- Мам, а колбасу тоже резать? - отвлекла меня от мыслей прибежавшая из кухни Настя, помогающая мне готовить оливье.
- А яйца уже порезала? Вот умница! Пойдём, покажу тебе, что дальше делать...
Но до кухни дойти я не успела - зазвонил городской телефон. В принципе, он в этом доме особо-то и не был нужен - по нему разве что Анне с Арманом, да в аэропорт звонили, а уж входящий звонок я вообще в первый раз слышала.
- Да, - я взяла трубку на правах хозяйки.
- Плетнёва Наталья Ивановна? - спросил на другом конце трубки мужской голос. И я уже, хотя ещё толком ничего и не было сказано, по тону, по звуку этого голоса, по предчувствию, больно кольнувшему сердце, поняла, что это именно официальный звонок, что не к добру он...
- Да, это я, - с трудом выдавила из себя, едва сдерживаясь от того, чтобы не закричать в трубку "Что случилось? "
- Ваш муж Плетнёв Денис Миронович попал в автомобильную аварию...
- Он ж-жив? - все-таки прокричала в трубку, чувствуя, как слабеют ноги, как подкашиваются колени, и сползая по стенке на пол.
Словно в тумане, издалека, слышала, как ахает Инга, как уронил на пол стеклянную игрушку Матвей. По обыкновению, с обеих сторон одновременно в меня врезались два крепких детских тельца - почуяли, испугаться успели, смотрели с такой надеждой, как будто от меня что-то зависело...
- Доставлен в районную больницу в Шерегеше без сознания. Оперируется...
- Жив! - объявила всем, уже толпой сгрудившимся рядом со мной.
- Спроси, один был в машине или ещё кто-то, - подсказывал Матвей.
Передала вопрос и услышала уверенное:
- Один.
Значит, не доехал до аэропорта даже!
Поблагодарила, положила трубку и застыла, гладя мальчишек по вихрастым головам - не могла понять, что мне делать дальше. Снова выручил Матвей.
- Так. Я звоню Арману - пусть едет в аэропорт. А мы с тобой, Наташ, в больницу. Инга, ты дома с детьми остаешься.
... Полтора часа под дверью операционной тянулись так медленно, что я успела изучить все трещинки в стенах старого, давно не видевшего ремонта, коридора.
Матвей то говорил по телефону с ребятами, постоянно звонившими, то уходил курить на улицу. И когда я оставалась одна, не могла сдержать слёз.
За этот год, прожитый под одной крышей с Денисом, я поняла, что такое счастье. За этот год я узнала, что значит быть любимой.
Он был такой... потрясающий во всем! Умный и чуткий, веселый и понимающий... Он возился с детьми по вечерам. А ночами, несмотря на постоянный аврал на работе, неутомимо доказывал свою любовь мне... А какими были наши праздники и выходные! Где мы только не побывали! Он с таким добром отнесся к моей старенькой бабушке и так трогательно помогал мне заботиться о ней, что сердце сжималось порой от осознания того, насколько мне повезло с мужем! И Настю принял. А совсем недавно, случайно, в болтовне с Вовкой и Ванькой, она назвала Дениса папой...
- Господи, только не забирай его... - прижавшись лбом к стене, прошептала я.
- Наташ, ну ты что! - Матвей обнял за плечи, разворачивая к себе. - Медсестра на вахте сказала, что вроде бы там все не так уж и страшно было - что-то с ногой, просто кость так раздробилась, что какие-то сосуды разрывала, поэтому решили оперировать сразу. Но не смертельно это!
Когда его перевезли в палату - обыкновенную, не реанимацию даже (реанимации в маленькой районной больнице просто не было!), знакомая по прошлому году женщина-хирург не только не прогнала меня, но и сама настояла на том, чтобя я осталась на ночь с мужем, объяснив тем, что приходить в себя после наркоза он может начать ночью, а одна дежурная медсестра здесь рабатает на целых два отделения - хирургию и терапию.
И я сидела у его кровати, сжимала в руках его ладонь и пыталась осознать, что всё нормально, что я не потеряла его! Всё будет, как прежде! Мы будем всё также жить, детей растить, любить друг друга...
... - Наташа... Наташ, - раздалось где-то сбоку.
Подхватилась, мгновенно вспомнив, где нахожусь и что произошло. Начинало светать, и лицо Дениса мне было уже различимо даже без света. Бледный такой... Только чёрные волосы на подушке выделяются - а без них точно слился бы с наволочкой!
Он смотрел на меня... И улыбался!
- Денис, - схватила его за руку, ту самую, за которую держала всю ночь, пока не заснула, уткнувшись лицом в больничный матрац рядом с его непострадавшей ногой. - Как ты? Болит что-то?
- Нормально. Пить хочется только.
- Доктор сказал, что после пробуждения нужно потерпеть часа полтора. Могу только смочить губы, если совсем невмоготу.
- Потерплю, - он чуть приподялся и посмотрел на свои ноги, а потом со вздохом облегчения лег снова на подушку. - Точно все органы на месте? Ты проверяла?
- Денис, - подумав, что он, как всегда, шутит, с упреком сказала я. - Смешно ему! Между прочим, операция четыре часа длилась! Доктор сказала, что ногу по кусочкам собрала - тебе шевелиться нежелательно пока, чтобы конструкцию эту на ней не повредить.
- А мне и не смешно, вообще-то! Мне уже почти больно - прямо чувствую, как тянет и дергает в районе коленки. Значит, нога на месте. Как говорят? Болит, значит, она есть? А вот кое-что другое не мешало бы и проверить...
- Ненормальный, - не смогла все-таки сдержать улыбку я. - Ну, о чем ты только думаешь!
- Думаю, что ты меня бросишь, если я стану неполноценным мужчиной и не смогу тебя любить так, как нужно...
Я понять не могла поначалу, на что он намекает. Подумалось даже, что, может быть, он не совсем адекватен после наркоза. Но потом дошло - за этот год я ни разу не сказала ему о своей любви! Все сомневалась, все не верила, что его чувства ко мне серьезны, все ждала подвоха. Мне отовсюду опасность чудилась - задержался, значит, непременно с другой женщиной был. С телефоном ушел в другую комнату - точно любовница звонит! И он терпеливо доказывал, объяснял и никогда не выходил из себя в случаях, когда снова разыгрывалась моя ревность.
Мне казалось, что скажи я ему о том, что люблю, он сможет манипулировать мною, будет думать, что все стерплю ради него... Как когда-то долго терпела от Ромы...
И тогда, в моей квартире, когда он пришел ко мне после приезда из Шерегеша, когда признался в любви, я этих слов не произносила... Его догадку о том, что люблю, не опровергала, но сама не сказала об этом ничего...
Но если бы сегодня его вдруг не стало! Если бы он погиб? А я так ни разу и не призналась...
- Я тебя любого любить буду, - я склонилась к его лицу, вгляделась в совершенно чёрные сейчас глаза, полыхнувшие радостью. - Я тебя люблю очень.
Он долго молчал. А потом положил ладонь мне на щеку и сказал:
- Ради этих твоих слов стоило и в аварию попасть...