Время уже шло к вечеру, а жара ещё и не отступила. Он велел принести себе несколько вёдер воды, думая освежиться перед ужином. И тут пришёл фон Готт и сообщил ему, что два господина из местных просят его о встрече.
— Что за господа? — сразу уточнил Волков.
— Фрейснер и Пилерон, кажется… Из военных оба, — коротко ответил оруженосец.
А в кадку Гюнтер и Кляйбер уже наносили воды, чистой и прохладной, он думал, как станет мыться сейчас, как после наденет чистое бельё, чистую одежду… Может быть, выпьет немного вина со льдом и отправится на ужин к красивой женщине.
Конечно, ему хотелось послать к чёрту этих визитёров, но генерал понимал, что сейчас он здесь не только гость маркграфини, он ещё и представитель дома Ребенрее, по сути, дипломат, которому надобно соблюдать этикет и быть вежливым, и посему он сказал Гюнтеру:
— Подай колет.
«Интересно, с чем пожаловали?».
Как сказал фон Готт: «…из военных оба». Фрейснер оказался генералом земли Винцлау, а господин Пилерон — капитаном городской стражи.
«Знакомиться, что ли, пришли? Может, на ужин хотят пригласить меня и моих офицеров? Мои товарищи были бы рады! Вот только не сегодня».
Волков, как и предполагает галантность, предложил им сесть, предложил вина, но визитёры, хоть и вежливо, но отказались: нет, спасибо, мы по делу. И вид их был строг при этом.
«По делу? Впрочем, по серьёзности лиц теперь понятно, что не для приглашения на пир вы заявились». Генерал пока что недоумевал, но стал думать, что, может, эти господа обеспокоены тем, что возле их города стоит военный лагерь, который теперь ещё и укрепляется. Но и эта его догадка оказалась неверной, и господин капитан городской стражи Пилерон пояснил ему:
— Мы вынуждены отрывать вас от важных дел, дорогой генерал, из-за прискорбнейшего инцидента, что случился нынче ночью.
— Инцидент? — не сразу понял барон, о чём говорит капитан.
— Да, о той досаде, что произошла нынче ночью меж вашими людьми и горожанами, — пояснил Пилерон.
«Ах вот оно что!».
И тут Волкову стало ясно, для чего господа эти явились к нему. А явились они, чтобы потихонечку начать беседу о том, что господину генералу и его храбрым людям, как говорится… пора и честь знать. Что господин генерал, конечно, герой, и у принцессы он в любимцах ходит… Но подарок получен, благодарности ему высказаны, может, уже и в дорогу собираться время.
«Ну что же, всё теперь ясно».
Местный нобилитет прислал ему первое уведомление о том, кто в здешних местах истинный хозяин.
Но генерал был не из тех, кто так легко уступает. Во-первых, он ещё думал проверить некоторые свои догадки насчёт власти во дворце и в самой земле Винцлау, он рассчитывал, что герцог ему будет благодарен; также он ждал тысячу монет для своих солдат, что обещала ему маркграфиня после совета. А ещё он ждал, пока сможет снова насладиться прекрасным телом принцессы Оливии. Он уже считал часы до своего мужского счастья. И без подобного прощания отъезжать из Швацца он точно не собирался, так как не знал, сможет ли ещё когда её увидеть. Увидеть без одежд. И посему он решил всё взять в свои руки.
— Ах, вы о том ударе ножом, что нынче ночью получил один из моих людей в кабаке от горожанина из-за блудной девы?
Об ударе ножом? Явившиеся к нему офицеры переглянулись, они явно не знали ни о каких ударах ножами, это было для них неожиданностью. И пока длилось их секундное замешательство, генерал решил продолжить:
— Мы утром с моими офицерами уже говорили о том, и мой полковник настаивал, чтобы подлеца, что ударил нашего человека, сыскали и привели к ответу, но я решил не раздувать из углей пламени, учитывая, что герб Винцлау и герб Ребенрее скоро обретут родственные узы. К чему же нам эти мелкие дрязги и судилища? А сатисфакцию своему человеку я решил выплатить из своего кармана, чтобы не докучать ни командирам стражи розыском виновного, ни казначеям вашим, — Волков благосклонно улыбался. — Так что, господа, не беспокойтесь, говорить более тут не о чем, и из-за такого обычного дела раздора устраивать я не собираюсь.
Да, господа никак не ожидали такого поворота событий, они снова переглядывались, как бы передавая инициативу друг другу, и тогда Волков и говорит им:
— Господа, я бы рад с вами ещё поговорить, но прошу вас изыскать иное для того время, сейчас же меня ждёт Её Высочество к ужину.
— Ах, ну конечно, конечно, не смеем задерживать, — господа офицеры засуетились и стали кланяться, прощаться.
— А чего они приходили-то? — не понял всего этого действа фон Готт.
— Приходили сказать, что вы, фон Готт, им надоели, — ответил ему генерал, раздеваясь и собираясь мыться.
— Я? — удивился оруженосец. — Да я этих господ первый раз увидел сейчас. Когда же я им успел надоесть и чем?
— Физиономия у вас больно заносчивая, — говорит ему генерал почти серьёзно, он уже начал омывать себя над лоханью, — ходите по замку, ходите, важный весь, спесивый, и всех раздражаете. Вот уже хозяева и визитёров насчёт вас прислали, но они постеснялись сказать о том. Оказались людьми вежливыми.
— Да что вы такое… — начал было фон Готт удивлённо, но случайно взглянул на Кляйбера и увидел, что тот усмехается втихую, косясь на него. И тогда он всё понимает и говорит:
— Так то опять ваши шуточки, сеньор, — и, увидав, что генерал смеётся, тоже начинает посмеиваться. — А я уж думаю, чего это этим горожанам моё лицо не нравится? Где в нём спесь?
— Есть спесь, есть, — замечает Кляйбер, — тут господин генерал прав.
— Ой, да ты-то помолчи, свою морду-то видел? — огрызается, но беззлобно, на него фон Готт, а кавалерист и генерал смеются ему в ответ, и даже Гюнтер, что льёт Волкову на голову из кувшина воду, и тот тихонечко усмехается.
Глава 13
Ужин получился совсем не такой, как предыдущий, тут уже генерал не поучал принцессу, как ей быть и что ей делать в своём доме, как обуздать своих своенравных вассалов и вельможных слуг. Виторио Алесандро Гуаско ди Сальвези оказался человеком разговорчивым и весёлым, к тому же, как и все южане, он любил вино и не сидел за столом важно, дожидаясь лакея, а сам иной раз вставал, чтобы с поклоном наполнить бокал и маркграфине, и Волкову. Кроме этого, он отлично знал своего почившего сеньора и вспомнил немало охотничьих и бытовых историй, с ним связанных; истории о покойном муже принцессы Оливии были занимательными и смешными, но генерал дважды замечал, что глаза Её Высочества увлажнялись во время рассказов обер-егермейстера. Ну что ж тут удивительного, с ним она прожила большую часть своей жизни. А то, что она явно не была довольна своим супругом при жизни… Так разве есть жёны, что довольны своим мужьями? В общем, ужин удался, и всем троим он пришёлся. Волков и маркграфиня удовольствовались хорошо проведённым временем, а господин Гуаско тем, что смог обаять важных и нужных людей.
Гюнтер воду из лохани после помывки Волкова не вылил. Знал, что господин придёт с ужина и будет снова мыться: вон жара какая, не смотри, что стемнело уже. А может, ещё и ночью встанет ополоснуться, освежиться, если сон к господину не придёт. И слуга всё сделал правильно. Барон пришёл весел, так как вина выпил за ужином изрядно, и, разоблачившись, стал, рассыпая брызги по паркетам, плескаться в теплой воде перед сном, пока Гюнтер приносил ему полотенце и собирал несвежие вещи господина.
— Фу, хорошо… — говорил генерал, вытираясь, — у нас за перевалом такой жары нет. Ночь уже, а всё равно жарко.
— Бывает стоит иной раз, день или два, — вспоминает слуга, — но чтобы такое пекло неделями стояло — нет, не припомню.
— Не хотел бы ты тут жить, наверное? — вытираясь после омовения, спрашивает господин.
А слуга и говорит ему неожиданно:
— Жара меня не очень страшит, а вот персики и черешни здесь прекрасные. И орехи везде растут.
Волков усмехается, бросает ему полотенце: да, персики здесь удивительные, только что он их ел за ужином, при последней перемене блюд принесли сыры, первый виноград, резаные другие фрукты, среди которых выделялись персики. Их даже резаные нужно было есть аккуратно, так как из этих прекрасных фруктов обильно вытекал сок. Закусывать ими хорошее красное вино генералу понравилось.
Наконец он закончил и с удовольствием улёгся на перину сверху.
«Хорошо бы заснуть сразу, иначе скоро мне опять жарко станет, тогда не усну уже. Главное, не думать о делах, что надобно сделать завтра!».
И к счастию его, видно оттого, что хмель отогнал от него все мысли, а омовение дало ему хоть и краткое, но облегчение, стал он забываться сном, и вскоре заснул бы… Как вдруг в дверь постучали, и тут он, обозлённый, что его драгоценный сон уже, кажется, пришедший, отогнан, рявкнул раздражённо:
— Гюнтер! Ну, что ещё?
И, к его удивлению, в комнату вошёл фон Готт с лампой в одной руке и своим неизменным клевцом в другой; он был в одних панталонах и рубахе, был бос, но при том имел вид спокойный и произнёс без всякого цвета в голосе или даже устало:
— Сеньор, к вам гости.
— Гости? Кто же? — спросил генерал, понимая, что будь это гость неожиданный или неизвестный, оруженосец так спокоен не был бы. «До полуночи час остался, кто же в такое время может в гости прийти?».
А оруженосец ему и говорит всё так же бесцветно:
— Так принцесса к вам просится, пускать?
— Фон Готт, вы болван, конечно пускать! — Волков сел на перине. — Гюнтера зови, пусть одежду несёт.
Но Гюнтер одежду принести не успел; едва оруженосец скрылся за дверью, как она тут же раскрылась, и в комнату, шурша юбками, буквально ворвалась прекрасная женщина. Вошла в простом домашнем и свободном платье, которое не скрывает плеч и груди, чепец на волосах держится каким-то чудом, остановилась и взглянула на Гюнтера и фон Бока, которые стояли в дверях. Сообразительный Гюнтер тут же, подвинув оруженосца, закрыл за нею дверь, оставив господ наедине.
— Ах, как хорошо, как мудро было нанять новую служанку, за то спасибо вам, барон, иначе и не знаю, как через весь тёмный дворец одна бы шла, — говорит маркграфиня и, высоко подобрав юбки, кидается к нему на постель, даже немного неловка была и ударилась о его лицо своим, засмеялась на мгновение от такой неловкости своей и потом стала жадно целовать его в губы, жарко и ненасытно. Волков чувствовал вкус вина на её устах, но волновало его другое, он оторвался от неё и, проводя рукой по её волосам, по её лицу, сказал: