Божьим промыслом. Пожары и виселицы — страница 58 из 61

Ну вот… Не то чтобы ему стало всё понятно, но теперь хотя бы люди занялись делом. Но это было ещё не всё. Он знал, что сейчас маркграфиня сидит в карете и смотрит, как суетятся вокруг неё солдаты. Женщина не понимает, что происходит, да и, скорее всего, обижена на то, что он пренебрёг её мнением. Поэтому он поехал к карете.

Но обиды у принцессы не нашёл.

— Думаете, всё это нужно? — спросила она у него серьёзно.

— Растянутые на дороге, с обозом, мы весьма уязвимы, Ваше Высочество. И пока мы не выясним намерения горожан, я и мои офицеры предпочитаем собраться и приготовиться.

— Приготовиться? — теперь она была ещё и напугана. — К чему приготовиться?

— Ваше Высочество… — начал он, стараясь выбирать слова, чтобы ещё больше не напугать её. — Все люди воинского ремесла ленивы и очень не любят рисковать понапрасну. И раз уж ты вышел из своего города в доспехе и при оружии, значит, у тебя есть причина или хотя бы приказ. Никто не будет затевать опасное дело, дело, в котором могут погибнуть люди, причём люди, сами его затеявшие, если в том деле нет для них значимой выгоды. Значимой причины.

— И в чём же может быть причина у горожан, если они вышли из города с оружием? — спросила его принцесса.

— Очень надеюсь, что это всего лишь мои глупые опасения, но боюсь, Ваше Высочество, что эта причина — вы. Других причин напасть на нас, признаться, я не вижу.

— Они не посмеют! — произнесла маркграфиня, но без особого пыла и почти без уверенности. Видно, случай с Тельвисами всё-таки чему-то её научил.

— Я очень на то надеюсь, — ответил ей генерал.

А солдаты, размотав верёвки, уже вовсю помогали лошадям и пушкарям затаскивать орудия на склон. Но не это интересовало генерала; он, отъехав от кареты принцессы, увидел, как с востока потянулась из-за поворота колонна солдат.

«Ну вот… Идут! И то по наши души!».

К нему подъехал Брюнхвальд, тоже стал смотреть на приближающуюся колонну и сразу определил:

— Неполная рота.

— Их неполная рота — это больше, чему у нас людей всего, — заметил Волков. — Тем более, что где-то за виноградниками у них есть ещё одна «неполная рота».

— А ещё кавалерии два эскадрона, — вспомнил полковник.

— Да, ещё и кавалерия, — согласился генерал.

Полковник был, как всегда, спокоен и деловит.

— Ничего, у нас хороший холм, я поглядел там вокруг; и речушка по боку справа течёт, хоть и неглубока, но всё равно её переходить нужно. А тут во фронт поставим обозные телеги перед подъёмом, колонне подниматься будет неудобно. Замедлятся, может, ещё и собьются с шага, всё-таки то бюргеры. Наших поставим в шесть рядов ниже пушек. С ними встанет Нейман. Арбалетчики, что есть, вон там, в кустах по низине, сядут. Если кавалерия оттуда через кусты полезет, так они их там и встретят. А Вилли со своими пусть будет наверху, при пушках. На всякий случай, — он помолчал и ещё раз оглядел позиции. — Да. Хорошо будем стоять. Как раз пушки успеют ударить по ним пару раз картечью. Им то не понравится. Может, они от пары порций картечи и скиснут, чай, не горцы, а бюргеры.

Да, всё, что предлагал Карл, Волков как раз и сам так сделал бы; возможно только, не стал бы ставить людей в шесть рядов, а поставил бы в четыре, чтобы иметь хоть какой- то резерв. Но тем не менее оба прекрасно понимали, что дела у них не очень-то хороши.

Глава 47

Для людей, что пришли с севера из-за большого перевала, жара висела над долиной необыкновенная, так в этой жаре им ещё приходилось трудиться. Приехал Хаазе и сказал:

— Пушки высоко стоят. Если враг подойдёт к склону поближе, мы их доставать не будем. Придётся грунт убирать, для наклона.

— Так убирайте — и поторопитесь, вон они уже идут, — отвечал ему генерал, кивая на вторую колонну солдат, что стала выходить из виноградников с севера. А первая колонна уже подошла и не спеша стала перестраиваться из походного положения в боевое. От колонны отделилась арбалетчики. Они без всякого строя, как и всегда, бодрым шагом пошли вперёд. Было их четыре десятка. Но даже и тогда пеших солдат в колонне осталось больше сотни.

Жара. Хорошо, что речушка была рядом. Кляйбер привёз ему чистой и холодной воды.

— А знамён-то так и нет, — заметил Дорфус, что был тут же.

— Стесняются, — отвечал ему Брюнхвальд. — Разбойничать под своим флагом не хотят.

Но Карл торопился. Позади той колонны, что начала спуск из виноградников, появилась и группа всадников. Два десятка человек. Да, это были отцы-командиры, при них были и знаменосцы, и трубачи. Всадники не спеша обогнали пеших, спустились к дороге и там остановились.

А тут к генералу прискакал тот самый сержант, которого он оставил следить за кавалерией, и доложил:

— Господин, кавалеристы те вышли из дубравы и пошли потихоньку к нам, сюда.

— Сколько их? — сразу уточняет генерал.

— Как и было: два эскадрона, — отвечал ему сержант.

Волков кивнул ему: понятно, и повернул голову к Кляйберу.

— Скачи к Хаазе, скажи, пусть сделает пустой выстрел.

— Да, — тут же согласился с ним Брюнхвальд. — Пусть уже решаются: либо они придут и скажут, чего они хотят, либо мы начинаем стрелять. Как раз их первая колонна хорошо встала под пушки.

Прошло минут пять, не меньше, прежде чем артиллеристы поставили пушку как надо, пока взломали бочонок с порохом, пока снарядили орудие и…

Бах…

Над жарким маревом долины звучно бахнул артиллерийский выстрел. И цикады стихли, удивлённые. От холма поплыл, медленно растворяясь в воздухе, клуб порохового дыма.

И на той стороне дороги, у виноградников, всё правильно поняли, от группы кавалеристов отделился один человек в офицерском шарфе по поясу и ещё один конный трубач.

Оба они не спеша поехали к Волкову и его офицерам.

— Ну вот… — удовлетворённо произнёс Карл Брюнхвальд. — Хоть узнаем, что им нужно.

Но он немного поторопился; два всадника подъехали ближе, и трубач трижды протрубил «Слушать всем». А потом и офицер выехал вперёд и прокричал, зычно и прекрасно выговаривая все звуки:

— Хранит вас Бог, господа. Нобили и граждане вольного города Туллингена хотят говорить с главным человеком, что ведёт этот отряд.

— Видно, городского герольда к нам послали, — заметил Брюнхвальд не без сарказма.

Волков согласился с ним, помолчал несколько мгновений и потом произнёс, обращаясь к Дорфусу:

— Майор, скажите, что я готов с ними говорить.

Дорфус кивнул и, выехав немного вперед, прокричал в ответ:

— Барон фон Рабенбург готов говорить с нобилями и гражданами вольного города Туллингена. Пусть господа переговорщики едут к нему.

Офицер с трубачом вернулись к своим, а те стали совещаться. И, кажется, горожане совсем не торопились. Пока они совещались, настроение у Волкова и его офицеров ещё больше портилось, так как вслед за спустившейся из виноградников ротой пеших оттуда же вышел отряд аркебузиров в четыре десятка человек, а ещё на дороге с востока появились всадники. Даже с того места, где находились офицеры, было видно, как сверкают их отличные латы.

«Жандармы короля, да и только!».

— А вот и городское рыцарство пожаловало, — едко заметил Вилли.

Представителей лучших семей города, в отличных доспехах, на отличных конях и под жёлто-чёрными флагами, было три десятка.

А с запада приехали те самые два эскадрона кавалерии и развернулись один за другим в боевой порядок, перекрыв дорогу, — по сути, встав во фланг Волкова и вне досягаемости его пушек. И теперь их отделяла от его людей лишь двести шагов, небольшая речушка да несколько наспех выставленных у подножья холма телег. В общем, враг расставлял свои силы весьма грамотно, тем более что сил тех у него было почти в три раза больше, чем у Волкова. А ещё он наконец рассмотрел флаг города: Солнце и земля. Два поля: золото и чернь. И посередь них символ основательности и вечности: обратно черно-жёлтая башня.

«Как всё у них долго! Специально тянули, чтобы показать мне свои силы. Это неспроста. Это к переговорам. И чего же они пожелают? Чтобы я отдал им принцессу?».

— Ну, что скажете? — очень тихо, едва ли не шёпотом, спросил он у своего заместителя.

— Кавалерии у них многовато, — так же тихо отвечал ему Брюнхвальд. — Впрочем, то всё воинство бюргерское, паркетное, нашим ребятам не чета.

Конечно, он был прав. Но всё равно оба они понимали своё очень непростое положение. Очень непростое. А тут, опять же из-за виноградников, появилась ещё и телега. Волков сначала думал, что то обозная телега с припасами для боя, с арбалетными болтами или порохом и пулями для аркебуз. Нет, в телеге были люди.

Сидели и лежали.

«А это ещё к чему?».

Но обсудить эту телегу с Карлом ему времени не дали. Тут же снова зазвенела труба горожан, и появились два солдата, которые несли зелёные ветки мира. А за солдатами от группы командиров горожан отделилось четыре человека, и все они двинулись к дороге.

— Ну наконец-то, — произносит генерал. — Карл, вы при войске, Дорфус и Кляйбер и ещё два человека для спокойствия со мной. Узнаем, у чему они всё это затеяли.

* * *

— Барон фон Рабенбург, — начал человек с седой бородкой, — я Хойдер, секретарь магистра вольного города Туллингена, это первый консул города господин Гусман, — он указал на сухого мужчину в плохеньком шлеме, из-под которого нелепо свисали завязки какого-то дурацкого подшлемника; было видно, что доспехи у консула не в чести, носит он их без всякого понимания, хоть должность у него и военная. — А это господин полковник Гройзенберг, командир городского ополчения. И господин Мальятти, капитан арбалетчиков и стрелков города.

Каждому из названых Волков кланялся, и те кланялись ему в ответ; в общем, пока всё шло мирно, и тон секретаря магистрата был весьма вежлив.

— Я рад познакомиться с вами, господа, — заговорил Волков в свою очередь. — Со мною майор Дорфус. Сам я Иероним Фолькоф фон Эшбахт, милостью герцога Ребенрее барон фон Рабенбург.