– Моему мальчику, моему наследнику было всего пять лет, – говорил он, не пытаясь скрывать слезы. – Видно, наш жестокий мир не годился для него, раз Господь так рано взял его к себе. Теперь все мои богатства перейдут моему брату Уорвику.
В свои пятьдесят три он еще бы мог зачать другого ребенка, но Елизавета чувствовала: больше детей у Роберта не будет. Главное – он об этом даже не помышлял.
– Я хочу удалиться на покой, – вдруг сказал он.
– Нет, мои Глаза. Я даже слышать не хочу о твоей отставке, – заявила Елизавета.
– Любезный лорд, мы не представляем Тайного совета без вас, – присоединился Хаттон. – Вы никак не можете нас оставить.
Это говорилось не из желания ободрить скорбящего отца. Положение в самой Англии и за ее пределами было весьма тяжелым. Мария Стюарт, так и не расставшаяся с мыслью свергнуть Елизавету, плела нити нового заговора. По приказу короля Филиппа в Нидерландах убили Вильгельма Оранского – храброго предводителя голландских протестантов. Подданные Елизаветы опасались, что следующей в списке жертв испанского короля может оказаться она. После убийства Вильгельма и смерти герцога Анжуйского (он умер в прошлом году от малярии, которую подхватил в Нидерландах) герцог Парма получил бульшую свободу действий. Испания намеревалась вернуть под свою власть все нидерландские земли.
Куда двинет свои войска Парма потом, когда завоюет все города в Нидерландах?
– Вот что, старик, – резко произнесла Елизавета, поворачиваясь к Роберту. – Горе твое велико, но никакими слезами ты сына не вернешь. А мне нужна твоя помощь. И не в совете. Я отправляю тебя в Нидерланды во главе армии. Мы должны помочь тамошним протестантам. Надеюсь, это тебя приободрит!
На измученном лице Роберта отразилось изумление.
– После стольких лет ты согласна отпустить меня на войну? – не веря своим ушам, спросил он.
– Не думай, что я делаю это с легким сердцем. Но я могу тебе доверять. И я знаю, что ты давно хотел помочь голландским протестантам.
Глаза Роберта вспыхнули. Это был единственный способ вывести его из ступора и отвлечь от скорбных мыслй. Конечно же, Елизавета рисковала. Здоровье Роберта оставляло желать много лучшего. Вот уже тридцать лет, как он не воевал. За это время тактика войны сильно изменилась. Герцог Парма был опытным генералом. Но Елизавета отправляла Роберта воевать не только ради интересов государства. Сражения отвлекут его от губительных мыслей, восстановят его гордость (и ее тоже, если уж говорить правду). Он снова почувствует себя полноценным мужчиной. И все же, отдав этот приказ, Елизавете очень хотелось его отменить.
Роберт преобразился. Как давно он мечтал сразиться с испанцами. Он покажет всем этим сосункам-фаворитам, что такое придворный старой закалки! Эх, если бы еще и сбросить лет двадцать…
Видя приготовления Роберта к грядущей кампании, Елизавета холодела от ужаса. Ей было невыносимо расставаться с ним. Вот уже целый год с ней происходило что-то странное. По мере того как ее месячные начали запаздывать, ее характер тоже претерпел изменения, и не в лучшую сторону. Теперь настроение у нее могло меняться каждые пятнадцать минут. Беспричинный смех превращался в такие же беспричинные слезы. Всякие попытки держать себя в руках не давали результатов. Срывы и вспышки гнева следовали одна за другой. Елизавета неумолимо превращалась в зависимую женщину, которой обязательно надо за кого-то уцепиться. (Когда-то она откровенно ненавидела подобных женщин.) И единственным мужчиной, за которого она цеплялась, был Роберт.
Как-то поздним вечером, захлестнутая страхами и мрачными предчувствиями, она позвала Роберта к себе.
– Не уезжай в Нидерланды. Не оставляй меня, – жалобным голосом взмолилась она, ненавидя себя за этот отвратительный тон. – Я… я боюсь, что долго не проживу.
На самом деле она боялась, что это Роберт долго не проживет, но не могла произнести такое вслух.
– Не говори чепухи! – возразил Роберт. – Ты здорова как бык и всех нас переживешь. И больше не пытайся меня отговаривать. Тебе ли не знать, как в Нидерландах ждут нашей помощи? Мы вышвырнем испанцев из страны, я вернусь домой с победой, и мы устроим грандиозный праздник.
– Да, – неуверенно сказала Елизавета.
– Не волнуйся, Бесс. Все пройдет как по маслу.
Его слова взбодрили. Но надолго ли хватит этой бодрости, она не знала. В одну из ночей Роберт был разбужен слугой королевы. Пока он протирал глаза, этот верзила в ливрее передал ему слова Елизаветы: прекратить все приготовления к отъезду в Нидерланды вплоть до ее распоряжения.
Как это понимать? Он не какой-нибудь там «мсье Анжу», чтобы играть с ним в подобные игры. Надев камзол, Роберт отправился искать советников. Ему нужно было заручиться их поддержкой. Бодрствовал только Уолсингем: сидел у себя в кабинете и что-то писал. Войдя, Роберт грузно плюхнулся на свободный стул.
– Что подняло вас с постели, Роберт? – спросил Уолсингем, откладывая перо.
Сам он обдумывал усиление мер безопасности, вызванных новыми ухищрениями Марии Стюарт.
– Устал я, – вздохнул Роберт. – От жизни и от всего.
Затем он рассказал о визите слуги и требованиях королевы.
– Я бы не стал придавать им столько значения, – сказал Уолсингем, стараясь его успокоить. – Вы же знаете особенности нашей дорогой королевы. К утру она отменит то, что приказала ночью.
Уолсингем оказался прав. Утром Елизавета объявила, что отменяет ночной приказ. Но вид у нее был угрюмый, а тон раздраженный. Время отъезда Роберта неумолимо приближалось. Эти качания маятника продолжались не один день. Потом Елизавета придумала новую уловку.
– Я тебя произведу в генерал-лейтенанты, – сообщила она Роберту.
Роберт счел это оскорблением. Он ожидал, что ему присвоят чин генерал-капитана. Это был высший чин, отвечавший не только самолюбию Роберта, но и практическим целям, поскольку обеспечивал бы ему большее уважение со стороны подчиненных.
– Бесс, почему ты так решила? – сердито спросил он.
– Не хочу, чтобы собственную славу ты ставил выше преданного служения мне, – тоном капризной девочки объявила Елизавета.
Роберт не сразу нашел ответные слова:
– А разве война с испанцами не способствует твоей славе? Разве королева не разделяет славу ее полководцев?
Он изо всех сил пытался сдерживаться, хотя она больно ударила по его самолюбию.
– Голландцы могут расценить это по-своему. Ни в коем случае не соглашайся ни на какие их титулы. Это означало бы распространение моей власти на Нидерланды, чего я очень не хочу.
– Можете на меня положиться, ваше величество, – сказал Роберт, переходя на официальный тон.
Они иногда играли в эту официальность. Слова Елизаветы жгли, как застрявшее жало шмеля, – Роберту непременно хотелось сказать нечто противоречащее.
– Вашему величеству угодно подвергнуть меня испытанию, дабы проверить, насколько я ее люблю. Вы даже пытались отговорить меня от участия в нидерландской кампании. Но я решил, что никакие ухищрения, в том числе и ваши собственные, не помешают мне исполнить долг подданного моей королевы. Вы можете меня за это ненавидеть, что меня удивляет и огорчает. Но в ваших нынешних словах я не чувствую ни любви к себе, ни благоволения.
Их глаза встретились. Его – полные душевной боли, ее – полные слез.
– Робин, я просто не хочу, чтобы ты уезжал! – воскликнула Елизавета. – Прости мою жестокость. Ни у кого из королев не было более верного слуги, чем ты.
Роберт подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе. Елизавета давно забыла ощущение его рук. Это было так прекрасно, что она заплакала.
– Ты, Бесс, не бойся за меня, – прошептал Роберт. – Я буду беречь и себя, и наших смелых солдат. Вот увидишь: мы вернемся к тебе, овеянные славой!
Их нежные отношения не продлились долго. Положение главнокомандующего английской армией в Нидерландах обязывало Роберта взять с собой громадную свиту численностью в сто семьдесят человек. Его пасынок, унаследовавший титул графа Эссекского, служил у него в должности шталмейстера. Королева против этого не возражала. Но затем ей стало известно, что та женщина тоже собирается ехать в Нидерланды, забирая с собой чуть ли не всех своих слуг и великое множество вещей: изысканные наряды, мебель, шпалеры и даже кареты!
– Я отправляю тебя в Нидерланды воевать с испанцами, а не для того, чтобы твоя жена там разыгрывала из себя королеву! – кричала Елизавета. – Передай ей, пусть поучится скромности, иначе сам никуда не поедешь!
Роберт стоически выдержал очередной выплеск Елизаветы. Он понимал: все это обусловлено ревностью и страхом его потерять. В чем-то она была права. Приехав домой, он попросил Летицию умерить пыл.
– Мы едем на войну, а не править Нидерландами.
Он надеялся, что Летиция прислушается к его словам. Та сразу поняла, откуда ветер дует, и, естественно, возмутилась. Характеры у нее и королевы были похожи, и взаимная ненависть тоже была похожа. Роберт вздыхал и в который раз твердил себе, как нелегко оказаться между двух воюющих женщин. Елизавета начисто утратила интерес к его приготовлениям, и все только потому, что вместе с ним ехала Летиция.
Наконец Роберт отплыл в Нидерланды, оставив заплаканную королеву. Но на голландской земле его ждало новое испытание. Благодарные голландцы решили устроить ему роскошную ознакомительную поездку по той части страны, что не была занята испанцами. А затем потребовали, чтобы он правил ими в должности генерал-губернатора.
Роберт представлял, какие молнии будет метать Елизавета, когда узнает. Их отсветы он увидит и на голландском берегу.
1586
– Как они смеют! – бушевала Елизавета. – И как он смеет соглашаться?
Ее буквально шатало от злости. Советники давно не видели свою королеву такой разъяренной.
Елизавета написала письмо, где в самых язвительных выражениях отчитала Роберта за его «ребячье тщеславие».
«Ты опозорил меня перед всеми правителями! – заявляла она. – Единственное, что еще может убедить меня в твоей верности, это решительный и стойкий отказ от генерал-губернаторства. И берегись, если посмеешь нарушить мой приказ. За своеволие ответишь в полной мере».