Звякнула лютня, и хорошо знакомый Рейневану голос запел громко и звучно:
Prawda rzecz Krystowa,
łeż — antykrystowa
Prawdę popi tają
I że się jej lękają,
łeż pospólstwu bają!
Люди начали смеяться, подхватывать припевку. Алебардники и драбы метались во все стороны, ругались, толкали и били древками, прочесывали площадь в поисках крикунов. Впустую.
У Рейневана было больше шансов. Он знал, кого искать.
— Бог в помощь, Тибальд Раабе.
При звуке его слов голиард подскочил, ударился спиной о переборку, напугав стоящего за ней коня. Конь хватанул копытом по стене конюшни, захрапел, другие кони подхватили.
— Панич Рейнмар… — Тибальд Раабе перевел дыхание, но был все так же бледен. — Панич Рейнмар! В Силезии? Глазам своим не верю!
— Я его знаю, — сказал спутник голиарда, карлик в капюшоне. — Я его уже видел. Два года назад на Гороховой Горе, на слете по случаю праздника Мабон. Или, как говорите вы, aequinoctium[179]. С красивой девушкой он был. Получается, это свой.
Он откинул капюшон. Рейневан невольно вздохнул.
Яйцеобразную и удлиненную голову существа — в том, что это не человек, сомнений быть не могло, — украшала щетинка рыжеватых волос, жестких, как ежовые колючки. Картину дополнял нос, искривленный, как у папы римского на гуситской листовке, и вылупленные, покрытые красными жилками глаза. И уши. Большие уши. Настолько большие, что слово «колоссальные» само просилось на язык.
Существо захохотало, видимо, радуясь произведенному эффекту.
— Я мамун, — похвалился он. — Не говори, что не слышал.
— Слышал. Только что, на рынке. Значит, правда то, что о вас говорят…
— Что мы можем по собственному желанию направлять звук?
Мамун раскрыл рот, но его басистый голос загремел за спиной Рейневана, который аж подпрыгнул от изумления.
— Конечно, можем. — Мамун радостно усмехнулся, а голос долетел откуда-то сбоку, из-за конюшенных переборок. — У нас это получается очень легко. В давние времена мы таким образом заманивали странников на болота, — продолжало существо, а его голос всякий раз долетал с другого места: из-за стены, из-под кучи соломы, с чердака. — Ради развлечения. Теперь тоже мамим[180], но реже, приелись нам шуточки, сколько ж можно, кур его забери. Но порой искусство бывает полезным…
— Видел и слышал.
— Пойдем выпьем что-нибудь, — предложил Тибальд Раабе.
Рейневан сглотнул, мамун захохотал, натянул на голову облегающий капюшон.
— Не бойся, — улыбнувшись, пояснил голиард. — Это уже испытано. Если кто-то удивляется, мы говорим, что он иностранец. Прибывший издалека.
— Из Жмуди. — Карлик высморкался, вытер нос манжетом. — Тибальд даже придумал мне жмудскую кличку. В действительности меня зовут Малевольт, Йон Малевольт. Но при людях называй меня Бразаускасом.
Корчмарь поставил на стол очередной кувшин, в очередной раз с любопытством взглянул на мамуна.
— Как там у вас дела, в вашей Жмуди? — не выдержал он. — Тоже такая дороговизна?
— Еще побольше, — серьезно ответил Йон Малевольт. — За какого-нибудь зачуханного медведя уже требуют пятнадцать грошей. Я б перебрался в ваши края навсегда, но тут немного сильновато разбавляют налитки.
Корчмарь отошел, ничто не говорило о том, что он понял намек. Тибальд Раабе чесал голову. Он внимательно выслушал рассказ Рейневана. Сосредоточенно, ни разу не прервав. Казалось, был погружен в воспоминания.
— Дорогой Рейнмар, — проговорил он наконец, отбросив нервирующую манеру титуловать его паничем. — Если ты ожидаешь от меня совета, то он будет прямо-таки банально простым. Убегай из Силезии. Я предупреждаю: у тебя здесь множество врагов, да ты и сам прекрасно знаешь. Именно из-за них ты здесь, правда? Тогда послушай доброго совета: беги в Чехию. Твои враги слишком могущественны, чтобы ты мог им навредить.
— Серьезно?
— Да, к сожалению. — Голиард быстро взглянул на него, почти пронзил взглядом. — Особенно Ян, князь Зембицкий, это чуточку высоковато для тебя. Я знаю, он лишил тебя всего, я видел, во что он превратил красильню господина Петра. И достаточно много знаю об обстоятельствах смерти Адели Стерчевой, чтобы понять твои намерения. И советую: забудь о них. Для князя Яна твоя месть — это, прости за сравнение, все равно как если б собака на солнце лаяла.
— Слишком скоропалительные выводы. — Рейневан опорожнил кубок вина, действительно малость излишне разбавленного. — Слишком опрометчивы, Тибальд. А может, у меня в Силезии другие задачи и дела, другая миссия? Ты хочешь меня отговорить? Ты? После того, что я видел сегодня на немчанском рынке?
Мамун захохотал.
— А здорово это было? — ощерил он кривые зубы. — Они мотались в толпе, как легавые псы, вертелись, как, прости, говно в проруби.
— Такая уж работа. — Тибальд Раабе был более серьезен. — Агитация — вещь важная. А Малевольт, как ты видел, сотрудничает, помогает мне. Поддерживает наше дело. Разделяет убеждения.
— О! — заинтересовался Рейневан. — Ты говоришь об учении Виклефа и Гуса? Ликвидации главенства папства? Коммунии — sub utraque specie (под двумя видами) и модификации литургии? Необходимости церковной реформы?
— Нет, — прервал мамун. — Ничего из этого. Я не идиот, а только идиот может верить, что ваша церковь поддается реформированию. Однако я поддерживаю все революционные движения и вспышки. Ибо цель — есть ничто, движение же — все. Необходимо сдвинуть с оснований глыбу мира. Вызвать хаос и замешательство! Анархия — мать порядка, курва ее мать. Да рухнет старый порядок, да сгорит он до основания. А под пеплом останется сияющий бриллиант, заря извечной победы.
— Понимаю.
— Как же. Корчмарь! Вина!
На корчмаря, о диво, кажется, подействовало ехидство Малевольта, потому что он начал подавать им менее разбавленное вино. Последствия не приказали себя долго ждать — подделывающийся под жмудинца мамун захрапел, опершись о стену. А поскольку и постоялый двор опустел, постольку Рейневан решил, что пора поговорить откровенно.
— Мне необходимо место, в котором я мог бы укрыться, Тибальд. Причем на время скорее долгое, чем короткое. До Wynachten[181]. Возможно, дольше.
Тибальд Раабе вопросительно поднял брови. Рейневан, не дожидаясь более явного поощрения, изложил ему события в Тепловодах. Не упуская деталей.
— У тебя в Силезии многочисленные враги, — подвел не столь уж неожиданный итог голиард. — На твоем месте я б не скрывался, а смотался отсюда куда глаза глядят. По меньшей мере в Чехию. Ты не думал о такой возможности?
— Я должен… хм-м… остаться. — Рейневан отвел взгляд, не очень зная, сколько он может выдать. Однако Тибальд Раабе был стреляный воробей.
— Понимаю, — многозначительно подмигнул он. — У нас есть приказы, да? Я знал, что Неплах сумеет тебя использовать. Этого я ожидал. Этого же ожидал и Урбан Горн. Горн также догадывается, в чем тут дело.
— А в чем, если можно спросить?
— В Фогельзанге.
— Что такое Фогельзанг?
— Хм… кхм… — Тибальд неожиданно закашлялся, озабоченно почесал нос. — Не знаю, должен ли я тебе это говорить. Ну, коли спрашиваешь, значит, Флютек тебе не сказал. А мне сдается, тебе полезнее и не знать.
— Что такое Фогельзанг?
— В 1423 году, — объяснил Гжегож Гейнче прислушивающемуся к нему Лукашу Божичке, — Ян Жижка приказал создать группы для специальных заданий, которые следовало выслать за пределы Чехии, на территорию врага, куда Жижка уже в то время намеревался перенести борьбу за Чашу. Группам предстояло действовать в глубокой тайне, совершенно независимо от обычных шпионских сетей. Единственной их задачей была подготовка почвы для планируемых нападений на сопредельные страны. Они должны были помогать идущим в рейды таборитам диверсиями, саботажем, актами террора, распространением паники.
Группы были созданы, и их выслали. В Ракусы, в Баварию, в Венгрию, в Лужицу, в Саксонию. И в Силезию, разумеется. Силезская группа получила криптоним…
— Фогельзанг… — шепнул Божичко.
— Фогельзанг, — подтвердил Тибальд Раабе. — Как я сказал, группа получала приказы исключительно от верховного вождя. Контакт поддерживали посредством специальных связных. Случилось, что связной Фогельзанга скончался. Был убит. И тогда связь прервалась. Фогельзанг попросту исчез.
Объяснение напрашивалось само: группа опасалась предательства. Каждый новый связной мог быть подставным провокатором, такие подозрения подкрепляла волна арестов, коснувшаяся созданных Фогельзангом сетей и подгрупп. Неплах долго размышлял над тем, кого послать. Кому Фогельзанг поверит и доверится.
— И надумал, — кивнул головой Рейневан. — Потому что тем связным был Петерлин. Правда?
— Правда.
— Неплах считает, что этот глубоко законспирированный Фогельзанг приоткроется мне? Только потому, что Петр был моим братом?
— Хоть и минимальный, но такой шанс имеется, — серьезно подтвердил голиард. — А Флютек в отчаянии. Известно, что Прокоп Голый давно планирует рейд в Силезию. Прокоп очень рассчитывает на Фогельзанг, учитывает эту группу в своей стратегии. Он должен знать, не…
— Не предал ли Фогельзанг, — докончил в проблеске догадки Рейневан. — Группа могла быть раскрыта, ее члены схвачены и перевербованы. Если пытающийся найти группу связной провалится… То есть если я провалюсь, если меня поймают и казнят, то предательство будет доказано. Я прав?
— Прав. И что ты теперь ответишь на мой совет? Отнесешься к нему серьезно и убежишь отсюда, пока цел?
— Нет.
— Тебя подставляют под удар. А ты позволяешь себя подставить. Как наивный ребенок.
— Важно дело, — проговорил после долгого молчания Рейневан, и голос у него был как у епископа в праздник Тела Господня.