Кляйбер держал в руках два факела, один из которых горел, на плече у него висела свернутая в кольца верёвка. Тут же был и фон Готт, которому генерал отдавал последние приказания:
— Как запрёте за нами дверь, так станьте подле принцессы и ни на шаг от неё.
— Да, генерал, — привычно отвечал тот.
— Как приду, так крикну пароль, пусть будет…
— Эшбахт! — сразу предложил оруженосец.
— Хорошо, «Эшбахт», — согласился барон, засовывая себе за пояс, за спину, топор, а после беря в руки большую глефу великана.
«Оглобля с тесаком на конце, тяжеленная вещь, такой долго не поработаешь, — он глядит на копьё в руках оруженосца. — Нет, пусть будет у него, я уж как-нибудь».
— Всё, открывайте, — говорит он, и фон Готт дёргает тяжкий засов на двери, что ведёт на южную стену, к воротам.
Факел, что не пропитан как следует, будет больше дымить, чем светить. Вот и тот факел, что нес Кляйбер, едва светил, но и этого хватило, чтобы его заметили снизу.
— Огонь! Огонь на стене! — неистово заорал кто-то. И крик этот был переполнен ненавистью. Человек орал что есть силы. — Он идёт к приворотной башне!
И тут же Кляйбер вскрикнул:
— О! — и этот короткий возглас сразу натолкнул генерала на мысль, что это опять… Он оборачивается к кавалеристу.
— Что? Арбалет? Ты ранен?
«Господи, только не это!».
— Нет… — сразу откликается Кляйбер, — нет, ничего, не ранен, в кирасу попали.
— Пошли быстрее! — Волков вырывает у кавалериста факел так, как будто тот виноват, что в него прилетел болт.
Теперь нужно было торопиться, и он зашёл из темноты улицы в кромешную темноту башни; и тут уже, какой бы ни был плохой и чадящий факел, но без него нельзя было обойтись никак. Генерал стал подниматься на самую верхнюю площадку, туда, где был барабан и подъемный ворот моста с толстыми канатами, он шёл быстро, а Кляйбер спотыкался и матерился в темноте сзади.
Наконец Волков добрался до барабана, на который наматывался канат, прикреплённый к цепям, что непосредственно тянули подъёмный мост замка.
— Может, рубанём канаты? — предложил кавалерист. — За ночь они их точно не свяжут.
Волков на секунду задумался и потом ответил:
— Мост они всё равно открыть тогда смогут… Нет, нужно вот что сделать.
Он вытащил из-за пояса топор и воткнул его так, чтобы барабан уже не мог проворачиваться, а значит, и опустить мост было нельзя; и сказал Кляйберу:
— Пошли, нужно торопиться, пока они не поняли. Потом мне сюда ещё возвращаться.
Теперь они спускались, почти бежали вниз, и когда вышли на стену, Волков спросил у Кляйбера:
— Ты всё помнишь? Помнишь, что сказать Брюнхвальду?
— Да уж не волнуйтесь, господин, — отвечал ему кавалерист, скидывая верёвку со стены. — Вы, главное, не пустите их сразу за мной, дайте отбежать.
— Не пущу, не пущу, — обещал ему генерал. — Они, может, и не заметят, что ты ушёл, — факел они оставили в приворотной башне и всё делали в темноте, — а что ворота я не даю им раскрыть, так, может, то из-за серебра. Чтобы не вывезли.
Кляйбер размотав верёвку и, отдав конец Волкову, стал на краю стены и заглянул в темноту.
— Не видно ни черта.
— Не бойся; главное, чтобы верёвки хватило, — Волков торопился, он боялся, что солдаты, что уже метались по двору с факелами, поймут, что они затеяли, и войдут наконец в приворотную башню. — Думай о награде, так будет легче бежать.
— Там у ворот калитка есть, — напомнил кавалерист. — Ворота не откроют, так через неё попробуют.
— Не волнуйся. Я пригляжу за нею, да и высоко там, человек-то из калитки слезет в ров, а лошадь никак не спрыгнет, — уверял его Волков. — Иди, да хранит тебя Бог.
— И вас храни Господь, — отвечал ему кавалерист и, растрогавшись на прощание, добавил: — Лучшего командира у меня не было.
— Давай, друг, давай! — сказал генерал, он уперся ногой в зубец стены и держал конец верёвки намотанным на левую руку, пока Кляйбер спускался. И казалось генералу, что кавалерист просто повис на верёвке и лишь немного раскачивается на ней.
«Что же он так долго? Уже и руки устали».
И тут снизу донёсся шум, а потом верёвка ослабла, так что генерал едва не упал.
— Ну как ты? — тихо спросил он, заглядывая в темноту.
— Я жив, ноги целы. Пошёл я! — донеслось снизу.
— Удачи тебе, Кляйбер.
Волков быстро смотал верёвку — может, ещё пригодится — и, взяв гигантскую глефу, вернулся в приворотную башню. И вовремя! Он увидел свет, что проникал в башню с противоположного входа со стены; два солдата, они шептались между собой, заглядывали в башню в раскрытую дверь.
«Надо было не торопиться и первым делом закрыть все двери, кроме одной; впрочем…».
Волков затаился у лестницы так, чтобы не попадать в свет солдатского факела, взял эту чертовски тяжёлую глефу поудобнее. Стал ждать удобного момента.
А тут снизу, из той двери, что выходила из башни во двор, кто-то крикнул:
— Эй, Гурми, ну что там?
Снизу тоже были солдаты с факелами, но и они боялись входить в темноту.
— Чего? — отозвался тот солдат с факелом, что был буквально в четырёх шагах от генерала.
— Видишь кого?
— Никого я не вижу!
— А должен видеть… Куда-то же он делся… По стене шёл же!
— Да никого я не вижу!
— А ты вошёл в башню?
— Нет!
— Так что же ты, осёл… — видно, снизу кто-то злится. — Заходи немедля и скажи, есть кто в башне?
— Так сами зайдите, вам же снизу сподручнее… — отзывается Гурми.
«Это хорошо. Пусть больше препираются, Кляйбер дальше отбежит».
— А ну-ка… Баран безмозглый… Гурми, сволочь, — снизу человек уже серьёзно зол, — зайди в башню и скажи мне: есть там кто или нет! Иначе я с тебя шкуру спущу, уж поверь мне, что я не шучу.
— Ладно! — нехотя кричит Гурми. — Сейчас! — и добавляет пару слов, кажется, неприятных, на каком-то неизвестном барону языке.
И свет факела из проёма двери проникает в башню, но до генерала, прижавшегося к стене напротив лестницы, он всё ещё не достаёт. Но Волков уже видит наконечник копья, что появляется из темноты в дверном проёме; человек, что идёт сюда, ступает осторожно и очень медленно, разумно выставив перед собой оружие, идёт явно не по своей воле, он сюда бы не полез, не пообещай ему командир суровой кары за неповиновение.
Сначала наконечник копья, а потом появляется и рука, что сжимает оружие. А за копейщиком, почти над его головой, кто-то держит и факел. Барон же ещё раз как бы взвешивает свою гигантскую глефу и прикидывает, как будет бить.
«Всё-таки очень она тяжела».
Глава 22
— А-а-а… — орёт человек и выскакивает из башни обратно на стену. Он, видно, толкнул того, что нёс факел, и тот его выронил прямо на пороге, Волков же удовлетворён…
«Ещё один раненый у них».
И как только солдаты вывалились на стену, он спокойно закрывает восточную дверь башни, поднимает факел врагов и идёт к западной двери, закрывает и её. Вот теперь он чувствует себя уверенно, теперь в приворотную башню, которая контролирует ворота, можно зайти только через нижнюю дверь со двора, но именно к ней он и спускается.
Генерал слышит крики снизу:
— Гурми! Гурми, недоумок, что там у вас происходит? Где вы там, отвечай!
Но вместо Гурми кричит другой, видно, молодой ещё солдат, обладающий сильным акцентом:
— Гурми ранен, рука у него разрублена, а в башне этот… Прячется там, ждал нас в темноте!
Волков усмехается. Да, ему нравятся те ноты в голосе кричащего с акцентом солдата, солдат раздражён, он зол на своего командира, что отправил их в башню. Генерал понимает, что не только он слышит этого солдата, его слышат и другие солдаты, которых, судя по всему, сержант сейчас погонит в башню, в темноту, в которой прячется тот, что поранил и убил за этот день так много их товарищей. И чтобы ещё больше усилить нежелание солдат забираться в башню, он, спустившись на несколько ступенек к ним поближе, чтобы его хорошо слышали те, кто стоят у двери, кричит что есть мочи:
— Эй, вы, чёртовы ублюдки, с вами говорит Иероним Фолькоф фон Эшбахт, барон фон Рабенбург, которого люди прозвали Инквизитором! Какого дьявола вы заставляете меня ждать⁈ Начинайте уже! Заходите в башню, иначе ворота вы не откроете! Слышите меня? Вам придётся зайти сюда и драться со мной, чтобы добраться до подъёмного ворота! И клянусь Создателем, вам, котам Люцифера, придётся заплатить здесь кровью за каждую ступеньку, на которую взойдёте!
И после его слов повисла пауза. Такая приятная пауза, которая выдавала растерянность врагов, а может быть, даже и смятение.
«Притихли, холопы нечестивых».
Конечно, они его слышали; там, у двери внизу, горела пара факелов и стояло несколько человек, но прошло несколько мгновений, прежде чем кто-то наконец отважился ему ответить.
— Ты там сдохнешь! — видно, это старший, возможно, тот самый ловкий мерзавец-сержант, что убил фон Флюгена. Хотя… генерал в этом не уверен.
«И всё, что ли?».
Волков стал смеяться так, чтобы его смех слышали враги.
— Ха-ха-ха… Может и так, может и так, но, клянусь святым знамением, я попытаюсь продать свою жизнь как можно дороже. Ну хватит уже болтать… давайте… заходите, ублюдки! — и он стал стучать огромной глефой по стене башни.
И тут он слышит снизу хоть и не громкое, но отчётливое:
— Дворжак! — это говорит всё тот же человек, что обещал генералу смерть. — Где он есть?
— Тут я, — отвечает кто-то. — Чего?
— Давай, сделай уже наконец хоть что-то! — зло выговаривает ему первый.
— А что я сделаю? Там темно же! — бурчит Дворжак. Явно он не хочет нарываться, только что Гурми получил своё, и это все слышали.
— Габор! — продолжает старший. — Давай, посвети ему.
— Я? — удивляется Габор.
И Волков, слыша искреннее удивление в его голосе, снова начинает смеяться.
— Ха-ха-ха… Эй, Габор, заходи сюда, обещаю, что убивать не буду, — он снова смеётся. — Ха-ха… Только руки пообрубаю.