— Сигнусадеи, сигнусадеи, — напевно донеслось откуда-то снизу.
Сигнус сидела за кромкой обрыва, на обломке скалы, видимо, служившей некогда опорой для беседки, и теперь Олег мог рассмотреть её. Голова, как у человека, прекрасное женское лицо, да что там лицо — лик, широко распахнутые прозрачно-голубые глаза, пышные золотые волосы, никогда не знавшие гребня. Точёные плечи, высокая девичья грудь поднимается в частом дыхании. И всё это как-то гармонично перетекает-переливается в белоснежное оперение. Огромные крылья сложены, отливают золотом кончики маховых перьев и роскошного хвоста. Продуманное совершенство. А на плече — глубокие порезы, и кровь сочится, течёт, пятная белоснежный подгрудок…
И снова знакомый речитатив:
Горе, о горе, пропали все истиннолюди,
Генноморфиды бессильны, бессильны их крепкие чары,
То, что незыблемым мнилось, тотчас же рассыпалось прахом.
Мор, разоренье и глад наступили повсюду,
Смерть на земле и на море, и нету спасенья от смерти.
Так предсказал нам Пророк, тот, кто не был услышан,
Но предсказанье сбылось, пробил час, горе сигнусадеи,
Призванный охранять, обернулся гонителем лютым,
Земли трясутся, и нету спасенья на небе.
Небо свернуло уж свиток, и ангел срывает печати,
Вышел из моря дракон о семи головах, и раздались пучины,
Рушатся тяжко на берег тяжёлые валы,
Суша разверзлась, повсюду дымы от пожарищ,
Пламя и лёд, лёд и пламя в стремительной битве,
Горе, о горе, спасения нету, о сигнусадеи!
Мощный Пророк, тот, кто не был услышан, сказал и иное:
Годы забвенья минут, и настанет година спасенья,
Явятся истиннолюди, восстанут из праха и пепла,
Ждите, живите, храните запретное Знанье!
Истиннолюди вернутся, возрадуйтесь, сигнусадеи!
Пение смолкло. Сигнус резким птичьим движением склонила голову, заглянув в глаза Олегу. И в душу. Взгляд её был безмятежен и лишён какого-либо намёка на мысль. Широко развела крылья — под ними обнаружились человеческие руки, от локтя переходящие в крыло. Сдвоенный сустав? Впечатление от изящной женской кисти несколько портили длинные, никогда не стриженные ногти… А вот рана… рана зарубцевалась, кровь не течёт. Ускоренная регенерация?
— Царевна, — позвал он. — Иди сюда, не бойся…
Сигнус глянула непонимающе, неуклюже развернулась и прыгнула со скалы, распластав прекрасные свои крылья.
— Понял? — Олег обернулся к Дитмару. — Сигнусы разумны.
— Попугаи тоже разговаривают, — отмахнулся тот. — Зато теперь я уверен в своей правоте. Битва льда и пламени — вот ключ. На Землю рухнула очередная Луна. Человечество погибло, началась Новая Эпоха. Все эти сигнусы и сирены — жалкие мутанты, расы бессильных карликов. Мы же приуготовлены для встречи великанов…
— Не так! — неожиданно резко возразил Иоанн. — Волшебная птица толкует совсем об ином. Разве не Откровение Иоанна Богослова слышали мы из её уст? А значит, Конец Света наступил, и Суд скоро состоится. Следовательно, не в аду мы, но в чистилище. Испытание сие…
Святой умолк на полуслове — Зов напомнил о себе. И они пошли.
На Никитскую яйлу перешли быстро. Олег каким-то шестым чувством нащупал, где некогда проходила Романовская трасса. Идти по разнотравью, утыканному редкими сосенками, было легко. Олег ни разу не сбился с пути, выйдя точно к Никитскому перевалу, где их ожидал сюрприз: спуска не было, а, наоборот, имелся двадцатиметровый обрыв, протянувшийся на неопределённое расстояние. Астроном глянул на Дитмара, мол, я же говорил. Немец извлёк из вещмешка моток тонкого вервия, напоминавшего стекловолокно, разрезанные кольца из сильно пружинящего опять же то ли пластика, то ли стекла — карабины, догадался Олег, — и гнутые заострённые штыри. Серебристые.
— В связке ходил? — сухо осведомился Дитмар.
Олег кивнул.
— Будешь страховать, — распорядился фон Вернер и, вооружившись увесистым булыжником, принялся забивать в скалу первый крюк…
Сперва спустили девиц, монаха, потом в связке — сами. Солнце давно ушло за яйлу, и только лучи ещё били из-за гор.
Ялты тоже не было. Но… Посреди зарослей высилось здание — очевидно, гигантских размеров, формой оно было как косой парус, а цветом — словно глыба полупрозрачного льда. Ни окон, ни балконов, никаких надстроек не наблюдалось. На вопрос Олега, что за диво, Дитмар лишь пожал плечами. Похоже, немец и сам был в недоумении.
Зов тянул дальше, уже в сумерках они скатились в предгорья. Олег был в ударе — он держал оптимальное направление по складкам рельефа, находил удобные сокращёнки. Иногда путь преграждали неглубокие обрывы — два-три метра. К удивлению астронома, и Таис, и Иоанн проявляли недюжинную ловкость, ну а Ефросинья не раздумывая сигала вниз, группируясь при падении, словно некогда успела закончить Высшее Рязанское училище ВДВ. И Дитмар поглядывал на неё с всё большим одобрением.
Буковый лес закончился, пошёл сосняк, тьма сгустилась до непроницаемости. Зов ослабил хватку, немец объявил привал. Снова развели костёр, снова оленина и фляга.
— Скажи, воительница, — поинтересовался эсэсовец у девицы, — ты всё ещё не помнишь, как ты умерла?
— Ага, вот тебе! — Девица скрутила из пальцев незамысловатую фигуру и сунула её под нос фон Вернеру. — Не умерла я. И вообще, где это мы?
— Земля тавроскифов и готов, — откликнулся Иоанн.
— Ого! — подивилась Ефросинья. — А ты не пялься! — прикрикнула она на Дитмара и натянула сарафан на колени. — Ишь, зенки вылупил! Смотри, нрав у меня крутой. Могу и не понять.
Расходилась девка, подумалось Олегу. Чудное всё же создание. Как не от мира сего.
— Но не Таврида сиё, — продолжал Иоанн.
— А ты, однобожец, вообще молчи! Много тебе твой крест помог, можно подумать, ага… Таврида, значит. Не умерла я, обалдуй! Сразилась с исконным врагом своим, Тёмным Волхвом Чернокиром. Думала, что одолела, ан нет. Не иначе, колдовством его окаянным сюда заброшена…
Взошла луна, и в серебристом свете её видимы стали кроны сосен, узор палой хвои, белёсые пятна валунов. Где-то вдали раздался пересвист хатулей. Зов снова заворочался, подтолкнул.
— Выступаем, — Дитмар уже был на ногах. — К утру надо дойти. Успеем? — это Олегу.
— Должны, — заверил астроном.
Отыскал на фоне неба Ай-Петри. Знаменитые зубцы уже не терзали высь, снесённые древними катаклизмами. И всё-таки вершину горы в лунном сиянии узнать было можно. Хороший ориентир, держим впереди и правее. Проще пареной репы.
— Должны дойти! — повторил он.
— Тихо! — прошипел Дитмар.
Из сосняка донесся скрип, словно качнулось от порыва ветра дерево и тут же замерло. Но никакого ветра не было. От Олега не укрылся невольный жест немца, чуть было не схватившегося за плазмоган. Ну да, ну да, Зов — Зовом, а рефлексы — рефлексами. Все мы люди. Истиннолюди, да. Сосредоточенно засопела Ефросинья. Краем глаза астроном углядел лунный блик на лезвии здоровенного её меча. Иоанн неожиданно вынырнул из зарослей — когда это он успел отлучиться? — с толстой, грубо отёсанной жердью, почти дубиной, в руках и протянул её Таис:
— Возьми, сестра. Ибо воистину.
Гречанка приняла оружие, прикинула вес и, перехватив за середину, неожиданно резко крутанула взад-вперёд — да так, что воздух засвистел. Однако, подумал Олег, редкая для женщины выносливость и ловкость. Конечно, в сравнении с электрическими шуточками Ефросиньи, сущий пустяк, но всё-таки. Истиннолюди, истиннолюди… Кто я?..
— Веди, Олег, — распорядился Дитмар. — И побыстрее. Ощущаешь?
Он ощущал. Зов тянул так, что противиться стало невыносимо.
Тонкий, на пределе слышимости визг ударил по нервам. Чёрная тряпка пронеслась над ними, едва не задев, и свечой ушла ввысь. Олег проследил за её полётом. Когда «тряпка» пересекла диск луны, выяснилось, что это нетопырь. Неслабый такой, размером с журавля. И тут же над вершинами сосен взметнулись неимоверно длинные иззубренные пилы, и с лёгкостью сняли нетопыря с неба, будто мошку.
Астроном перевёл дух. Так-так, ночные твари начали охоту. Можно сколько угодно убеждать себя, что Зов оберегает от хищников, но древние инстинкты с этими соображениями не слишком считаются. Говоришь, бережёного Зов бережёт? Ну-ну…
Наконец, двинулись в путь. Лес ожил. Свист, визг, утробный рык. Жизнь легко переходила в смерть. Смерть продлевала чью-то жизнь.
Олег иронизировал напрасно. Незримая аура Зова и впрямь оберегала их. Когда на тропу выскочило химерическое создание, помесь вепря с крокодилом, гауптштурмфюрер походя пнул его в рыло, и создание с обиженным хрюканьем ринулось обратно в заросли.
Один раз путь им преградила странная процессия. Группа существ, похожих на огромных, размером с телёнка, ежей важно шествовала на задних лапах. Раздался пересвист хатулей, с «ежами» произошла метаморфоза. Они присели, свернулись в плотные клубки, — причём иглы у них не встопорщились, а сложились в некое подобие брони, — дальше «ёжики» уже покатились, упруго подпрыгивая на камнях и корневищах.
Время шло. Вынеслась над горами вторая Луна, простреливая темноту навылет. Невероятное, сказочное её свечение подбодрило путников. Да и Зов усилился. Чувствовалась близость цели. Олег удивлялся: откуда только силы берутся. Ведь идут и идут, да не просто идут — катятся под уклон, по пересеченной местности. По его расчётам, уже миновали Ялту, Ласточкино Гнездо — интересно, осталось ли от него хоть что-нибудь? Рассвет скоро. Зов зовом, но физиология физиологией. Молочная кислота накапливается в мышцах, как ни бодрись. Во всяком случае, у людей это так. А у не-людей, точнее, у истиннолюдей? Да полноте, как можно верить древнему, затёртому до потери смысла сказанию, передаваемому из поколения в поколение полуразумными существами?
Астроном покосился на Ефросинью, размеренно вышагивающую рядом. Что ни говори, просто люди плазмой не швыряются… А он сам, астроном Сахновский Олег Яковлевич, не способен ли на что-нибудь эдакое? Сверхъестественное? Нет, ничего похожего он в себе не ощущал. Как