— Хорошо, езжайте, скажите конюху, чтобы дал всё, что вам нужно; правда, не знаю, найдётся ли там у меня столько лошадей.
— Из кареты с серебром выпряжем, они, в общем-то, свежи ещё.
Конечно, надо было ехать к своим людям навстречу, в Амбары, но генерал не утерпел: поехал домой смотреть доставленное серебро. Заодно поговорил с Дорфусом. Он спрашивал у него, как всё прошло, и тот отвечал, что путь в гору, пока не добрались до перевала, был тяжек и для лошадей, и для людей. Но ничего, полковник делал марши покороче, а привалы подольше, и все лошади и все люди добрались до Лейденица живыми, и теперь их от дома отделяет только река. И тут неожиданно Дорфус вспоминает:
— Ах да… Мы к Эвельрату подошли, едва за полдень перевалило, и полковник решил встать у города, отдохнуть до утра после горной дороги, ну и поехали некоторые офицеры в город… — тут он делает паузу, чтобы удивить Волкова. — И что же они там нашли?
— Дорфус, ради Бога, — морщится генерал, он не любит этих загадок. — Говорите уже.
— У южного выезда из Эвельрата они находят большое торговое подворье… — тут майор даже стал улыбаться, — вольного города Туллингена.
Волков сначала удивился тому, но тут же вспомнил, что весь перевал был забит большими возами, в которых перевозили оловянные чушки с клеймом города Туллингена, а ещё везли соль в мешках. Конечно, туллингенцам удобно иметь свою контору и склады сразу за перевалом, а первый большой город за перевалом — это именно Эвельрат, оттуда драгоценное олово идёт и в Ланн, и в Мален и по реке плывёт на север, в самые Нижние земли. Ну конечно же… Он не раз видел, как купчишки Фринланда грузили олово на большие баржи. Как разгружали олово в его Амбарах.
— И заметьте, господин генерал, — продолжал Дорфус, — то было торговое подворье не Винцлау, а именно Туллингена.
— Вы сами видели вывеску? — уточнил Волков.
— Нет, я тогда был дежурным, Нейман видел, это он мне рассказал, сказал, что это будет вам интересно.
Ну что же, храбрый капитан был прав. Это действительно заинтересовало генерала, вот только времени у него на всё не хватало. А пока он добрался до дома, отрядил конюха и лошадей с Дорфусом к переправе, затем переоделся, звал пару слуг и стал разбирать серебро, что было в карете. И был расстроен.
Нельзя перевозить драгоценную посуду в мешках и навалом, коробки надобны, коробки. Значительная часть посуды была повреждена. Хотел было обозлиться на Карла, дескать, тот недосмотрел, но понял, что злиться нужно на себя: в тяжёлом походе от замка колдунов до Швацца можно было уже найти время для упаковки посуды хоть в корзины с соломой.
«Дурья башка, ну как не подумать о том?!».
Ну ладно, те дни для него были тяжелы, но после, когда уже добрались до столицы Винцлау, можно было бы уже побеспокоиться о своих богатствах… Так нет же, в те дни он думал только о том богатстве, что было под юбкой принцессы.
«Дурак, старый сластолюбец!».
Теперь же половина посуды нуждалась в ремонте. Царапины и потёртости от дорожной тряски, погнутости были на половине всех предметов. Впрочем, вторая половина была и вправду хороша. Посуда вся была из южных земель, а там мастера знали толк в красоте и изысканности. А тут и баронесса появилась во дворе.
— Что? Брюнхвальд уже рядом? — её поначалу волновала только поездка в столицу. — Значит, скоро уже поедем?
Но тут Элеонора Августа увидала те красивые вещи, что слуги помогали её супругу осматривать и раскладывать в разные корзины.
— О, а это что? — она вытянула из корзины большое блюдо с позолотой и тончайшим орнаментом по краю. — Ах как это хорошо! — восхитилась баронесса.
На взгляд генерала, позолота выглядела немного вычурно, слишком уж богато, но, в принципе, блюдо было красивым, к тому же оно, кажется, не пострадало в дороге.
— Это же всё наше? — сразу уточнила его супруга, с восторгом разглядывая блюдо.
— Не всё, — ответил ей супруг. — Часть нужно будет отдать офицерам и солдатам.
— Но это блюдо должно быть наше! — твёрдо заявила баронесса. — И тут же, не выпуская из рук серебра, стала смотреть, что ещё может ей пригодиться в хозяйстве, и уже наклонилась к одной из корзин, в которой были неиспорченные вещи. — А это что? А, это кувшинчик… — она взяла и кувшин и стала его разглядывать со всех сторон. А тут ещё молодой барон появился на дворе, с ним был и его младший брат… Они тоже заинтересовались тем, что достаёт их отец из кареты. А их матушка решила и кувшин забрать в семейные сервизы.
— Ах, как он изящен, очень нам пойдёт. Вот в чём надобно подавать вам вино, а не в стекляшках наших, — и эти находки лишь раззадорили хозяйку поместья, она стала искать, что бы ещё взять, но тут генерал и говорит ей:
— Ничего из этого на моём столе не будет.
— Так отчего же? — едва не возмущённо воскликнула баронесса.
И тогда он, глядя на супругу со значением, и говорит ей:
— Вся эта посуда со столов графа и графини Тельвис, а они людоеды, и они прикасалась к этому руками и губами своими, и вам, госпожа моя, должно претить даже брать это в руки.
Лицо баронессы сразу изменилось: в ней боролись две силы; ей очень нравились те вещи, что она отыскала, но и слова мужа о людоедстве возымели на неё воздействие. Она ещё раз стала рассматривать блюдо, но уже без прежних восторгов, видно, представляла, как с того блюда рука ведьмы берёт персик или ещё что-то подобное. А вот молодой барон, услыхав слова отца о посуде людоедов, так даже закричал, обращаясь к брату:
— Батюшка привёз посуду людоедов!
— Нет, — не согласился младший. Он не верил в это.
— Говорю же тебе, балда! — орал теперь уже на весь двор старший брат. — Это посуда людоедов, они с неё людей жрали… — и после этого он устрашающе оскалил остатки молочных зубов, чтобы напугать брата. — Ы-ы…
— Госпожа моя, — Волков смотрит на сыновей осуждающе. Потом переводит взгляд на жену. — Прошу вас, положите это всё и уведите их отсюда. Я не могу слышать их ора.
Как всё было разобрано и разложено по корзинам, он понял, что его расчёты были несколько оптимистичны. Теперь он понимал, что даже и четырёх тысяч талеров за всё не получит, хотя, к примеру, одно то блюдо, что понравилось баронессе, тянуло монет на сто восемьдесят. Мало того, в Малене его продавать смысла не было, как и отдавать посуду в счёт погашения долгов. Нужно было её везти в Вильбург, ещё лучше в Ланн, но с поездкой к «сестрице» и «племяннице» он до сих пор ещё не определился.
«Вернусь от герцога — будет видно».
Но ждать до того времени он не мог, солдаты и офицеры будут ждать своей доли в добыче, да и ему деньги надобны… да просто на жизнь, на содержание слуг хотя бы.
Он сел обедать, а когда заканчивал, узнал, что первые из солдат отряда Брюнхвальда уже добрались до Эшбахта, и тогда он стал собираться.
— И куда же вы собрались? — жена как будто чувствует что-то, как будто умеет иной раз угадать его мысли. — Уж не в Амбары ли собрались? — Элеонора Августа, как и положено прилежной жене, стоит в дверях, на руках у неё младенец, последний из рождённых ею сыновей.
— Надо встретить Карла, — генерал старается не давать ей повода для криков и слёз.
— Карла встретить?! — едко интересуется баронесса. — А ночевать-то хоть приедете?
— Вы лучше собирайте вещи, — отвечает супруге барон, — ежели, конечно, собираетесь в Вильбург со мной ехать.
— А что мне их собирать? — зло говорит ему баронесса. — У меня, чай, сундуки от платьев не ломятся.
— Так собирайте что есть, завтра в полдень и поедем, чтобы до вечера быть в Малене, — отвечает он ей, выходя из покоев, а жена всё что-то выговаривает ему, но он её уже не слушает.
Фон Готт и Кляйбер его уже ждут во дворе, его конь осёдлан, да жена не зря волнуется, он собирается остаться сегодня в Амбарах и дождаться Брюнхвальда, а заодно и послушать Неймана насчёт купеческого подворья туллингенцев в Эвельрате. И, конечно же, заночевать там, уделить внимание умнице Бригитт и обнять свою дочурку.
Глава 45
Волков ещё до ночи встретился и с Карлом, который доложил ему о горных маршах, о поломках, утратах, о вымотанных к концу похода лошадях, но главное, о чём генерал слушал с интересом, рассказал ему капитан Нейман. Но то был короткий доклад. Нейман был вообще-то не очень хороший рассказик.
Так и так: большое подворье, вывеска их, много телег, вся улица в телегах, товаров грузят много, находится подворье там-то и там-то.
Вот вроде и всё.
Они встали кружком невдалеке от пирсов, от разгружавшихся барж с лошадьми, и барон глядел на запылённых дорогой своих офицеров. Усталые после длительного похода, но очень сильные люди. Закалённые маршами и схватками, в которых они и проводили свою жизнь. С такими можно было затевать любое дело. Вот только нынешнее его положение… Он уже был не просто новый на реке человек, что мог и поразбойничать. Теперь у него была роль… Противоположная. Теперь от него все желали, чтобы он как раз разбои прекратил. А тут… Подворье Туллингена.
Возможно… Возможно, он и хотел бы позабыть позор, что приключился с ним в Цильской долине, не вспоминать про выбитые зубы у его людей, про украденные у него два воза серебра… Было и было, теперь у него и без того дела хватало. Но как тут про всё то забыть… когда вот они, деньги. Деньги, которые совсем рядом. В общем, нужно было всё обдумать, всё взвесить.
— Мильке, — начинает генерал, всё ещё обдумывая услышанное, — а знаете что… вы, как отдохнёте пару дней, так езжайте в Эвельрат…
— Угу, — кивает офицер. — Посмотреть на их подворье ещё раз?
— Да-да, — всё так же задумчиво продолжает Волков, — надобно мне знать наверняка, стоит ли затевать дело. Денег вам полковник Брюнхвальд на поездку выделит, у него должны остаться.
Карл кивает: да, деньги в казне ещё есть.
— Я всё выясню, — обещает Мильке.
А Кропп вдруг и говорит:
— Господин генерал, можно и мне поехать с капитаном? Дело-то меня касается.