Учитывая его строгую приверженность протестантизму и немалую ревность (Елизавете хотелось так думать), Роберт, конечно же, возненавидел этот союз. Зато остальные советники были на ее стороне. Даже Бёрли, предвкушая перспективы брака Елизаветы с герцогом, сделался романтиком и теперь воспевал узы брака, чуть ли не на каждом углу расхваливая достоинства герцога Анжуйского. Елизавета не представляла, как бы к этому отнеслась его жена, суровая, сдержанная Милдред. Наверняка просто бы не узнала преображенного Сесила, внезапно заговорившего поэтическим языком. Во всяком случае его прославления брачного ложа и наслаждений, которые Психея познала с Купидоном, Милдред бы точно не понравились. Елизавета позволяла себе игнорировать протесты Роберта. Какое право он имеет возражать? Он вообще был у нее в долгу, отвергнув ее ради той женщины.
А та женщина, явно не думавшая сейчас о гневе королевы, уже находилась на сносях. Настал день, которого Роберт ждал и боялся. Служанки Летиции не допускали его к жене. Он мерил шагами галерею, прислушиваясь к каждому звуку. Вздрагивал от доносившихся из-за закрытых дверей криков жены. Что там сейчас происходит? Как протекают роды? Роберт изнывал от ожидания.
Время ползло еле-еле. Устав ходить, Роберт плюхнулся на диванчик возле окна. Он пил бокал за бокалом, топя в вине свои страхи. Крики сменились тихими стонами, после чего наступила полная тишина. Роберт встал, мгновенно протрезвев, и опять начал свои хождения взад-вперед. Ну когда же они наконец скажут, кто у него родился? Сколько можно мучить отца неопределенностью?
Теряя терпение, Роберт громко постучал. Дверь тут же открыли. На пороге стояла повитуха – дородная деревенская женщина, славившаяся своей искусностью и имевшая высокую репутацию. Обычно она держала себя уверенно и грубовато, однако сейчас стояла, опустив плечи. Она была чем-то напугана… За спиной повитухи Роберт увидел служанку с матерчатым свертком. Роберт боялся даже подумать, чту все это значило.
Бог ей судья, но когда Елизавета узнала, что соперница родила мертвого ребенка, она обрадовалась. По крайней мере, не придется терзать себя мыслями, что сын Роберта мог бы быть их общим ребенком.
1579
Для завершающей стадии переговоров герцог Анжуйский прислал в Англию барона Жана Симье. Елизавета незамедлительно приняла француза. Смуглый, темноволосый, он очаровал ее своей внешностью. Симье был придворным до мозга костей: предельно учтивый, в меру флиртующий и умеющий говорить неизбитые комплименты. Все это он мастерски использовал в разговоре с королевой.
– Ваше величество, я приехал, дабы подготовить вас, – певучим голосом произнес барон Симье, низко кланяясь и изящным движением отводя за спину широкополую шляпу с перьями.
– Подготовить меня? К чему?
– К напору ухаживаний со стороны моего господина, ваше величество. Он буквально умирает от любви к вам. Исполненный нетерпения, он тоскует по вас и мечтает дожить до того дня, когда сможет своими глазами увидеть ваше божественное лицо.
«Бесс, не будь мотыльком, летящим на огонь», – хмуро подумал стоявший у трона Роберт.
Елизавета расплылась в улыбке:
– И нам тоже не терпится увидеть герцога и приветствовать его на английской земле. Можете передать вашему господину, что его портрет произвел на меня большое впечатление.
Художник явно погрешил против правды, не оставив на лице герцога ни одной оспины.
– Ваше величество, я непременно передам ему ваши слова и расскажу многое другое. Я поведаю моему господину о вашей божественной грации и ослепительной красоте. Если существует совершенство из плоти и крови, то это, несомненно, вы, ваше величество.
– Ах, господин барон, вас не зря назвали таким именем, – игриво сказала Елизавета. – Вы проказливая обезьяна. Я даю вам это прозвище! Из всех зверей вы самый красивый.
– Так за кого она собралась замуж? – прошептал герцог Сассекский, наблюдая флирт между королевой и французским посланником.
Роберт уже собирался дать язвительный ответ, когда Симье вдруг театрально хлопнул в ладоши. В зале появился слуга, чуть не сгибавшийся под тяжестью шкатулки.
– Ваше величество, я привез драгоценные камни, которых бы хватило на двенадцать тысяч корон для вашей знати. Это подарок моего господина, – ликующим голосом сообщил посланник. – Герцог послал их в знак его доброй воли и дружбы.
– И как подкуп, чтобы заставить нас поддерживать этот брак, – пробормотал Роберт.
– А мне их союз с каждым днем нравится все больше, – заявил герцог Сассекский.
– Какая сказочная щедрость, – расцвела Елизавета, искусно хлопая ресницами.
«Что за черт? Она ведет себя как юная ветреная дурочка, на которую впервые обратили внимание», – подумал Роберт.
С каждой минутой королева повергала его во все большее недоумение.
На следующий день, внутренне сжимаясь, Роберт вновь наблюдал безудержный флирт королевы с бароном. Елизавета лезла из кожи вон, показывая, как она стремится выйти замуж за герцога Анжуйского. В честь Симье она устроила пышный бал с представлением. Французский посланник постоянно находился рядом с Елизаветой. Она не отпускала его ни на шаг, вызывая на переговоры – официально это называлось так – даже поздним вечером. В числе прочих подарков герцога барон вручил ей книжку, переплет которой был украшен самоцветами. Елизавета пришла в неописуемый восторг и пообещала, что станет повсюду носить ее с собой. В качестве ответного подарка она решила отослать герцогу миниатюру со своим портретом и вышитые перчатки.
– В один прекрасный день, – томным голосом произнесла королева, – я надеюсь, что мсье Анжу, – как она называла герцога, – получит от меня более утонченные и ценные подарки.
Видя этот затянувшийся спектакль и слыша кокетливое хихиканье королевы, Роберт мечтал оказаться сейчас подальше отсюда. И в то же время его искренне восхищала ее бесцеремонность. Любую другую женщину среднего возраста, вздумай она так себя вести, попросту высмеяли бы, но придворные Елизаветы видели в ней богиню – или полубогиню, – наделенную даром вечной молодости. У кого-то другого этот спектакль окончился бы провалом, но Елизавета не напрасно была дочерью Анны Болейн. Пусть у нее уже не осталось ни молодости, ни красоты, тем не менее она виртуозно убеждала людей, что у нее есть и то и другое. Роберт тоже поддался ее чарам. И все начинали верить, что на сей раз королева действительно намерена выйти замуж. Ничего удивительного, что двор, затаив дыхание, с любопытством следил за разворачивающимся действом.
Уолсингему, как и Роберту, претила мысль о браке королевы с католиком, хотя государственный секретарь занимал здесь более прагматичную позицию. Шпионы Уолсингема сумели выведать некоторые весьма неприглядные факты из жизни Симье. И сейчас сэр Фрэнсис делился ими с Робертом.
– У брата нашей «обезьяны» была любовная связь с его женой. Брата барон убил, а жена отравилась незадолго до его отъезда в Англию.
Лицо Уолсингема было каменным. Никаких придворных улыбок.
– Только не просите меня сообщить это королеве, – сказал Роберт. – Она объявит эти факты гнусной клеветой, а меня обвинит в намерении расстроить ее брак.
– То же самое она скажет и мне, – вздохнул Уолсингем.
– Ей мы ничего не сообщим, но будем сохранять бдительность, – проворчал Роберт.
Он был по горло сыт этой придворной пантомимой, не предвещавшей ему ничего хорошего.
На заседание Тайного совета Елизавета пришла сияющая, с письмом в руках.
– Сегодня получила от герцога Анжуйского. По его словам, если я выйду за него замуж, то вдохну в него новую жизнь. Тоска по мне буквально подтачивает его силы. Он пишет, что непременно умер бы, если бы не надежда увидеть богиню небес и служить ей. Не правда ли, трогательно?
«Милосердный Боже, помоги нам», – подумал Роберт.
И этот… человек имеет шансы стать нашим королем.
– Когда такая старуха, как я, начинает думать о браке, это действует лучше любых лекарств! – засмеялась Елизавета.
Конечно же, ей хотелось услышать сейчас хор возмущенных голосов. Зачем она на себя наговаривает? Какая она старуха? Ей известен секрет вечной молодости. Хаттон назвал ее «женщиной, которая удивила время».
Сообщив о содержании письма, Елизавета, пританцовывая, будто подвыпившая девка в таверне, вышла из комнаты. Она действительно чувствовала себя помолодевшей.
«Ваши слова любви я прикажу выбить на мраморе, – писала она герцогу Анжуйскому. – Можете не сомневаться в моей вечной дружбе и постоянстве – качествах, весьма редких среди королевских особ. Знайте, что я никогда не нарушу свое слово».
Она и впрямь никогда не нарушала своего слова. Она просто передвигала сроки его исполнения.
При всяком упоминании о мсье Анжу лицо королевы озарялось. Придворные, советники, фрейлины и служанки начали потихоньку уставать от постоянных разговоров об обаянии герцога и его добродетелях.
– Теперь я убедилась: в мире нет большего счастья, чем брак, – заявила Елизавета Бёрли.
Потрясенный, ее Дух чуть не упал со стула.
– Скажу тебе больше: я сожалею о напрасно потраченном времени, – добавила королева.
Но это вслух. Внутри ее по-прежнему терзали сомнения.
– Скажите, а вашему господину действительно нужна я? – спросила она Симье, когда они наедине обсуждали условия брачного договора. – Или он хочет стать королем? Я не успокоюсь, пока не узнаю.
– Ваше величество, герцог просто обожает вас! – воскликнул Симье, прикладывая руку к сердцу. – Как вы могли подумать что-то иное?
– Но он еще меня не видел, – резонно заметила французу Елизавета. – Его истинные мысли обо мне я узнаю, лишь когда увижу его воочию.
– Поверьте мне, ваше величество: у вас не должно быть причин для опасений.
Допустим, Симье говорил чистую правду. И все равно Елизавета решила, что не даст согласия на брак с герцогом Анжуйским, пока не увидит его собственными глазами и не сочтет его достойным женихом.