И тогда Волков сделал жест, предлагающий тому отъехать в сторону. Фон Фезенклевер последовал предложению и проехал несколько шагов за генералом.
– Друг мой, прошу вас ответить всего на один вопрос, – мягко произнёс Волков.
– Не могу обещать вам, генерал, – отвечал посыльный, – но попытаюсь быть с вами честным.
– Приказ оставить моих солдат за городской стеной отдал сам герцог? Лично?
Посыльный некоторое время молчал, раздумывая, а потом ответил:
– Нет, не сам, но кто его отдавал от имени Его Высочества, я вам, к моему глубочайшему сожалению, сказать не могу.
– Этого с меня достаточно, – барон фон Рабенбург улыбнулся, протянул молодому барону фон Фезенклеверу руку для рукопожатия, и тот с почтением и поклоном пожал её.
Как только господа посыльные отъехали, Волков подозвал к себе Рене и сказал тому:
– Друг мой, придётся вам остаться с нашими людьми тут, – он протянул полковнику кошель, – купите им вина, пива и свинины. Пусть пожарят себе.
На этот раз Рене сразу согласился. А генерал продолжал:
– Капитан Вилли, отберите сорок лучших мушкетёров мне в охрану. Они пойдут со мной.
– Придётся стрелять? – на всякий случай уточнил молодой капитан.
– Только холостыми. Поставьте их сзади и будьте при них, пусть стреляют через каждые пятьсот шагов, – отвечал барон. – Дорфус, трубачей и барабанщиков мы тоже берём с собой. Пусть идут впереди меня. Трубачи пусть играют «под знамя». А барабанщики «вперёд».
Недоброжелатели, а их у него было в столице герцогства немало, очень не хотели, чтобы он вошёл в город победителем. Может, ему и нужно было вести себя поскромнее, но уж очень захотелось генералу утереть им все их благородные носы. Очень захотелось.
– Всё, вперёд, – произнёс он и даже указал на городские ворота, как на боевую цель.
Как только он въехал в ворота, на небольшой колокольне красивенькой и опрятной церкви святого Марка, что стояла на въезде в город, звонко и раскатисто ударили колокола. Кто-то, может и неумело, но с большим жаром дёргал верёвки на колокольне. И тут же пронзительно, перекрывая колокольный звон, запели трубы. А за ними застучали и барабаны. Люди, ждавшие въезда, пошли к воротам. И тут же закричали напуганно, а потом стали смеяться, когда первый свой залп в небо по команде молодого капитана дали вошедшие в город мушкетёры.
Глава 30
Конечно, это был не самый роскошный его проезд. Он вспоминал, как проезжал через прекрасный и шумный Ланн с великолепной ракой, захваченной им Фёренбурге, или как там же его встречали толпы горожан после победы над мужиками. Но и в этот раз всё было тоже достойно, даже несмотря на то, что кому-то хотелось, чтобы его успех был незаметен.
Едва он приближался к какой-нибудь церкви, как там тут же начинали звонить колокола. А трубы и барабаны только усиливали интерес бюргеров.
– Кто это? Что там? Никак у герцога праздник? – из домов и проулков выходили и зажиточные бюргеры, и всякая городская беднота. Они глазели на генерала и задавали друг другу вопросы: – Кто таков едет? Что за человек такой?
И на все эти вопросы отвечал майор Дорфус, который ехал впереди трубачей и барабанщиков; он останавливался, останавливая заодно и всю процессию, и кричал:
– Дорогу! Дорогу спасителю Фёренбурга от безбожника и людоеда ван дер Пильса… Дорогу рыцарю Божьему и генералу Его Высочества, человеку, которого прозывают Дланью Господней и Инквизитором, господину Фолькофу, барону фон Рабенбургу.
После чего все сорок мушкетёров давали холостой залп в воздух, пугая девиц и женщин.
Людей посмотреть на шествие сбегалось немало, и это было хорошо; не то чтобы Волкову нравилось внимание горожан или тешили его самолюбие взгляды молодых горожанок, но вот то, что это было ему полезно, – то было несомненно.
Пусть горожане узнают его получше.
Так и шли они ко дворцу герцога, но на широкой и красивой улице Бондарей, которая уже выходила прямо к резиденции Его Высочества, к нему прибежал сам глава городского магистрата Крамер с одним из секретарей. Волков не раз видел его на приёмах у герцога и раскланивался с ним. Теперь же магистр был напуган и тяжело дышал, посему говорил сбивчиво. Но уважительно.
– Господин генерал… – выдохнул он сразу, как только подбежал. – Велено вам запретить…
Тут же зеваки, десятки людей стали собираться на улице вокруг них. Молодые и особенно наглые лезли вперёд, чтобы слышать, о чём там разговаривают важные господа. Очень всем было интересно.
– Что? – не понял генерал, глядя на чиновника сверху вниз и не обращая никакого внимания на собирающихся бюргеров.
– Велено вам запретить шум! – разъяснил господин Крамер. Говорил он теперь громче, но уверенности в его голосе не прибавилось. – Велено сказать вам, чтобы вы поостыли, и в колокола не били, и народ барабанами и пальбой не смущали.
Люди же, услышав эти слова, стали возмущаться. Им явно был по душе этот небольшой парад с барабанами, трубами и ружейной пальбой.
– Вот как? – чуть склонившись с лошади и весьма холодно интересовался Волков. – И кто же мне это велит?
Такой вопрос для первого магистра города оказался неожиданным. Он даже и не знал, как на него ответить. Просто стоял, запрокинув голову вверх, чтобы видеть лицо генерала, и удивлялся: как же можно такое спрашивать? Велели и велели. Зачем уточнять?
Но для генерала этот вопрос был принципиальным. Только один человек в герцогстве мог приказывать ему.
– Вы, что же, не слышите меня? – всё так же холодно продолжил Волков. – Кто это мне запрещает шуметь? Неужто Его Высочество лично приказал вам бежать ко мне с подобным пожеланием.
– Да нет… – лепетал магистр.
– Что? Говорите громче, господин Крамер. Громче! – требовал барон, он хотел, чтобы зеваки тоже знали, кто запрещает процессию.
– Просто велено… – продолжал глава магистрата; ему явно не хотелось называть того, кто прислал его. Это вообще было не его дело. Ему и самому не нравилось это поручение. Он понимал, что люди генерала могут его и побить за такую дерзость. Но всё равно пошёл выполнять распоряжение. Видно, что лицо, пославшее его, было при дворе весьма значимым и влиятельным.
И генерал сжалился над городским чиновником, чтобы не унижать того на глазах у горожан, ведь Крамер мог быть ему полезен, и поэтому Волков заговорил:
– Господин первый магистр Крамер, только из уважения к вам я попрошу моих барабанщиков более не шуметь, а мушкетёров более не палить из мушкетов, но также я прошу и вас впредь не говорить мне о «повелениях» какого-либо лица, если то лицо не венценосное. Ибо никто, – тут Волков поднял палец к небу и уже почти кричал, чтобы собравшиеся люди его слышали. – Никто не имеет права мне повелевать или приказывать, кроме моего сеньора, герцога земли Ребенрее курфюрста Карла Оттона Четвёртого.
– Да-да, конечно, господин генерал, – магистр был рад, что всё так разрешилось, а посему кивал и кланялся.
Дальше он так и поехал, без труб, барабанов и выстрелов, но вот колокола всё так же звонили, а толпа на его пути всё также собиралась немалая.
Сам канцлер вышел во двор дворца его встретить. А с ним были едва ли не полдюжины разных господ из канцелярии, и это не считая секретарей разных министров. В общем, его встречали при дворе как важную персону. Вот только Фезенклевер ему ничего не сказал лишнего, он был показательно вежлив и нейтрален и сообщил барону, что Его Высочество сейчас занят и принять его не сможет. Волков, конечно, к этому уже был готов. Но сам факт того, что его вышел встречать сам канцлер, говорил о многом. Если бы генерала ещё и сразу принял и герцог, то это был бы уже настоящий триумф, которого так не желали те, кто посылал к нему Крамера с запретами шествия. Вот только генерал, вернувшийся с победой, не собирался торчать в приёмной своего сеньора; он произнёс:
– Как только я понадоблюсь Его Высочеству, пришлите за мной.
Тут Фезенклевер уже удивился:
– Вы не собираетесь подождать, пока Его Высочество освободится и примет вас?
Да, именно этого он делать не собирался.
– Я буду здесь рядом, в таверне «Шесть хвостов». Хочу привести себя в порядок, прежде чем предстану перед герцогом.
Весь вид канцлера так и говорил ему: вы уверены, вы понимаете, что делаете? Этот поступок весьма необдуманный, и если герцог вас не принимает, лучше быть в его приёмном зале и ждать, пока вас удостоят чести. А уйти сразу после отказа – так то будет шаг весьма независимый и дерзкий.
Но генерал и сам понимал всё это. Он знал, что делал. И знал, что будет делать впредь. Поэтому продолжил:
– Если Его Высочество найдёт для меня время, я тут же явлюсь по его желанию.
Сел на коня и уехал, зная, что его враги будут радоваться такому его поведению. Но теперь, после того как он сорвал наступление еретиков на Фёренбург и его статус при дворе должен был заметно подрасти, он мог себе это позволить. Тем более, что среди генералов и офицеров герцогства и ближайших земель, как и среди солдат, его авторитет теперь был очень высок. В этом он не сомневался. Ещё бы, много ли наберётся в мире людей, которые могли утереть нос прославленному вождю еретиков ван дер Пильсу! Вот то-то и оно, что таких было… по пальцам одной руки перечесть. И он был среди них.
Так он и уехал из резиденции курфюрста и остановился на постоялом дворе «Шесть хвостов». То была самая большая и богатая таверна рядом с замком. И ему встала в копеечку оплата номеров для офицеров и выезда, пришлось раскошелиться и на конюшню, и на стол для офицеров. Но искать что-то дешевле барону не хотелось. Гостиница славилась расторопной прислугой, отменной кухней и чистотой, также отсутствием клопов и, что было важно, хорошими конюхами. Как только он въехал в номер, так просил для себя ванну. Тут всё было недёшево, но генерал сейчас не считал денег. Он рассчитывал, что герцог покроет хотя бы эти мелкие его траты. Фёренбург того стоил.
Пока ванна готовилась, а он с офицерами в отдельном обеденном зале пил вино и ел сыры, к нему опять пришёл, как это ни странно, первый магистр города Крамер. Волков встретил его и даже предложил вина, от которого тот вежливо отказался. И тогда генерал спросил магистра с усмешкой: