Затем Роберта посетило нечто вроде откровения: он должен показать миру, что является человеком твердых моральных принципов и глубоких убеждений. Те немногие, кто слышал его речи и заглядывал к нему в сердце, знали об этом, но Роберту требовался более широкий круг посвященных. Все должны видеть в нем серьезного человека и ревностного защитника англиканской религии. К изумлению де Квадры, Роберт, точно забыв об их конфиденциальных беседах, начал упорно заявлять о своей преданности реформированной религии. Этого никто не оспаривал. Впрочем, у Роберта имелись и другие, не менее выдающиеся достоинства, необходимые для занятия королевского трона. Едва ли кто-то из европейских принцев был настолько же пригоден для управления своей страной.
Тактика принесла желанные результаты. Довольно скоро Роберт стал замечать, как постепенно меняется к нему отношение окружающих. Раньше его не то что сторонились, но старались лишний раз не попадаться на глаза, словно он был змеей, способной ужалить, или чародеем, который одним взмахом своей волшебной палочки превратит их в жаб и пауков. Теперь с ним держались намного учтивее, а его мнения выслушивали до конца и с вниманием. Словом, в Роберте стали видеть важную персону. Елизавета и Сесил это тоже заметили, но если королева обрадовалась, то ее государственный секретарь насторожился. Только не хватало, чтобы еще один из семейства Дадли воссел на английском троне. Боже, убереги Англию от такой участи!
Однако в то лето многие верили, что Дадли вполне может стать королем.
Теплым июньским вечером Елизавета в прекрасном платье из серебристой парчи поднялась на борт королевской барки, дабы полюбоваться представлением на Темзе. Вдвоем с Робертом они изящно прошествовали по узкой палубе между застывшими гребцами в нарядных ливреях и зашли в одну из двух кают. Ту, что побольше. Каюту украшали картины в золоченых рамах. На мягких диванах громоздились бархатные подушки. Окна были занавешены золотистыми портьерами, а под ногами лежал красный ковер с лепестками свежих роз, придававшими воздуху пряный аромат. Роберт проворно отдернул портьеры. На причале, среди нарядной толпы, ожидавшей свои барки, Елизавета заметила епископа де Квадру. Придворные весело смеялись. Многие стояли у самого края причала, даже не думая, что вместо барки могут очутиться в воде.
– Господин епископ, идите к нам! – открыв окошко, крикнула Елизавета.
Роберт нахмурился.
– Тебе не стоит любезничать с католиками, – пробормотал он.
Но епископ, радостно улыбаясь, уже поднимался к ним на борт, и Роберту пришлось умолкнуть. Появилась леди Кэтрин Грей, как всегда бледная; она принесла вино и кексы с маком. Следом вошел улыбающийся епископ и уселся на внушительную подушку. Королевская барка отчалила и вскоре оказалась на середине Темзы. Палубу освещали факелы. Со всех сторон к королевской барке подплывали другие, образуя настоящую флотилию. Каждое судно было с выдумкой расписано и украшено, дабы доставить удовольствие королеве и толпам горожан, собравшихся по обеим берегам. Елизавета поражалась фантазии своих подданных. Лодки-драконы, лодки-единороги, лодки с фигурами нимф, богов, рыцарей и красавиц. Отовсюду слышалась музыка и стихи. В воздух взлетали разноцветные огни фейерверков. Елизавета была зачарована этим волшебством. Она сидела между Робертом и де Квадрой, уписывала кексы, то и дело показывала на очередную диковину, постоянно хлопая в ладоши. Когда епископ деликатно предложил ей поговорить о политике, Елизавета поднесла палец к губам и озорно подмигнула испанцу, после чего продолжала шутить и смеяться с Робертом.
Будучи священником, давшим обет безбрачия, епископ умел распознать истинные чувства других. Сейчас он видел, насколько королеве и Роберту хорошо в обществе друг друга. Если забыть, что перед ним сидели двое еретиков, один из которых, весьма вероятно, убил свою жену, де Квадра видел почти идеальную пару. Угощение, это красивое празднество на воде и оказанная честь подвигли епископа на комплимент.
– Ваше величество, я давно не видел вас такой счастливой, – поглядев сначала на королеву, затем на лорда Роберта, произнес испанец.
– А я действительно счастлива, господин епископ, – улыбнулась Елизавета. – И у меня для этого есть веские основания.
– Стало быть, слухи не беспочвенны и вы действительно собираетесь замуж за лорда Роберта?
– Чего только не услышишь вокруг! – засмеялась Елизавета. – Но мы можем об этом поговорить. Правда, Робин?
Роберт понимал, что ей нравится дразнить де Квадру, а заодно и его самого.
– Если вам угодно, ваше величество, – сказал он, подыгрывая Елизавете, – достойный епископ мог бы обвенчать нас прямо здесь.
– Сомневаюсь, что епископ достаточно хорошо знает английский брачный ритуал, – захихикала королева.
Благодушного настроения де Квадры как не бывало. Он не любил, когда серьезные темы делались предметом легкомысленных шуток. Брак был одним из таинств церкви, разговор о венчании в каюте воспринимался епископом едва ли не богохульством. Но до чего же лжива и тщеславна эта женщина. В ней жило не менее сотни тысяч чертей, и де Квадра давно оставил попытки понять Елизавету.
– Если бы вашему величеству было угодно освободиться от тирании сэра Уильяма Сесила и других ваших советников, восстановив в Англии истинную религию, вы могли бы беспрепятственно выйти замуж за лорда Роберта, – без тени улыбки произнес де Квадра. – Король Филипп оказал бы вам всестороннюю поддержку, а при таком могущественном союзнике никто бы не осмелился воспротивиться вашему союзу. И я бы с радостью вас обвенчал.
Елизавета видела, как мрачнеет лицо Роберта. Не дожидаясь, пока он скажет епископу какую-нибудь дерзость, она широко улыбнулась де Квадре и поблагодарила за совет и за искреннюю заботу о ее судьбе. Более того, даже сказала, что подумает над его словами. Роберт за спиной де Квадры подавал ей сердитые знаки, но Елизавета лишь улыбалась. Когда празднество кончилось и они остались одни, Роберт попытался выговорить ей за столь неподобающее поведение. Тут Елизавета не выдержала:
– Я королева Англии, и не тебе, Робин, сомневаться в моей мудрости. Меня короновали на правление, и простые смертные не вправе меня судить. Попробовал бы ты говорить в таком тоне с моим отцом!
– С твоим отцом я не укладывался в постель! – парировал Роберт. – Интересно, что сказал бы твой отец, если бы услышал, как ты разговаривала с этим испанцем?
– Робин, ты иногда ведешь себя словно мальчишка. Уж кто-кто, а ты должен понимать, сколь важна для нас сейчас дружба с Испанией.
– Даже ценой отхода от принципов истинной религии?
Елизавета фыркнула:
– Тебе ли меня не знать? Ладно, мои дорогие Глаза, не будем ссориться. Сегодня был чудесный вечер, пока ты его не испортил.
Ночью Роберт опять пришел к ней. Он не мог отказать. И вновь думалось, что главная цель – брак с королевой – в пределах его досягаемости. Однако в эту ночь, как и в другие ночи, дальше ласк у них не пошло. Елизавета была напряжена и думала о чем-то своем. В предрассветные часы Роберт вернулся в свою постель, но не смог уснуть, размышляя о своем будущем.
Судя по всему, Елизавета снова взялась за брачную игру. Стало известно, что принц Эрик, еще не утративший надежд стать ее мужем, выехал в Англию. Он намеревался свататься сам, не доверяя эту миссию никаким посланникам.
– Не понимаю, чту понадобилось этому шведу у нас, – ворчал Роберт.
Друзья успокаивали его, говоря, что это обычная придворная дипломатия. Внимание королевы поглощено только Робертом, и даже простой народ считает их брак делом решенным. Люди даже заключают пари, называя разные даты свадьбы.
Оказалось, что еще раньше Эрик отправил свой портрет. Когда холст прибыл во дворец, Елизавета велела поставить его у себя в приемной и как раз любовалась изображением принца. Это видели и придворные, и, конечно же, Роберт. Улыбнувшись ему, Елизавета снова повернулась к портрету.
– Если в жизни принц столь же обаятелен, как на этом полотне, вряд ли кто из женщин перед ним устоит, – лукаво улыбаясь, заявила она.
Разговаривая с придворными, Елизавета то и дело поглядывала на портрет Эрика, словно не замечая бурлящего от гнева Роберта.
Еще больше оснований для гнева появилось у лорда Дадли, когда приехал посланник Карла Девятого – нового французского короля. Франциск Второй – юный, болезненный муж Марии Стюарт – недавно умер. Когда на престол взошел его брат, Екатерина Медичи – королева-мать – недвусмысленно намекнула Марии, что ее дальнейшее пребывание во Франции нежелательно. Мария вернулась в Шотландию, где теперь правили лорды-протестанты. Елизавета усмехалась, представляя, как эта изнеженная, неопытная католичка Мария будет заявлять о своих притязаниях на шотландский трон, стоя перед суровыми, неуступчивыми шотландцами. Настоящими варварами, если верить Бэкону. Уж они научат ее жизни и выбьют из ее головки разные глупости.
Главное, шотландские лорды были протестантами, способными умерить аппетиты Марии Стюарт. Это успокаивало Елизавету. А теперь и новый французский король предлагал ей свою дружбу.
– Ваше величество, мой государь не только шлет вам свои добрые пожелания, – заявил посланник. – Он велел мне передать вам его мнение. Его величество считает, что вам следует выйти замуж за лорда Роберта Дадли. Мой король желал бы познакомиться с лордом Робертом.
В глазах Роберта зажглось торжество.
«Смотри, – говорил его взгляд. – Не только Испания одобряет наш брак. Теперь и Франция тоже. Это расчищает нам путь…»
Увы, Роберт слишком многое принимал как должное! Елизавета повернулась к французскому посланнику и с учтивой улыбкой сказала:
– Я бы не осмелилась отправлять грума для знакомства со столь великим королем.
Она назвала его грумом? Его, королевского шталмейстера, принадлежащего к гордому семейству Дадли? Лицо Роберта пылало от стыда и злости. Придворные улыбались украдкой. Твари презренные, вот кто они!