«Не знаю. Тебе видней».
Дуду еще раз простонал и затих. А потревоженная Пиви, забыв о париках, с тоскливым любопытством уставилась на эту несчастную, которая с таким упорством лезла по доброй воле в когти Дракону. И правда – зачем?…
Папаша Муниц тоже впился в сестру трактирщика ожидающим взглядом.
Кру Таум ловко разложила пыльный мешок на треноге, деревянными трубочками кверху. Затем нашарила ногою педаль, которая обнаружилась при одной из опор треноги, и принялась ритмично нажимать на нее, отчего мешок зашипел и начал раздуваться. Катти помогала ему, расправляя складки, пока он не принял шарообразную форму и верхние трубочки не растопырились во все стороны самым угрожающим образом.
Декорации были забыты. Аглюс, придя за очередной ношей, задержался посмотреть; следом за Волчком выбрался из фургона Титур; вынырнула откуда-то Иза, сказала: «Батюшки!», увидев ощетинившийся мешок, и, конечно, осталась тоже.
Все, включая Папашу Муница, стояли и глазели на чудной гамадун как завороженные. Кру Таум тем временем отважно изловила одну из трубочек, ту, что была длиннее прочих, с изогнутым концом, и дунула в нее, нажав одновременно на три кнопки с правого боку.
Кожаный шар испустил протяжный трехголосый вопль, на удивление звучный. Похожий на зов охотничьего рога и стенание разом. А потом ловкая маленькая женщина, разрумянившись, забегала пальцами по правым кнопкам, продолжая подкачивать педалью воздух, и чудо-мешок запел.
Кру Таум не обманула – звучать он должен был, судя по отдельным нотам, приятно. Когда бы не хрипел, как старый пьяница, не кашлял, и кое-какие звуки не пропадали вовсе, переходя в жалостливый сип. Из-за этого мелодия колыбельной, которую играла Катти, угадывалась с трудом, и то лишь потому, что каждому нибурцу была знакома с детства, как голос матери.
На хрипы и стоны гамадуна сбежались все, кого тут еще не было. Как сказал бы Дракон, не будь он сам увлечен, – «оглохнуть и ослепнуть готовы, лишь бы не работать!..» Но кру Таум, озабоченно покачав головой, быстро прекратила игру.
Она пересчитала грозно пошевеливаемые выходящим воздухом трубочки и сказала, что не хватает двух штук. Дракон отправил Волчка с Титуром на поиски, и одна вскоре нашлась – в том же углу, что и сам гамадун. Катти воткнула ее в надлежащее отверстие, после чего сипов с хрипами сделалось вполовину меньше и в том, что это и вправду приятный музыкальный инструмент, сомнений ни у кого не осталось. Но, чтобы найти вторую трубочку, требовалось, похоже, перетряхнуть весь хлам, который успел скопиться в фургоне за годы скитаний и даже слежался местами в окаменелые пласты.
– Вот этим и займись, – приказал кру Таум Папаша Муниц, – когда парни вынесут декорации!
Командный тон его, как и внезапный переход на «ты», означал, что антрепренер уже считает Катти своей собственностью и что труппа «Божественного» театра приняла ее в свои многострадальные ряды…
Пиви Птичка вздохнула.
Отвела взгляд от новой подруги по несчастью и снова принялась водить гребнем по парику. Бедняжку можно только пожалеть. А беспокоиться не о чем. Даже если эта самая кру Таум – и впрямь еще одна охотница за универсусом, кто сказал, что ей повезет больше, чем другим?…
Искать недостающую трубочку Катти не пришлось.
Точно такой же инструмент, только в полной сохранности, лежал на чердаке дома Таумов – когда-то на нем играл Имар, который и научил жену нескольким простым мелодиям. Сообщив об этом Дракону, кру Таум получила милостивое разрешение сходить за собственным гамадуном, а увечным театральным заняться как-нибудь на досуге.
Дневной и вечерний спектакли были даны уже с музыкальным сопровождением.
Катти, сидя за кулисами, старательно пускала в ход гамадун в указанных местах. Того немногого, что она умела из него извлечь, оказалось вполне достаточно – король Игал отправился на войну под аккомпанемент веселенького марша; его неверная королева встретилась с любовником под нежные звуки пасторальной песенки о пастушке. Открытие королем супружеской измены сопровождалось заунывной рыцарской балладой. И «умерли» все в конце под пугающие трагические аккорды, извлеченные Катти в порыве вдохновения из левых, басовых кнопок гамадуна.
То, что педаль при накачивании отчаянно скрипела, не мешало ровным счетом никому – ни публике, ни актерам. В восторге были все, даже Папаша Муниц, который, правда, чувства свои скрывал весьма умело, зато после вечернего спектакля назначил счастливо обретенной музыкантше жалованье, о коем до той поры не заикался.
– Вы молодец, Катти, – сказал Волчок, когда антрепренер с женой отправились ночевать в гостиницу, а труппа «Божественного», задержавшись в театральном амбаре, принялась выпивать по традиции за успех новенькой.
– Ты, – поправила она, чувствуя себя уже почти своей в этом веселом братстве.
Полоумными здесь были все – на взгляд байемских обывателей. И, поскольку ни на чье место Катти не претендовала, заняв свое, единственное, приняли ее радушно, по-дружески. Не скупились на комплименты, учили, как держать себя с Драконом и Коброй, рассказывали о тяготах бродячей жизни, давали советы… Приятно, что ни говори, быть равной среди равных, не белой вороной и не посмешищем.
– Ты молодец, – повторил Волчок, которого здесь почему-то называли Князем. – Скандала не боишься?
– Нет, – покачала головой Катти. – Успела подготовиться. Спасибо тебе.
– Ну-ну, – ухмыльнулся он. – Себе скажи спасибо. Я сразу понял, что в тебе черт сидит.
– За черта! – поднял свой стакан Аглюс Ворон.
– За храбрость! – подхватила Тала Фиалка.
– За музыку! – воскликнул Титур Полдень.
– За дружбу! – пропела Иза Стрела.
– За верность! – провозгласил Беригон Ветер.
И только Пиви Птичка, как всегда, промолчала.
Глава 5
Скандал, конечно же, состоялся – на следующее утро.
Хотя Катти таилась за кулисами, бдительные взоры байемцев отыскали ее и там. Трактирщику Буну о нарушении его сестрой всех приличий – «податься в актерки, ну и ну! Известно, каковы у них нравы!..» – доложили без промедления. И, примчавшись на рассвете в гостиницу «Зеленый шатер», тот начал ломиться в номер к сестре с призывами не позорить семью и вернуться домой.
Заслышав шум, на помощь Катти выскочили из своих комнат «благородный отец» Полдень и красавица Фиалка.
Остальные по разным причинам задержались. Папаша Муниц счел ниже своего достоинства снова объясняться с трактирщиком и выйти решил только в том случае, если тот потащит сестру домой силой. Жене его Кобре было лень подняться с кровати. Иза Стрела побаивалась скандалов, поэтому не вышла сама и придержала мужа, но ухо и глаз из-за двери все-таки выставила.
Пиви Птичка вообще никогда и ни во что не вмешивалась. «Злодей» Ворон в гостинице отсутствовал, неся вахту при фургонах. Капитан Хиббит же, догадываясь, что вид потерянного работника способен лишь разозлить Корхиса еще больше, ждал того же крайнего случая, что и Муниц.
До применения силы дело, однако, не дошло, и ничья помощь Катти не потребовалась.
Объяснения с братом было не избежать, она понимала это. И, как и сказала накануне Волчку, успела подготовиться.
Разбуженная стуком и воплями, Катти неторопливо встала, оделась, расчесала кудри (двое защитников тем временем тщетно уговаривали Корхиса успокоиться) и только потом бестрепетно отворила дверь.
Выглядела она при этом так, что Корхис запнулся на полуслове.
Маленькая Катти держала спину прямо, словно какая-нибудь принцесса. И столько горделивого достоинства было в ее взгляде и во всей худенькой фигурке, что трактирщику померещилось даже, будто со вчерашнего дня сестра его стала выше ростом.
Она остановилась на пороге. Опешивший Корхис оттолкнуть ее и ворваться в номер не посмел.
– Что тебе нужно? – спросила Катти тоном одновременно приветливым и прохладным. – Я ведь оставила записку, что уезжаю. Ты не нашел ее?
– Нашел! – ответил Корхис, слегка придя в себя. – Как ты могла…
Катти перебила:
– Почему же ты поднял здесь такой крик, что мне стыдно за тебя перед людьми?
Корхис изумился.
– Тебе стыдно?
– Представь себе, мне. Чем я это заслужила?
– Да ты!.. – начал он.
– Я – свободный человек, – сказала Катти. – В здравом уме. И могу делать все, что захочу.
– Ну нет! – крикнул Корхис, распаляясь. – Я не позволю…
– Позволишь, – снова перебила Катти. – Потому что лучше тебе не ссориться со мной, брат. – Она покачала головой. – Вдруг я захочу уехать из Байема навсегда?… В таком случае мне придется продать дом и мастерскую Таумов, которые семь лет приносят тебе доход.
Трактирщик остолбенел.
Угроза была нешуточной.
Разумеется, Катти Таум имела все права на собственность мужа, в том числе на ее продажу. Но Корхис за прошедшие годы об этом подзабыл, привыкнув пользоваться доходами сестры как своими. И лишь сейчас, когда она так решительно заговорила об этом, он понял, что Катти не только может продать дом и мастерскую. Но сделает это наверняка… тихую и кроткую сестру было не узнать!
Взгляд твердый и спокойный, тон уверенный… Что за бес в нее вселился?
Корхис озадаченно похлопал глазами.
Удивляться, впрочем, было не время. Требовалось спасать положение. И он быстренько сменил гнев на милость.
– Катти, дорогая, – сказал льстиво, – разве я пришел с тобой ссориться?
Она понимающе усмехнулась.
– Надеюсь, что нет.
– Я всего лишь хотел узнать, все ли у тебя в порядке. Довольна ли ты новым местом? Вдруг ты ушла не по своему желанию… – трактирщик метнул красноречивый взгляд на красавчика Беригона, который, не утерпев, отодвинул Изу и тоже высунулся в коридор, – …а поддавшись чьим-то лживым уговорам…
– У меня все в порядке, – сказала Катти. – Правда, нужно сделать еще кое-что до отъезда – написать доверенность, например, которая позволит тебе и впредь распоряжаться моим имуществом… Не знаю, успею ли?