— Позвольте же спросить вас, барон, что вы делаете на этих землях? — скрипучим голосом заговорил консул Гусман.
— Я проезжаю по ним, господин консул, — отвечал ему генерал.
— С воинским отрядом? С пушками? — продолжал Гусман. Было видно, что ему не терпится перейти к делу, но он должен соблюсти юридические приличия.
— Простите меня, господа, — говорит ему барон, — но почему жителей вольного города Туллингена интересует, что делаю я с людьми и пушками на доменной земле принцев Винцлау? Точно такой же вопрос я могу задать и вам.
И тут заговорил секретарь магистрата Хойдер:
— Согласно договору между городом Туллинген и гербом Винцлау, долина Цирля, кроме городов, передана покойным маркграфом в аренду и управление нашему городу.
— Насколько я могу судить в делах юридических, — резонно заметил генерал, — то, что вы взяли землю в аренду, вовсе не означает, что она ваша. Если кто и может меня о моём проходе по этим землям спрашивать, так это представитель герба Винцлау.
Этот его ответ заставил господ горожан переглядываться несколько мгновений, и, не найдя, что ему возразить, Гусман потряс своим нелепым шлемом и сказал:
— Не будем предаваться этой юридической казуистике. Не будем, — и наконец перешёл к делу: — Нам стало известно, что вы, барон, разбойным образом захватили замок Тельвис, разграбили и сожгли его, потом разграбили и сожгли несколько деревень по дороге, всюду вешая людей местных без всякого суда.
— Ну, господа, раз уж вы хотите без казуистики, так давайте обойдёмся и без глупых обвинений, тем более что вы прекрасно знаете, какие богобоязненные господа проживали в замке Тельвис. И что за народец я развесил вдоль дороги. И я при том находился в состоянии войны с проклятыми отравителями Фаркаш фон Тельвисами, которые, заманив меня к себе в замок, пытались меня отравить и убили нескольких моих людей, а потом сбежали, так что пленных прислужников колдунов мне судить было некогда, да и негде, я был на марше, — отвечал ему Волков и добавил: — И раз уж мы говорим без казуистики, не тратьте времени, господа, прошу вас, говорите, что вам нужно.
И тут горожане снова стали переглядываться, как будто никто не хотел брать на себя какую-то ответственность. И тогда за всех решился всё высказать полковник Гройзенберг:
— Нам известно, что вы разбоем взяли в одной из деревень большую казну. И казна у вас в обозе.
«Ах, подлые… Толстобрюхие бюргеры… Гнилые купчишки… Сволочи. Всё нутро их поганое вот так вот и проявилось… Конечно же, деньги. Что же ещё!».
— Вам известно? — тут Волков даже засмеялся. — И откуда же вам то известно, господа? Сдаётся мне, что про то вам поганая ведьма Фаркаш сказала, а она это в свой ведьминский шар увидела.
— Никакая не ведьма! — возмутился консул. — То нам наши купцы рассказали. И мы просим вернуть нам то серебро, что схвачено вами безсудно.
— Вернуть вам? — воскликнул генерал в искреннем недоумении. — Вернуть? Так разве то ваше серебро? Серебро, что хранилось в замке у колдунов, было ваше?
И тут снова заговорил секретарь Хойдер; он, видимо, хотел придать делу хоть какую-то законность:
— Суд города Туллингена постановил изъять у вас те деньги и, пока не найдено будет решение или законные хозяева, хранить их в казначействе города.
— Суд города Туллингена, — Волков опять посмеялся. — Знаю я эти городские суды!
Честно говоря, смех его был нехороший. Он не знал, что ему делать. Отдать бюргерам-разбойникам деньги? Нет, это была его добыча… Но начинать сражение, исходя из соотношения сил — заведомо проигрышное, он тем более не хотел.
— А ещё, — вдруг снова заговорил полковник Гройзенберг, он из всех горожан-переговорщиков был самый решительный, — известно нам, что вы в своём обозе удерживаете маркграфиню Винцлау.
И тут уже генерал повернулся к нему и стал глядеть на него, не произнося ни слова. Теперь Волков был максимально серьезен.
Одно дело деньги, пришли и ушли, просто набег его был неудачен…
И совсем другое дело принцесса. Совсем другое. За неё-то он точно готов был драться. Потому что, не выполнив просьбу герцога, не освободив маркграфиню и не проводив её в Швацц…
О нет, даже думать об этом он не хотел… Лучше ему тогда погибнуть тут, в этой жаркой, но прекрасной долине, чем возвращаться в Эшбахт. И видя, что он не отвечает им, полковник Гройзенберг продолжил:
— Магистрат вольного города Туллингена решил препроводить маркграфиню в пределы города. Для её же безопасности.
— Для её же безопасности? — мрачно переспросил генерал.
— Да, для её же безопасности, — твёрдо повторил полковник.
— Для её же безопасности, я препровожу маркграфиню Винцлау в её замок в городе Швацц.
— Вы собираетесь противиться? — кажется, консул Туллингена был удивлён таким ответом генерала.
— Магистрат города Туллингена мне не сеньор, — заявил Волков высокопарно, сам уже думая о том, что ему без труда удастся вытащить меч и проколоть полковнику Гройзенбергу бедро в районе бедренной жилы. «Этот увалень как раз удобно для того сидит; и почесаться не успеет». Волков даже взял повод коня в левую руку, но пока продолжал переговоры. — Мой сеньор, если вы, господа, не знали, — Оттон Мален, курфюрст Ребенрее, и он просил меня освободить принцессу из логова колдунов и проводить её до Швацца, до её замка. И так тому и быть.
— То есть… вы не подчинитесь нам подобру? — с вызовом и с угрозой продолжал полковник. — Так мы и серебро, и принцессу заберём силой!
— Силой закона! — вставил секретарь магистрат Хойдер.
«Этому воткну меч в глаз… Если не сбежит. Они тут, видно, самые рьяные».
— Может, вы и заберёте серебро и принцессу силой, господа бюргеры, — уже с пренебрежением говорил генерал, подчёркивая тоном унизительное слово «бюргеры». — Может, вы и меня сможете убить, но, клянусь святым Причастием, что половина людей, которых вы сюда привели, не доживёт до завтрашнего утра. Одни умрут сегодня, другие от ран в течение ночи. И чтобы не случилось подобного, чтобы избежать кровопролития, — он уже готов был уступить этим сволочам кое-что, — я готов отдать вам все деньги, что нашёл в деревне Мемминг. Но принцессу я должен проводить до Швацца. Это пожелание моего сеньора.
— Нет, — твёрдо сказал полковник. И в этой его твёрдости звучала железная неумолимость. Он готов был послать своих людей в бой. — И серебро, и принцесса поедут в Туллинген.
И тут уже рука генерала сама, машинально, легла на эфес меча. Он прекрасно понимал: этого нужно вывести из строя ещё до начала дела. Скорее всего, он тут у них самый решительный.
Но прежде чем неизбежное случилось…
Консул вдруг перевёл взгляд с него куда-то в сторону. И все остальные горожане стали смотреть туда же. Смотреть неотрывно. Даже те солдаты, что пришли с офицерами горожан и всё ещё держали в руках зеленые ветви, и те стали смотреть в сторону склона, на котором были уже расставлены люди барона. Вот только сам Волков туда не оборачивался, он думал, как бы заколоть всех этих бюргеров, пока они на него не глядят. Возможно, он и потянул бы уже меч из ножен, но тут услышал за спиною тихие слова, что говорил ему майор Дорфус:
— Генерал, Её Высочество к нам идёт.
Глава 48
И генерал — ну, насколько ему позволял доспех — повернулся назад и увидал, как по склону вниз идёт, подбирая юбки, маркграфиня. Чепец едва держится на волосах, сама раскраснелась, то ли от жары, от ли от негодования. Не привыкла госпожа бродить по бездорожью, иной раз и спотыкается на ходу, но всё одно идёт быстро и, зная, что глаза мужей с обеих сторон дороги прикованы к ней, распаляется ещё больше. А Волков морщится:
«Какого дьявола она делает⁈ Тут же мне её трудно будет защитить! Схватят сейчас дуру и увезут в Туллинген!».
А рядом с нею идёт фон Готт, держа в руках свой любимый клевец, а за нею два сержанта. Так и шли они вчетвером, пока наконец не пришли к тому месту, где стороны вели переговоры. И первым подумал о вежливости, как ни странно, не барон, а консул Туллингена Гусман. Он по-стариковски, неловко и нескоро, начинает слезать с коня. За ним и секретарь Хойдер.
«Узнали, значит, свою госпожу, городские свиньи!».
Теперь и генерал с Дорфусом, и все остальные спешиваются, так как маркграфиня уже подошла к ним. Все кланяются принцессе. Кланяются низко. Стягивают с голов шлемы и подшлемники. Вежливые, мерзавцы. Вот только барон и его майор этого не делают. Они на войне, а на войне шлем не снимают даже перед императором.
— Ваше Высочество… — кланяются городские.
— Ваше Высочество…
— Ваше Высочество…
— Здравствуйте, господа, — отвечает она всем и кивает головой благосклонно — и говорит тут же: — Господин Гусман, я вас помню, мы гостили в вашем поместье с моим супругом прошлой весной, два дня, кажется, когда он приезжал охотиться на горных козлов.
— Ту честь я вспоминаю до сих пор, принцесса, — отвечал ей консул.
— Отчего же город привёл сюда своих людей? — сразу интересуется маркграфиня. Она дипломатично не произнесла вместо слова «сюда» слов «на мою землю». Но все присутствующие и так всё поняли. — Отчего вы остановили нас?
«Нас».
Она сказала «нас». И это слово и этот вопрос заставили господ горожан примолкнуть в недоумении. Они лишь переглядывались друг с другом, но вопрос маркграфини требовал ответа, и тогда снова заговорил рьяный полковник Гройзенберг:
— Ваше Высочество, магистрат города Туллингена полагает, что вам будет лучше, если вас к вашему дому проводим мы.
Вот тут уж принцесса и блеснула своим умением говорить с людьми, стоящими ниже неё по своему происхождению; она, чётко выговаривая каждую букву и каждым тоном подчёркивая своё кровное превосходство, спросила у полковника:
— И с каких это пор магистрат города Туллингена смеет полагать, что будет лучше для маркграфини Винцлау?
— Э-э… — вопрос оказался непростым для полковника городского ополчения. — Ну, это же… только для вашей же безопасности…