«Ах, каков молодец фогт. Вот припугнул купчишек так припугнул».
— Он обещает конфисковывать двукратно от утраченного, — замечает тут бургомистр. — Прислал нам счёт, пишет, что купцами Фринланда потеряно товаров и денег почти на двадцать одну тысячу талеров, он просит город возместить… Нам кажется, что цифры завышены, и у нас…
Но здесь генерал жестом прервал его: подождите, подождите… И повернул беседу в нужное ему русло:
— Господин секретарь сообщил вам, что графиня фон Мален решила ввести в совет города своего сенатора вместо того, что представляет графа сейчас?
Тут бургомистр лишь руками развёл:
— Сенаторы мои начальники; ни препятствовать их назначению, ни содействовать я не в силах. Это уж как решат горожане и многоуважаемый барон. Я приму всякое решение.
«Хитрый мерзавец, — Волков даже разозлился на бургомистра. — Ни «да», ни «нет», подлец, сказать не хочет».
Но снова заговорил секретарь:
— Вчера за разговором я упомянул о вашей просьбе, барон; никто из присутствующих против господина Виллегунда не высказался.
«На всё теперь торгаши согласны, хоть Виллегунда, хоть чёрта я в совет предложи, на всё пойдут, лишь бы я их избавил от Ульберта… Ах, как вовремя пришло письмо из Фринланда».
А бургомистр продолжил:
— Ещё фогт в письме пишет, что жалобу он отправил в Вильбург, в канцелярию Его Высочества.
«Какая прелесть, молодец фогт. Вон как бюргеров припекло… Удивляюсь, что они ночью после этого письма не прибежали ко мне. Видно, всю ночь думали, что теперь делать».
— Господин барон, — снова заговорил секретарь, — вы ведь знакомы с господином Райслером?
— Знаком, — отвечает ему Волков, он и вправду знал Райслера, — фогт был на свадьбе моего племянника и Урсулы Райхерд.
— Господин барон, — вкрадчиво начал Ольбрехт, — фогт Райслер обещает начать изымать наши товары уже на той неделе.
— И? — улыбается генерал.
— Не могли бы встреться с ним, — продолжает бургомистр, — попросить отсрочки?‥ Отсрочки до того момента, пока вы не изловите разбойников.
— И что же я ему скажу? — Волков буквально потешается над представителями города. — Скажу, что изловлю злодеев, чтобы городской прокурор их всех снова выпустил, и они всё начали по новой?
— Мы уже думали о том, — сразу отзывается секретарь городского магистрата. — Прокурору будет выражено неудовлетворение, — и, понимая гримасу генерала, которую тот изобразил на лице, Цойлинг добавляет: — большего мы ничего сделать не можем, отозвать прокурора может только совет города. А мы… — он качает головой, — можем только лишь выражать своё мнение.
— Неудовлетворение? — Волков несколько секунд размышляет: вот кем нужно заняться будет Виллегунду, как только займёт место в сенате. Он оглядывает гостей и говорит им: — Уж и не знаю, господа, когда мне всем этим заниматься, больно много вы мне велений высказали, а меня, между прочим, в Вильбурге сеньор с докладом ждёт — не дождётся.
— Барон, ну придумайте же что-нибудь, — просит — и вправду просит — его бургомистр.
«Ах, как вовремя письмо от фогта пришло, — повторяет он про себя. — После него они ни про пушки, ни про стрельбу в городе и не вспомнили ни разу за весь разговор. Что ж, теперь я им нужен, и тем надобно пользоваться».
— А ещё, если герцог вдруг про эту историю с грабежами будет вас спрашивать, — Цойлинг, как и Ольбрехт, говорит явно заискивающе, — так вы Его Высочеству скажите, что во всём этом вины города нет, — он смотрит на бургомистра, а тот сразу соглашается:
— Конечно, ну какая же тут наша вина? Не мы же лодки на реке грабим.
— Не вы, не вы лодки грабите, — соглашается Волков и добавляет: — Вы только пойманных грабителей выпускаете.
Ольбрехт и Цойлинг после этих его слов молчат, а Вайзен первый раз за все переговоры начинает говорить:
— Если вам, господин генерал, надобно будет какое содействие от городского ополчения, вы только сообщите, что требуется.
— Да, что-нибудь будет надобно, — он прикидывает в уме, — может, люди будут нужны на заставы или верховья реки осмотреть, там всё в зарослях, в камышах опять же… Я велю своим офицерам с вами связаться, капитан, — и, уже обращаясь к бургомистру, добавляет: — Я начну собирать людей, как только вы мне передадите деньги.
— Так деньги мы уже привезли, — заявляет Ольбрехт и указывает на одного из людей, что пришёл с ним, — извольте пересчитать и дать расписку.
Волков только головой качает удивлённо:
— И как же вы, горожане, расторопны бываете, когда вас припечёт.
Гости ушли, а Волков объявил своим людям, что едет домой. И тогда Гюнтер ему напомнил:
— Петер Вольф должен прийти к обеду, ну, тот, что на должность к вам желает.
— Некогда ждать, — отвечает барон — и сокрушается: — Ни на что не хватает времени.
Глава 41
Дело обернулось так, что про поганого прапорщика Бломберга пришлось на время позабыть, и барон, как только получил от горожан деньги, поехал в Эшбахт собирать отряд для поимки разбойника Ульберта Вепря и его обнаглевшей ватаги. Да, да… Вся эта кутерьма с речным раубриттером была ему на руку, но всё это могло отразиться на его репутации, а честно говоря, уже отражалось. Нет, конечно, никто его в том открыто не упрекал, но уж о том, что он, барон фон Рабенбург, не может навести порядок в верховьях реки уже всю весну и половину лета, купчишки, конечно, судачили за обедами в трактирах. Непременно о том говорили. Да и его людям: Кёршнеру, племяннику Бруно и его товарищу Цеберингу, купцу из Лейденица Гевельдасу, кузнецам, что последнее время стали на своих мельницах зарабатывать по-настоящему хорошую деньгу, выковывая железный лист и полосу, — в общем, всем мешал этот разбойник. Тревожил всех тех людей, что, помимо мужиков, наполняли кошель барона серебром. И то, что с ним нужно дело решать, и решать быстро, генерал над тем даже и не раздумывал, посему ещё в дороге он заговорил с Рудеманом:
— Ротмистр, снова будет дело для вас. Дело, с которым вы знакомы.
— Дело? — оживился тот. И тут же понял всё. — Опять Ульберта ловить купчишки надумали?
— Опять, опять, — говорит генерал невесело, — на сей раз денег дали, чтобы изловить его самого.
— Отряд собирать будем?
— Да, но на сей раз отряд побольше надобен, назначу я главным полковника Рене, вы вторым офицером пойдёте, ещё Вайзен — знаете его, он от города содействует — обещал. Пойдёте, проверите его бывшее логово, поищете его лодки…
— Если он не глупец, так на бывших местах мы ничего не найдем, — произносит ротмистр.
И генерал понимает, что он прав, и лишь говорит ему:
— Этого разбойника сыскать надо, где бы он ни был. Надоел он мне и многим другим. Так что вам с Рене и думать о том.
Духота летняя. Из кухни запахи на весь дом. Запахи неприятные. Сыновья орут… Старший вечно кричит, если что-то не по нему. Он, пробежав мимо отца, даже и не взглянул на него. Как будто отец сидит всегда на своём месте и никуда не уезжал последние пару лет. Учат его дурака, учат, и мать манерам учит, и монахиня пытается научить молодого барона почитать отца, но, кажется, все те науки приходят мимо бойкого мальчика. Только грамота кое-как у того в голове остаётся, да и то потому, что учитель барона — из сержантов, может и за ухо потрепать за нерадивость, а может и до розог дело довести, такое уже случалось.
А у данной от Бога супруги опять недовольное лицо. Видно, всё ещё злится, что не дозволил ей супруг в Мален ехать за покупками. В общем… дом.
Ему уже кажется, что этой ночью ему будет не заснуть, и он, надев домашние туфли и усевшись за стол, зовёт Гюнтера, чтобы тот нёс капли для сна. Их нужно выпивать заранее. Кроме них, он будет пить сейчас и настойки, прописанные Ипполитом. А жена тем временем приносит ему письма.
— Пришли вам, от ваших родственниц.
Два письма, оба не распечатаны, и то хорошо. И вправду, одно было от Брунхильды второе от Агнес.
Он распечатывает первым письмо… конечно, от Брунхильды.
«Здравы будьте вовек, дорогой мой, возлюбленный брат. Целую ваши руки и молюсь за вас. Племянник ваш также за вас молится и гордится тем, что вас все знают в Ланне как великого героя. О вашем деле в Винцлау слухи и сюда уже дошли. Граф при всякой встрече упоминает, что вы его дядя. И радуется, когда все тому удивляются и вами восхищаются. Обосновались мы тут хорошо, племянница наша, дева Агнес, нам помогает во всём. А третьего дня так были мы с графом на обеде у Его Высокопреосвященства. По его приглашению. Были тогда и другие знатные люди из Ланна и двора архиепископа, была и Агнес, мы всем были представлены.
От казны Его Высокопреосвященства дан нам с графом угол, теперь мы можем жить спокойно, чему и рады. И ждём вас в гости. И супругу вашу, и сыновей тоже, теперь у меня места на всех хватит. Как приедете, я вам всё расскажу. Граф очень хочет вас видеть. Целыми днями про вас спрашивает.
Сестрица ваша, Брунхильда».
«Хороший, видно, «угол» выделила ей казна архиепископа, если места «там хватит на всех».
А с ним рядом стоит у стола Элеонора Августа, она ждёт, пока он дочитает, и потом спрашивает:
— И что пишет сестрица ваша?
— В гости зовёт, — отвечает ей генерал.
А баронесса едко так у него интересуется:
— Одного вас, видно, зовёт, меня не зовёт?
На что генерал ей просто подаёт письмо — читайте. Дескать, видите, сестра зла не помнит и приглашает и вас тоже. И жена его, схватив бумагу, начинает её читать быстро и жадно, а дочитав, поднимает на него глаза, а в них радость… И надежда светится в её лице…
— И что же? — спрашивает у него супруга едва не с замиранием сердца. — Поедем?
— Нет, — разбивает все надежды баронессы Волков. — Мне не до визитов, и не до Ланна. Один ваш родственник на реке буйствует, проходу купцам не даёт, второй ваш родственник ждёт меня в Вильбурге для отчёта. Какой мне Ланн?
И её лицо сразу становится серым и обычным, в нём и проблесков от надежд не остаётся.