– Меня?! Она тоже видела меня?!
– Она видела, как женщина в желто-зеленом плаще открывала своим ключом дверь квартиры твоей подруги. Соседка абсолютно уверена, что это была ты. Она утверждает, что ты и раньше вот так же открывала замок квартиры Петровой. Так что, Надежда, ты совсем не напрасно стала моей клиенткой… Как только нам удастся доказать невиновность Владимира, боюсь, милиция быстренько перекинет все свое внимание на твою персону. Согласись, вся эта история выглядит не слишком симпатично. – Огородников внимательно посмотрел на мое растерянное лицо. – У тебя хоть алиби есть на это время? Квартирант твой был в это время дома или, может, старушки на лавочке у подъезда видели, во сколько ты из дому вышла и как одета была в то утро?
– Николая уже не было… Он вчера ушел раньше, чем я проснулась… И лавочки у нашего подъезда давно поломаны… Вполне возможно, меня кто-то видел, но я никого знакомого не заметила по дороге в резерв… В половине двенадцатого я уже была в вагоне, ребята, наверное, помнят, как я выглядела… Хотя это все ерунда. Сбросить плащ – дело секундное. Так что это ничего не значит… Ты считаешь, меня могут обвинить в убийстве лучшей подруги? – испуганно спросила я. – Но это же просто абсурд какой-то… Этого просто не может быть.
– Ничего абсурдного лично я в таком предположении не вижу. Ты хорошо знала убитую, она тебя уж точно не опасалась, ты была последней, кого видели входящей в квартиру Татьяны… Это могут подтвердить целых два свидетеля. Два голоса против твоего одного… Наводит на размышления, не правда ли?
– Ты что, тоже считаешь?! – Я даже замолчала, не в силах выразить возмущение, переполнявшее меня в тот момент.
– Ни в коем случае! – поспешно успокоил меня адвокат. – Как раз я уверен, ты здесь ни при чем. Я довольно хорошо людей чувствую и вижу, насколько ты искренне стараешься разобраться в этом деле. Если бы ты и правда была замешана в убийстве, то зачем тебе, к примеру, мужа подруги из тюрьмы вызволять? Все так прекрасно складывалось, дело практически закрыли уже… Да нет, ты точно ни при чем… А вот твой так называемый квартирант… Как, кстати, его зовут?
– Николай… Валерьевич, кажется…
– А фамилия?
– Я не помню… – Я растерянно посмотрела на адвоката. – Правда, не помню. Он один раз представился, у Кравцова в кабинете, даже паспорт протягивал капитану, но тот вроде его даже не открыл… Может, он так запомнил его фамилию?
– Не посчитал это важным, – с досадой язвительно буркнул Дмитрий. – Семен, видите ли, своей умной головой решил, что твой квартирант никак не может иметь отношения к убийству Татьяны Петровой, совершенному ее мужем Владимиром. Кретин! И как только таких держат в милиции! Одно, правда, слегка утешает: если он так охотно протягивал документы милиционеру, то они практически наверняка поддельные.
– Так ты что же, считаешь, это Николай Таню стукнул по голове? – Я с тоской посмотрела на Огородникова.
– Скорее всего, он такой же Николай, как я Тарас Бульба… А в остальном, почему бы и нет. Сама говоришь, делом этим он очень сильно интересовался, да и в квартире его как раз не было, когда все это произошло… Больше того, ты даже не уверена, во сколько он ушел, вполне вероятно, у него и пошуровать в вагоне предварительно возможность была.
– Он не мог, – прошептала я и прижала ладони к пылающим щекам. Перед глазами опять промелькнуло насмешливое лицо квартиранта. – Я уверена, что он не мог Таню ударить… убить.
– С чего вдруг такая странная уверенность? – с подозрением глянул на меня Дмитрий. – Насколько я понял, ты с ним знакома в общей сложности около суток…
– Да, ты прав… И знакомство это особо приятным назвать сложно… Он меня постоянно раздражал… Злил даже… Но он совершенно на злодея не походил…
– Можно подумать, злодеи выглядят как-то особенно, – хмыкнул Огородников. – С рогами под фуражкой или копытами, замаскированными кроссовками? Я вообще чем больше работаю, тем чаще убеждаюсь: настоящими подлецами и преступниками в конце концов оказываются как раз те граждане, которые выглядят на редкость порядочно и благообразно…
– Ты прав… конечно, прав… – с досадой махнула я рукой. – Нормальному человеку в принципе скрывать нечего, он может сорваться, наделать глупостей, а лицемер приучен держать себя в руках… Он за рамки только в самых критических случаях может выскочить… Но Николай… Николай… он, при всем своем нахальстве, производил впечатление честного человека… У него глаза добрые были, понимаешь? – Я жалобно посмотрела на адвоката. – И он искренне старался мне помочь, даже в милицию пошел, и от Кравцова защищал… Даже к тебе он мне обратиться посоветовал…
– Он что, меня знает? – мгновенно насторожился Огородников. – Он был моим клиентом?
– Да нет, – печально отмахнулась я. – Откуда? Ты не забывай, он ведь из другого города приехал. Позавчера, кажется, или где-то около того…
– Это он тебе так сказал… – проворчал адвокат.
– Ну да… Он не конкретно тебя имел в виду, а просто посоветовал найти адвоката. А уж газету с объявлениями я сама купила… Он сразу после милиции ушел, сказал, что его дела какие-то ждут, а сам, похоже, прямо сюда поехал, забрал диски, сумку с вещами и смылся… Может, он просто решил не связываться со всем этим? Зачем ему влезать в мои неприятности, тем более тут убийство замешано, а это уже не шутки, правда? – Я с надеждой посмотрела на Дмитрия.
– Ты хоть сама-то веришь в то, что сейчас сказала? – укоризненно покачал головой адвокат и вздохнул. – И как только этим парням удается так быстро вас, женщин, охмурять? Даже ты вон, такая красивая и разумная, а повелась на пылкие взоры и обольстительные речи…
– Не говори глупостей! – вспыхнула я. – При чем тут взоры пылкие… Да об этом у нас с Николаем даже речи не заходило… – Я запнулась и еще сильнее покраснела, вспомнив горячее дыхание квартиранта на щеке в тот момент, когда он неожиданно и крепко прижал меня к себе там, посреди гостиной. – Он совершенно случайный человек в моей жизни, а я, к твоему сведению, очень разборчива в моих симпатиях, а уж в связях особенно…
– А то я не вижу… – как бы про себя пробурчал Огородников. – Настолько случайный, что ты очертя голову бросилась защищать его честное имя…
– Да не в этом же дело. – Я вскочила из-за стола и принялась заново ставить остывший чайник. – Просто меня, как психоаналитика, целых пять лет учили в людских душах копаться… – Я запнулась, поняв, что сболтнула лишнего.
– Вот это уже интересно, – присвистнул Дмитрий. – И почему, позволь полюбопытствовать, ты с таким престижным на данный момент образованием работаешь рядовым проводником на внутренних рейсах? Могла бы деньги грести лопатой, а возишься в грязи, туалеты по четыре раза в сутки драишь?
– Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к делу, – сухо отрезала я.
– Диплом, что ли, не удалось получить? – продолжал бесцеремонно допытываться Огородников. – Из института вылетела?
– Да все мне удалось… – устало вздохнула я. – И работала я по специальности два года почти… Да только плохой из меня психоаналитик получился… Значительно худший, чем проводник… У меня клиентов много было. Я и с Таней, кстати, познакомилась, когда она на прием ко мне пришла. У нее как раз проблемы в семейной жизни начались, она и подумала, что психоаналитик поможет ей разобраться, как строить дальнейшую жизнь… Как видишь, даже ей я помочь не смогла…
– Но не из-за этого же ты в проводницы подалась? – продолжал допытываться Дмитрий. – Мало ли кому я не смог помочь. Что же теперь, бросать все к чертовой матери? Не всегда посторонний человек может в чужой жизни с полпинка разобраться, а уж исправить что-то и подавно.
– Ты прав. В случае Петровых психологическая поддержка не столько Татьяне, сколько Владимиру была нужна… Это его внутренний мир в какой-то момент начал катастрофически рушиться, он резко сменил приоритеты и взгляды на окружающую жизнь, это и повлекло за собой развал семьи… Но к сожалению, Владимир не захотел прийти вместе с женой на прием… Так что я была бессильна… Таню я поддерживала до последнего, но и она к моим советам не слишком прислушивалась… А ушла я из профессии потому, что совершила грубую… просто непростительную ошибку…
– Тебя дисквалифицировали? Отняли лицензию, да? – внимательно посмотрел на меня Огородников. – Если хочешь, я как адвокат могу заняться этим вопросом. Посмотрим, что можно сделать, чтобы вернуть тебе право заниматься врачебной практикой…
– Да нет… не нужно. – Я достала из холодильника сыр, масло, ветчину и принялась неторопливо сооружать бутерброды. – Никто меня ничего не лишал. И лицензия у меня еще целых два года будет действительна… Я сама ушла.
– Почему?
– Да просто поняла, что я совершенно никчемный психоаналитик, – спокойно ответила я, намазывая масло на хлеб. – А уж если тебе так любопытно, то могу сказать почему. Ко мне на прием мальчишку привели родители, шестнадцатилетнего… Благополучная состоятельная семья, достаток полный, забота, уют. А ребенок начал бледнеть и чахнуть на глазах. Ну, родители и забили тревогу. Привели мальчика ко мне, чтобы я помогла им разобраться, что к чему. Был уже конец дня, сеансы шли один за другим, я зверски устала… Но дело, конечно, не в этом… самое страшное, я ведь почувствовала, насколько у Кирюши на душе тяжело. И причину смогла выяснить: он был просто-напросто влюблен, а девочка его мечты не отвечала ему взаимностью. Самая глупейшая и до приторности банальная ситуация. Особенно для психолога… Решать такие проблемы учат чуть ли не на первом курсе… Для нас такая ситуация проста и понятна, как дважды два, а для подростков в переходном возрасте неразделенная любовь нередко превращается в трагедию. Кирилл стал плохо учиться, забросил спорт, грубил родителям, с друзьями рассорился… Короче говоря, все признаки депрессивного психоза налицо. Я завела карточку, назначила дату следующего посещения и отправила мальчика домой… На следующий прием он уже не пришел.
– Что с ним произошло? – тихо спросил Дима.