«Время теряем. Овёс ещё в мешки сложить надобно, а они бабьи подъюбники из дома носят!».
Но теперь солдатам нужно было дать время, хотя бы полчаса на всё. А тут ещё одну бабёнку в доме нашли, под кроватью пряталась, помоложе первых двух. Ту самую, что недавно на солдат орала, за отца вступаясь. Её из дома выволокли и под истеричный визг стали раздевать. С ней не возились, солдат и арбалетчик, смеясь, словно то весёлая забава, одежды с молодухи сорвали очень быстро. Тело у неё было сильное, красивое и манящее. Она отбивалась немного и орала что есть силы, но её, взяв за растрёпанные волосы, уже повалили прямо у крыльца дома, вниз лицом; арбалетчик придавил ей голову к земле, а солдат стал пристраиваться к ней сзади.
Женщина всё ещё пыталась кричать, но люди генерала лишь посмеивались.
— Ты глянь, как заходится! — удивлялся солдат упорству девицы. — Устала уже, а всё равно орёт.
— Ничего, ничего, пусть покричит, пусть, лишь бы не обгадилась, — отвечал ему товарищ.
— А что же, бывало такое?
— Бывало, бывало, — уверял его арбалетчик, — и это у них от страха. Или от злобы, или чтобы отстали от них.
Им явно было весело, про все дела, что надобно делать, люди за забавами своими позабыли.
«Нет. В полчаса точно не уложимся».
Волков вздохнул и поехал посмотреть, много ли овса осталось в конюшне, а как проезжал мимо телеги, в которой валялся свинарь Ёшка, так тот вдруг встрепенулся, как от сна, и заговорил с ним, причём в голосе его были слёзы:
— Что, враг, радуешься, поди?
И Волкову вдруг стало забавно, и он жестом остановил Кляйбера, который хотел было ожечь старика плетью: не нужно. И сам спросил у того:
— Чего же мне радоваться?
— Сынка моего повесил, вот что! — почти прокричал свинарь. — Снох моих зверью своему отдал, и дочь невинную… вон… рвут её выродки твои… Дом мой грабишь…
— А ты когда кровь людскую лил, ты на что рассчитывал?
— На то-о! — заорал старик в ответ. — На то, что я виновнее! Я виновен, так с меня и спрос, почто детей моих тиранишь, они в чём виновны?
— В том, что на людской крови вон какие хоромы встроили, — в лицо сатанинскому деду усмехался генерал, — в том, что тебя, людоеда, ночью не удавили, притом ещё скрывали тебя от меня. Нет, — барон качает головой, — сполна, сполна все должны испить чашу свою. Как говорит принцесса Винцлау: нет среди вас праведных, все вы виновны в большой крови и колдовстве. Ну, с тебя-то ещё про то спросят, не волнуйся. А вот ублюдки твои пусть получают по твоим заслугам.
— Ты тоже своё получишь! — орёт старик, — отыграются тебе слёзы наши, отыграются!..
Но генерала ещё больше раззадорил этот разговор:
— Неужто? И кто же мне воздаст? Уж не хозяева ли твои? Не Тельвисы ли?
Старик только смотрит на него выпученными глазами, налитыми кровью и злобою, но ничего не говорит. И тогда барон продолжает:
— Хозяева твои сбежали, сбежали… А замок я их сжёг дотла, покои их, пристройки, ворота, мост — всё сжёг, как сначала сделать хотел. В башнях тоже сжёг всё, что гореть могло. И вот теперь за деньгами их приехал… Ну и где же твои господа? — барон снова смеётся. — Твои господа об одном лишь думают сейчас: как бы от меня подальше быть да больше меня не повстречать, так как если поймаю я их, так будут они в Комиссии святой, перед отцами-инквизиторами, ответ держать о делишках своих кровавых. И они знают, кто я, а ты, дурак старый, — видно, нет.
Сказал и поехал к конюшням, а Кляйбер, как командир отвернулся, так не выдержал, старика плетью-то со всего размаха и ожёг, и ещё раз, и по башке разок, и так он упыря ожёг, что тот завыл от боли.
— Эх, вина бы ещё, да мяса варёного, — говорил один солдат, уже позабавившийся с женщиной, своему товарищу. — Или хоть пива.
— Это да, — соглашался тот, — надо бы узнать, в доме есть пиво?
— Эй, вы! — рявкнул на них генерал, услыхав те речи. — А не больно вы разыгрались? Кто будет овёс выбирать? Давайте уже! — и тут же повернулся к одному из солдат, что выглядывал из окна дома со второго этажа. — Всё, выходи оттуда. Хватит.
— А дом палить? — уточнил тот солдат.
— Пали, — распорядился генерал. — И займитесь уже делом.
Хотя к чему он это говорил, да и кому? Когда даже Кляйбер уже занимал очередь на молодую бабу после арбалетчика.
Глава 39
Ветер стал доносить дым с конца улицы. Дым и крики местных.
Волков поглядывал по сторонам и видел, как и мужики, и бабы бегут из деревни. Кто по дороге на север, а кто и просто перебирался через ограды и лез по тропкам на склоны, меж которых лежал Мемминг.
До генерала доносились женские крики, пронизанные ужасом. Видно, корпорал со своими людьми добивал тех, кто прятался в горящем доме повара. Солдаты и так люди не самые добрые, а тут двух товарищей им поранили. Нет, не простят.
— Вон он, вон он побежал! — на всю улицу орал какой-то солдат.
— Через забор лезет! — отвечал другой, напрягая горло. — Давай!.. Не мешкай!
— Коли, не жалей его паскуду, коли! — кричал третий.
Волков не видел, что там происходит, но понял, что кого-то всё-таки закололи: бабы было прекратили выть на секунду, и тут же с новой силой взвыли, да так дружно.
Так и стоял женский крик над деревней. И даже псы цепные, которые были, почитай, в каждом дворе, не лаяли. Молчали, словно понимая, что в счастливой деревне творится что-то страшное.
Тут же над оградой появились две головы в солдатских шлемах; они увидали голых женщин на земле и своих товарищей, что деловито грузили всякое нужное на телеги, и тогда один из солдат из-за забора то ли обиженно, то ли возмущённо воскликнул:
— Ханс! Чёрт вас дери, вас все ждут, всё готово, а вы тут грабите себе в удовольствие!
— Угомонись, Лео! — орал ему солдат, что стоял над женщиной и поправлял свой доспех. — То господин разрешил, так как местный упырь здешний хозяин, больше ничего грабить не будем! Уже тоже уходим!
— Тогда, может, и мы повеселимся⁈ — кричал солдат из-за забора с некоторой надеждой, причём поглядывая именно на генерала.
Ну нет… Пора было уходить.
— Нет, всё, — твёрдо заявил он. — закругляйтесь! — и тут же повернулся к кавалеристу, что был при нём, и сказал: — Скачи к капитану Нейману, скажи, чтобы шёл вниз, скажи, уходим. Он там, наверху где-то, за околицей.
— Я знаю, где он, господин, — ответил кавалерист и ускакал.
Корпорал со своими людьми, телегой и двумя лошадьми уже прошёл по деревне вниз, к Дорфусу. И люди Волкова тоже уже оставляли пылающую усадьбу сынка свинаря Ёшки. Солдаты подожгли все строения, что были на дворе, включая маслобойню у ручья. Сам дерзкий сынок висел на воротах, немного мешая телегам выезжать, а женщины из семьи свинаря продолжали выть, пытаясь рваным тряпьём прикрыть свою наготу. А кровавый прислужник колдунов всего этого не видел. Ему скрутили руки, и он валялся в телеге, лицом в солому.
«Нет, не подох, слава Богу», — думал генерал, глядя как время от времени у упыря подрагивают плечи под тёплой телогрейкой.
Волков выехал со двора почти последний, за ним был только Кляйбер. А едва проехали мимо повешенного, так увидали, как по улице вниз идёт целая дюжина всяких по виду местных людей, тут же среди них солдаты, а уже после них едет и капитан Нейман, а после по дороге тянутся несколько телег. И генерал был удовлетворён увиденным. Старый солдатский способ опять работал. Людишки из городов и деревень, к которым приближается войско, всегда бегут. Бегут. И солдатам, ворвавшись в город, не нужно выяснять, куда местные спрятали деньги — под забором зарыли или в огороде. Нет, всё ценное уже при беглецах. Только и остаётся вытрясти из людишек серебро или золото. Поэтому опытный военачальник и высылает отряды на пути побега, чтобы таких беглецов собирать. Но в этом случае Волков посылал Неймана с отрядом не для сбора ценностей. Какие-то значительные ценности собрать в горной деревне барон не надеялся. Капитан Нейман ловил для него всё больше самих людишек. А кто в первую очередь должен был бежать из деревни, когда в неё войдут люди генерала? Конечно же, те, кто служил в замке колдунов. И для того, чтоб их опознать, генерал и отправил с капитаном пленного, Франца Гифлеора.
Именно тот и опознавал всех слуг кровавых господ. И теперь Нейман держал пленного подле своего коня, намотав его цепь себе на левый кулак. Железный ошейник натёр шею Францу Гифлеору уже до крови, но капитана это заботило мало. Он был доволен и улыбался.
И вот теперь, едва покинув пылающее поместье, Волков и увидал то, что его порадовало. Одной из первых среди пойманных Нейманом шла очень высокая женщина. Она шла, опустив голову, и лица он её не видел, лишь чепец на голове. Но генерал сразу вспомнил рассказы принцессы.
«Неужто порадую маркграфиню?».
Они с Кляйбером остановились и дождались, пока к ним подъедет Нейман и доложит ему:
— Хороший улов, господин генерал. У всех, кто убегал, деньжата были. Украшения всякие, посуда серебряная даже. И даже золото тоже. Корпорал всё собрал на одну телегу.
— Прекрасно, — ответил Волков. В другой раз его бы это интересовало более всего, но теперь… — А вот эта баба, — он указал на высокую женщину, — не Жужей ли её зовут?
— Слышишь? — спросил Нейман, чуть поддёрнув цепь пленного. — Как звать эту бабу?
— Нет, господин, — спохватился тот. — Это сестра Жужи, Гошпа. Сама Жужа, — он обернулся назад. — Там с мужем. Вон они.
Ах, как это было славно. Он и не думал, что ему улыбнётся удача. Нет, на серебро Тельвисов он рассчитывал. А теперь он мог вернуться к маркграфине не только с кровавым стариком для Инквизиции, но ещё и с двумя её злобными тюремщицами.
— А ну-ка вторую сюда! — говорит генерал.
И вскоре солдат уже тащит под локоть вторую высокую женщину. Обе смотрят на него… нет, не со страхом, и без злости. Скорее отрешённо. Мол, ну что ж… попались — так попались.
— Связать их. Глаз не спускать, — распоряжается Волков. И тут ему на глаза попадается румяная и приятная женщина, она в хорошем платье и чистом переднике, в накрахмаленном чепце. Он указывает на неё плетью: