Матушка Конте уже расставила на длинном широком столе набор разнообразных мисок и мерных стаканчиков. Тут же блистали великолепием выложенные в ряд румяные яблоки. Такими не постыдилась бы воспользоваться и злая королева из сказки про Белоснежку. Посреди стола высилось что-то вроде блендера с колесиками, а рядом выстроились банки с сыпучими продуктами — по всей вероятности, с сахаром, мукой и содой.
Мэгги попыталась изобразить воодушевление при мысли о предстоящем занятии. Боже, как хочется хлебнуть вина… но ведь сейчас только девять утра. Надо было плеснуть спиртного в кофе. Итальянцы такое любят.
Она растянула губы в фальшиво бодрой улыбке:
—Итак, что сегодня будем готовить?
Матушка Конте выложила перед ней на стол изрядно потертый клочок бумаги и ткнула в него пальцем:
—Вот наш рецепт.
—Хм, я думала, вы так много знаете о готовке, что обходитесь без рецептов.
Мать Майкла фыркнула:
—Я — да, но тебе, Маргерита, нужно научиться следовать инструкциям. Это рецепт одного из фирменных десертов нашей пекарни. Мы начнем с того, что попроще,— torta di mele, яблочный пирог. Прекрасно подойдет к нашему послеобеденному кофе.
Мэгги окинула взглядом длинный перечень действий и на третьем пункте безнадежно потеряла ориентацию. Она как-то стряпала шоколадный кекс из готовой смеси — просто потому, что захотелось это попробовать. Проба вышла неудачной, поскольку Мэгги понятия не имела, что тесто нужно так долго размешивать, и в нем остались комья сухого порошка. Ее тогдашний приятель чуть не лопнул от смеха, и Мэгги в тот же вечер с ним порвала.
—Я буду наблюдать за твоей работой. Вот твои мерные стаканчики. Приступай.
Когда в последний раз ею командовала женщина постарше? Да никогда. Разве что мать Алексы, да и то лишь потому, что Мэгги, еще будучи девчонкой, часто бывала у них дома.
Мэгги не спеша отмерила сухие ингредиенты и высыпала их в огромную миску. Что ж, ладно, если ей предстоит подвергнуться кухонным пыткам, она вполне может заодно кое-что поразнюхать.
—Майкл говорит, что вы научили его готовить еще в раннем возрасте. Неужели он всегда хотел управлять «Ла дольче фамилиа»?
—Майкл очень долго не желал иметь ничего общего с семейным бизнесом,— ответила пожилая женщина.— Он твердо решил стать автогонщиком.
У Мэгги отвисла челюсть.
—Что?!
—Si. Он был очень хорошим гонщиком, хотя у меня сердце замирало всякий раз, когда он выезжал на трассу. Сколько бы отец и я ни пытались его урезонить, он неизменно возвращался к гонкам. К тому времени наша пекарня уже начала приобретать популярность, и мы открыли вторую в Милане. Отец часто ссорился с Майклом, твердя о его ответственности перед семьей и семейным бизнесом.
—Майкл никогда не рассказывал мне, что был гонщиком,— пробормотала Мэгги… и тотчас прикусила язык. Вот черт! Как это она может ничего не знать о прошлом собственного мужа?— То есть… я хочу сказать, он мало что говорил о своем прежнем занятии.
—Меня это не удивляет. Майкл теперь почти не вспоминает об этой части своей жизни. Нет, Маргерита, яйца надо разбивать вот так.
И синьора Конте, одним четким ударом разломив яйцо пополам, ловко вытряхнула его содержимое в миску.
Мэгги попыталась скопировать ее движения — и скорлупа яйца лопнула, разлетевшись на мелкие кусочки. Она вздрогнула, как от удара, но мать Майкла пододвинула к ней горку яиц и велела разбивать их одно за другим. Мэгги постаралась сосредоточиться на этом занятии, но в мыслях ее неотступно маячил образ юного Майкла Конте, который, презрев волю родителей, несется в машине по гоночной трассе.
—И что же произошло?
—Все осложнилось,— вздохнула синьора Конте.— Один из друзей Майкла попал в аварию, и этот случай прибавил нам расстройства. К тому времени мы уже знали, что Венеция не желает заниматься пекарней, и наши мечты о семейном бизнесе начали увядать. Конечно, мы могли бы принять и другие решения. Мой муж стремился к расширению дела; я любила готовить и хотела остановиться на двух пекарнях. Кто знает, к чему бы мы пришли? Вмешался Господь, и Майкл сделал свой выбор.
Мэгги ударила яйцом по краю миски. Желток и белок аккуратно выскользнули в миску, не прихватив с собой ни единого кусочка скорлупы, и она испытала странное удовлетворение. Должно быть, «семь» и вправду ее счастливое число.
—Он решил бросить гонки?
Синьора Конте покачала головой, и на ее лице промелькнуло сожаление.
—Нет. Он объявил, что решил стать профессиональным гонщиком.
—Не понимаю…— шумно втянула воздух Мэгги.
—Майкл ушел из дома и целый год ездил в кольцевых гонках. Он был молод, но одарен и мечтал когда-нибудь принять участие в Гран-при. А потом у моего мужа случился сердечный приступ.
Образ, стоявший за этими словами, потряс Мэгги до основания. Она смотрела на мать Майкла и не могла отвести глаз. Казалось, еще мгновение — и ей откроется ужасная правда. Мэгги напряглась всем телом, охваченная неодолимым желанием: бежать без оглядки, зажав для верности уши. Голос ее дрогнул, сорвавшись на единственном слове, которое только она и сумела выговорить:
—Расскажите.
Синьора Конте кивнула и вытерла руки о фартук.
—Si, тебе следует это знать. Узнав, что у отца произошел сердечный приступ, Майкл тотчас вернулся домой. Сутками не выходил из больницы, неотлучно дежурил у его постели. Думаю, мы все тогда верили, что отец в конце концов оправится, но случился второй приступ… и он нас покинул. Выйдя из его палаты, Майкл сообщил мне, что бросил гонки и берет в свои руки семейный бизнес.
Она помолчала, и Мэгги тоже не произнесла ни слова, пока ее пожилая собеседница размышляла о давно минувших событиях и во взгляде ее мелькали призраки прошлого.
—Тот день, когда я потеряла мужа, принес мне еще одну потерю. Мой сын лишился того, что всегда ярко пылало в нем: необузданности, неукротимой свободы от всех и всяческих запретов. Он стал идеальным сыном, идеальным братом, идеальным бизнесменом — словом, всем, что нам было от него нужно… но при этом отрекся от части себя.
Горло ее перехватило от избытка чувств. Мэгги стиснула ложку с такой силой, что удивилась, как это из-под ее пальцев не брызнули осколки. Теперь понятно, почему Майкл кажется таким безупречным. Он отказался от своей сокровенной мечты и стал всем, в чем нуждались его родные. Стал, не думая о себе, ни на что не сетуя. И ни разу даже смутным намеком не показал, что живет не той жизнью, о которой мечтал.
Матушка Конте тряхнула головой, обретая прежнее самообладание:
—Вот и вся история. Можешь сделать с ней, что твоей душе угодно, но я хотела, чтобы ты знала об этом, потому что ты жена Майкла.
Мэгги попыталась что-то сказать, но лишь безмолвно кивнула. И пока они чистили яблоки, образ мужчины, которого она, казалось, хорошо узнала, разлетелся в ее воображении на мельчайшие кусочки. Под внешней непринужденной беззаботностью скрывался человек, достаточно сильный, чтобы принимать решения ради блага других. Ради блага тех, кого он любит.
—Маргерита, расскажи мне о своих родителях,— нарушил этот момент истины повелительный голос матушки Конте.— Почему твоя мать не научила тебя готовить?
Мэгги сосредоточенно снимала кожуру с яблока.
—Моя мать не любит возиться с домашним хозяйством. Она снималась в кино и считала, что ее детям будет лучше расти под присмотром нянек и кухарок. Так что я ни в чем не нуждалась и получала разнообразное питание.
Довольная таким спокойным и рассудительным тоном, мать Майкла подняла взгляд на Мэгги. Аккуратно отложив яблоко, она прищурилась, словно изучала все потаенные оттенки выражения на лице невестки.
—А сейчас у тебя близкие отношения с родителями?
Мэгги вздернула подбородок и, не дрогнув, выдержала ее пристальный взгляд.
—Нет. Отец живет с новой женой, а мать предпочитает, чтобы мы лишь изредка вместе завтракали.
—А есть у тебя бабушка и дедушка? Дяди и тети? Двоюродные братья или сестры?
—Нет, никого, только родной брат. На самом деле все было не так уж и страшно. Мы ни в чем не знали отказа, и жилось нам легко.
—Чушь!
У Мэгги по-детски приоткрылся рот.
—Что?
—То, что ты услышала, Маргерита. Твоя жизнь не была легкой. Некому было направлять тебя на верный путь, наставлять тебя, заботиться о тебе. Дом не только то место, где кормят, одевают и дарят игрушки. Впрочем, ты здесь не виновата. Твои родители — настоящие глупцы, потому что лишили себя радости гордиться такой прекрасной, такой замечательной дочерью.— Синьора Конте презрительно фыркнула.— Ну да неважно. Ты научилась быть сильной и прочно стоять на ногах. Вот почему ты так хорошо подходишь моему сыну.
—Это вряд ли,— рассмеялась Мэгги.— Мы слишком разные.— И поперхнулась, тут же сообразив, чт оляпнула. Черт, опять напортачила!— Ммм… то есть я хотела сказать, сначала мы думали, что у нас ничего не получится, но потом влюбились друг в друга.
—Хм… понимаю,— произнесла синьора Конте. Мэгги сделала неловкое движение — и шлепок жидкого месива взлетел к самому потолку.— Маргерита, когда вы поженились?
Мэгги внутренне сжалась, лихорадочно припоминая все те случаи, когда ей требовалось качественно соврать и избежать разоблачения. «Молю тебя, Сатана, хоть сейчас меня не подведи!»
—Две недели назад.
—А день?
—Ммм…— Она на миг запнулась, но тут же уверенно продолжила: — Вторник. Двадцатое мая.
Пожилая женщина помолчала, потом произнесла:
—Хороший день для свадьбы, верно?
—Да.
—Ты любишь моего сына?
Мэгги выронила ложку и уставилась на матушку Конте:
—Что?!
—Ты любишь моего сына?
—Ну да, конечно, конечно же я люблю его! Я бы ни за что не вышла замуж за того, кого не люблю!— Мэгги выдавила смешок, мысленно молясь, чтобы он не прозвучал чересчур фальшиво.
Будь ты проклят, Майкл Конте! Будь ты проклят, проклят, проклят…
Внезапно пара сильных морщинистых рук обхватила ее ладони и крепко сжала. Мэгги вздрогнула. Испытующий взгляд матери Майкла проник в самые потаенные уголки ее души. Она затаила дыхание. Как же не хочется, чтобы их обман разоблачили именно тогда, когда осталось продержаться в