно уставшая, и закрыла глаза.
Ей снился Форест.
Дорогой Карвер,
Прости, что какое-то время не писала. Выдались долгие и тяжелые дни. Они заставили меня осознать, что вряд ли у меня хватит смелости и силы на все это. Вряд ли я смогу когда-нибудь описать словами то, что сейчас чувствую. Вряд ли мои слова когда-нибудь смогут описать то, что я видела. Людей, которых встречала. То, как война крадется, словно тень.
Как я могу писать об этом статьи, если мои слова и мой опыт настолько ущербны? Когда я сама совсем не гожусь для этого?
Дорогая Айрис,
Ты даже не понимаешь, насколько ты сильная, потому что порой сила – это не меч, не сталь и не огонь, как нас часто заставляют думать. Иногда она таится в тишине и спокойствии. В том, как ты держишь за руку человека, который горюет. В том, как слушаешь других. В том, как ты раскрываешься день за днем, даже если устала, боишься или просто не уверена в себе. Это и есть сила, и я вижу ее в тебе.
Что же до твоей смелости… Могу честно сказать, что не знаю никого храбрее тебя. Кто еще мог собрать вещи, бросить уютный дом и стать военным корреспондентом? Таких мало. Я восхищаюсь тобой во многих отношениях.
Продолжай писать. Ты найдешь слова, которыми нужно поделиться. Они всегда в тебе, даже в тени, сокрытые, словно жемчужины.
24Опасные инструменты
– Она вернулась, – сказала Марисоль.
Айрис задержалась на пороге гостиницы, удивленно вытаращив глаза. Она только что вернулась из госпиталя в потемках, нарушив комендантский час, и ожидала, что Марисоль ее отругает.
– Этти? – выдохнула Айрис.
Марисоль кивнула, закрывая за ней дверь.
– Она в своей комнате.
Айрис взбежала по лестнице и постучала в дверь Этти. Ответа не было, и сердце девушки забилось сильнее от страха. Она приоткрыла дверь.
– Этти?
Комната была пуста, но окно осталось распахнутым, и ночной ветер играл занавесками. Айрис прошла в глубину комнаты и выглянула наружу. Ее подруга сидела на крыше с биноклем и любовалась звездами.
– Иди ко мне, Айрис, – сказала Этти.
– Не думаешь, что Марисоль убьет нас, если мы будем сидеть на крыше?
– Может быть. Но, по крайней мере, сделает это после войны.
Айрис, которая никогда не любила высоту, осторожно взобралась на крышу и села рядом с Этти. Некоторое время они молчали. Наконец Айрис мягко спросила:
– Ну и как на фронте?
– Отвратительно, – ответила Этти, по-прежнему глядя на звезды.
Айрис закусила губу. Мысли бешено вертелись в голове. «Я так рада, что ты вернулась! Я переживала за тебя. Это было неправильно – остаться здесь без тебя…»
– Хочешь об этом поговорить? – нерешительно спросила Айрис.
Мгновение Этти молчала.
– Да, но не сейчас. Мне нужно еще самой все обдумать.
Она опустила бинокль.
– Вот, взгляни, Айрис.
Айрис взяла бинокль. Поначалу все было темным и размытым, но Этти показала, как настраивать фокус, и мир вдруг взорвался сотнями звезд. Затаив дыхание, Айрис изучала созвездия, и на ее губах заиграла улыбка.
– Это прекрасно, – сказала она.
– Моя мама преподает астрономию в университете Оута, – пояснила Этти. – Она показывала нам с братьями и сестрами, где какие созвездия.
Айрис еще несколько секунд изучала небо, затем вернула бинокль Этти.
– Я всегда восхищалась звездами, но я плохо нахожу созвездия.
– Весь фокус в том, что сначала нужно найти северную звезду. – Этти показала вверх. – Как только найдешь ее, с остальными будет гораздо легче.
Девушки снова замолчали, глядя на звезды. Наконец Этти шепотом нарушила тишину:
– У меня есть секрет, Айрис. И я раздумываю, рассказать ли его тебе.
Айрис перевела на нее взгляд, удивленная признанием.
– Тогда мы будем на равных. У меня тоже есть секрет. И я расскажу тебе свой, если расскажешь ты.
Этти фыркнула.
– Хорошо. Убедила. Но чур ты первая.
Айрис начала рассказывать о своей волшебной печатной машинке и переписке с Карвером.
Этти слушала разинув рот, а затем лукаво улыбнулась.
– Так вот почему ты спрашивала насчет влюбленности в незнакомца.
Айрис хихикнула, немного смутившись.
– Знаю, это звучит…
– Прямо как в романе? – с усмешкой предположила Этти.
– В жизни он может оказаться ужасным.
– Правда. Но его письма говорят об обратном, насколько я понимаю?
– Да, – вздохнула Айрис. – Я все больше к нему привязываюсь. Я рассказываю ему такое, чего никогда бы не поведала никому другому.
– Это странно. – Этти поерзала на крыше. – Интересно, кто он.
– Парень по имени Карвер. Вот и все, что я знаю. – Айрис помолчала, снова глядя на звезды. – Ладно. Теперь твоя очередь.
– Ну, мой секрет вовсе не такой эффектный, как твой. Мой отец музыкант. Много лет назад он научил меня играть на скрипке.
Айрис сразу вспомнила ограничения на струнные инструменты в Оуте, введенные из страха перед вербовкой Энвы.
– Когда-то я думала, что смогу получить место в симфоническом оркестре, – начала Этти. – Я репетировала по много часов, порой стирая до крови пальцы. Я хотела этого больше всего на свете. Но, конечно, в последний год, когда разразилась война, все изменилось. Все вдруг испугались, что могут пасть жертвами песен Энвы, и в Оуте начались гонения на музыкантов, словно мы зачумленные. К нам домой пришел констебль, чтобы конфисковать все струнные инструменты. Можешь представить, сколько их было у нас дома. Я же говорила, что старшая из шести детей, и отец безумно хотел, чтобы все его дети научились играть хотя бы на одном инструменте.
Но папа подготовился к конфискации. Он отдал все струнные, кроме одной скрипки, которую спрятал в тайнике в стене. Он сделал это ради меня, потому что знал, как сильно я ее любила. И он сказал мне, что я по-прежнему могу играть, только не так много. Мне придется уходить в подвал и играть там днем, пока мои братья и сестры в школе, а в городе шумно. И никто, даже мои младшие братья и сестры не должны об этом знать.