Божественные соперники — страница 8 из 59

Айрис сжала под столом кулаки так, что ногти впились в кожу.

Фореста никак нельзя было назвать «слабовольным индивидуумом».

Когда прошлым летом Дакр начал нападать на один город за другим, канцлер и жители Западного округа воззвали о помощи. «Он настигает нас! – кричали они сквозь трескотню помех на телефонных линиях. – Он убивает, если мы не соглашаемся склониться перед ним, сражаться за него. Помогите!»

Временами Айрис все еще было стыдно, когда она думала о том, как неохотно жители востока отзывались на этот крик. Но неприглядная правда заключалась в том, что граждане Оута не поверили новостям о возвращении Дакра. Не поверили, пока на улицах не зазвучала музыка Энвы с вплетенными в нее откровениями. Южный и Центральный округа откликнулись первыми, сочтя, что если прислать подмогу, то Дакра можно будет сокрушить прежде, чем он сровняет запад с землей.

Бога недооценили. Недооценили численность верующих, которые предпочтут сражаться на стороне Дакра.

Так началась война. Она разворачивалась стремительно и безжалостно. Пока Оут дремал, запад пылал в огне. И тем не менее, несмотря на бесчисленные темные километры, разделяющие восток и запад, Форест был одним из первых добровольцев.

Где он сейчас, в этот самый момент? Спит в пещере, кутаясь в шинель, лежит раненый в госпитале или закован в кандалы во вражеском лагере? А его сестра тем временем сидит в безопасности за письменным столом, печатая объявления, некрологи и статьи.

Жив ли он еще?

* * *

Через час Зеб вызвал Айрис в свой кабинет.

– Я дам тебе три дня, Уинноу, – сказал он, сцепив пальцы домиком на столе. – Три дня, чтобы написать эссе. Тема – на твое усмотрение. Если у тебя выйдет лучше, чем у Китта, я опубликую эссе и всерьез задумаюсь над тем, чтобы взять тебя колумнистом.

Айрис не могла поверить. Задание на свободную тему. Он так редко давал подобные! Но потом вспомнила, что Зеб недавно говорил, и чуть не выпалила то, что было у нее на уме.

«Я напишу об этих слабовольных индивидуумах».

– Уинноу?

Айрис поймала себя на том, что хмурится, стиснув зубы.

– Да, спасибо, сэр.

Выдавив улыбку, она вернулась за свой стол.

Нельзя было упустить повышение. А это означает, что нельзя злить Зеба темой эссе. Нужно написать что-то такое, что он захочет опубликовать.

Свободная тема внезапно показалась слишком узкой.

* * *

– Вот ты где.

Голос Романа застиг ее на выходе из вестибюля. Уже сгущались сумерки.

Айрис вздрогнула, когда он, подстроившись под ее шаг, пошел рядом.

– Чего тебе, Китт? – вздохнула она.

– Тебе больно?

– Прошу прощения?

– Ты весь день хромаешь.

Она подавила желание опустить взгляд на ноги в этих ужасных маминых ботильонах с острыми носами.

– Нет, я в порядке. Чего тебе?

– Хочу поговорить про Отри. Он дал тебе задание на свободную тему, да? – спросил Роман, прокладывая для них обоих путь сквозь толпу на тротуаре.

Если по-честному, то он должен знать.

– Да. И это не какая-то особая уступка.

– О, неужели?

Девушка остановилась, вызвав шквал проклятий от прохожих, вынужденных теперь обходить их с Романом.

– И что же это должно означать? – резко спросила она.

– Именно то, что я сказал.

Начали загораться уличные фонари, озаряя его лицо янтарным светом. Айрис злило то, что он такой красивый. И злило то, как смягчается ее сердце, когда Китт смотрит на нее.

– Отри дает тебе особую уступку, чтобы повысить тебя, а не меня.

Вся мягкость исчезла, оставив ссадины.

– Что? – вырвалось у Айрис. У слова был вкус меди, и до нее дошло, что прокушенная губа снова кровоточит. – Как ты смеешь говорить мне такое!

Роман хмуро смотрел на нее, сунув руки в карманы плаща.

– Мне казалось, что это место будет честно заслужено, и я не…

– Что ты имеешь в виду под «уступкой»?

– Он жалеет тебя! – сердито воскликнул Роман.

Айрис похолодела. Его слова глубоко задели ее. Мороз из груди распространился к рукам. Девушка задрожала, надеясь, что Роман этого не заметит.

– Отри жалеет меня. Почему же? Потому что я девушка из низов, которая работает в газете, ничего не смысля в журналистике?

– Уинноу, я…

– По-твоему, мне следовало мыть посуду в ресторане? Или работать уборщицей, натирать полы, стоя на четвереньках, чтобы по ним ходили такие люди, как ты?

Его глаза вспыхнули.

– Я никогда не говорил, что ты не заслуживаешь работы в «Вестнике». Ты чертовски хорошо пишешь. Но ты бросила школу в последнем классе и…

– Почему это так важно? – воскликнула она. – Или ты из тех, кто судит людей по их прошлому? По тому, в какую школу они ходили? Ты смотришь только на это?

Роман молчал, застыв так неподвижно, что Айрис подумала, не обратила ли она его в камень.

– Нет, – наконец сказал Китт, но голос его звучал как-то странно. – Но на тебя нельзя полагаться. Ты опаздываешь, пропускаешь задания, и ты неопрятная.

Девушка отступила на шаг. Не хотелось, чтобы он почувствовал, как сильно ранили его слова.

– Понимаю. Что ж, приятно знать, что если я получу должность, то только из жалости. А если колумнистом станешь ты, то только благодаря тому, что твой богатый отец сможет подкупить Отри.

Развернувшись, она пошла прочь против течения толпы. На мгновение мир расплылся, и она поняла, что слезы обжигают глаза.

«Ненавижу его».

Она услышала, как Роман зовет ее сквозь гул разговоров и звонки трамвая. Люди вокруг толкались плечами.

– Погоди, Уинноу! Не убегай от меня!

Она растворилась в толпе прежде, чем Роман смог ее догнать.

6Ужин с любимыми (и не очень) людьми

Всю дорогу домой у Айрис не выходило из головы то, что наговорил Роман. Войдя в квартиру, она не заметила, что горят все свечи и пахнет ужином, пока не появилась мама в своем лучшем платье, с завитыми волосами и накрашенными губами.

– А вот и ты, солнышко. Я уже начала волноваться. Ты пришла домой на час позже!

Мгновение Айрис просто пялилась, переводя взгляд с мамы на ужин, накрытый на кухонном столе.

– Мы ждем гостей?

– Нет. Сегодня будем только ты и я, – ответила Эстер, помогая дочери снять плащ. – Я подумала, мы можем устроить особый ужин. Как бывало в прошлом.

Когда Форест еще был с ними.

Айрис кивнула. В животе заурчало, когда она поняла, что мама купила еду в ее любимом ресторане. На блюде лежало жареное мясо с овощами и блестящие от сливочного масла булочки. У Айрис потекли слюнки, когда она усаживалась за стол, а Эстер накладывала еду ей в тарелку.

Давно мама не готовила и не покупала ужин. Хотя Айрис хотела быть осторожной, она так истосковалась по горячей, сытной еде. По разговорам с трезвой матерью. По минувшим дням до отъезда Фореста и до того, как Эстер начала пить.

– Расскажи о работе, солнышко, – попросила мама, усаживаясь за стол напротив.

Айрис откусила кусочек. Как маме удалось заплатить за такой пир? И тут до нее дошло: наверное, на эту еду пошли деньги за радио бабули. И на выпивку, скорее всего. Еда вдруг стала на вкус как пепел.

– В последнее время я работаю над некрологами, – призналась Айрис.

– Чудесно, дорогая.

Айрис не описала бы свою работу над некрологами как «чудесную» и не ответила, разглядывая Эстер.

Для Айрис мама всегда была красавицей: округлое лицо, каштановые волосы и обаятельная широкая улыбка. Но сейчас ее глаза блестели, словно она смотрела, но на самом деле не видела. Айрис поморщилась, поняв, что мама не совсем трезвая.

– Расскажи мне про «Трибуну», – сказала Эстер.

– Мама, я вообще-то работаю в «Вестнике».

– Ах, ну конечно. Про «Вестник».

Айрис стала рассказывать то одно, то другое, но только не про Романа. Как будто его и не существовало вовсе, но его слова продолжали звучать в голове. «Ты неопрятная».

– Мама? – начала Айрис и нерешительно замолчала, когда Эстер подняла на нее взгляд. – Поможешь завить мне волосы?

– С удовольствием, – ответила мама, поднимаясь из-за стола. – Кстати, я купила себе новый шампунь. Мы вымоем тебе волосы и накрутим на мои бигуди. Идем в ванную.

Айрис взяла свечу и пошла за ней. С небольшими сложностями Эстер удалось вымыть голову дочери над ванной. На это ушло ведро дождевой воды. Потом они отправились в спальню матери, и Айрис села перед зеркалом.

Она закрыла глаза, пока Эстер расчесывала колтуны в ее волосах. В этот момент забылись и мозоли на пятках, и печаль на сердце. Форест скоро вернется домой из часовой мастерской, мама включит радио, и они будут слушать вечерние передачи и музыку.

– Положила глаз на кого-то на работе? – спросила Эстер, разделяя длинные волосы дочери на пряди.

Айрис резко открыла глаза.

– Нет. Почему ты спрашиваешь, мама?

Эстер пожала плечами.

– Просто интересно, почему ты попросила завить тебе волосы.

– Это для себя. Надоело выглядеть неряхой.

– Никогда не считала тебя неряхой, Айрис. Никогда. – Мама начала закреплять первый локон. – Тебе это сказал какой-то парень?

Айрис вздохнула, глядя на отражение Эстер в заляпанном зеркале.

– Возможно, – наконец призналась она. – Он мой конкурент. Мы оба претендуем на одну должность.

– Позволь предположить. Он молодой, красивый, учтивый и знает, что ты пишешь лучше него, поэтому из кожи вон лезет, чтобы тебя отвлечь и расстроить.

Айрис чуть не рассмеялась.

– Откуда ты знаешь, мама?

– Мамы знают все, солнышко, – подмигнула Эстер. – И я ставлю на тебя.

Айрис улыбнулась, удивленная тем, насколько подбодрили ее слова матери.

– Ну-ну. Если бы твой брат узнал, что какой-то парень сказал тебе такое… – Эстер поцокала языком. – Он бы легко не отделался. Форест всегда вступался за тебя.

Айрис заморгала, прогоняя слезы. Может, слезы подступили потому, что она впервые за долгое время по-настоящему разговаривала с мамой. А может, из-за того, что ласковые пальцы Эстер пробуждали воспоминания. Или потому что Айрис наконец-то сидела с полным желудком и чистыми волосами. Но брат практически предстал перед ней, словно в зеркале промелькнуло его отражение.