За все мои поездки сюда я ни разу не встретил Джоанну, и сегодняшний день – не исключение. Я покупаю цветы для Элис и шампанское «Вдова Клико», чтобы отметить ее победу в суде. Себе беру печенье.
В конце концов мне надоедает ждать Джоанну, и я иду к кассам.
– Ох, нравятся мне мужчины, которые сами за покупками ездят, – говорит Элайза. Потом сканирует пачку печенья и говорит: – Вы б хоть что-нибудь посущественнее взяли, друг.
– Ч-ч-то? – выдавливаю я.
– Ну, чего-нибудь мясного, например, – улыбается она. – Говядины, там, свинины.
Не могу понять, что означает ее улыбка: то ли искреннее участие, то ли угрозу.
«Спокойно, – говорю себе я. – Это просто Элайза. Милая приветливая кассирша. Она сказала «друг» просто так, без всякого умысла».
– На такой еде долго не протянешь, – подмигивает она.
Я хватаю сумку, выбегаю из магазина и оглядываю парковку. Обычный набор машин: «теслы», «лэндроверы», «тойота-приус» рядом с «БМВ» третьей серии. «Все, паранойя?» – спрашиваю я себя. А вдруг нет?
Элис приезжает домой без пяти шесть. Я давно выбросил утреннюю записку, в которой сообщал, что еду в аэропорт. Расскажу ей все завтра. Она еще в приподнятом настроении, вызванном сегодняшним успехом, и слегка пьяна после празднования. Ее веселость передается и мне, и впервые за несколько месяцев я забываю про неотвязную тревогу – по крайней мере отвлекаюсь на какое-то время. Я выкладываю на тарелку сыр и крекеры, Элис открывает шампанское. Мы переходим на балкончик в спальне. Солнце садится, туман сгущается, но наш кусочек океана пока еще виден. Именно из-за него мы купили этот дом, который был нам не по карману. Радость приносят и дома старой застройки пятидесятых годов, и разномастные внутренние дворики, и красивая аллея, идущая вдоль Фултон-стрит, в конце которой наш район переходит в парк «Золотые ворота».
Мы не торопимся уйти с балкончика, хотя бутылка шампанского уже пуста. Элис рассказывает о том, как прошло слушание и какой строгий был судья. Она мастерски изобразила весь суд в лицах – как будто сам там побывал. Элис так много работала над этим делом, я просто безумно горжусь ею.
Странная встреча с пилотом, тягостный час с Болтонами и бесполезная, параноическая поездка в «Дриджерс»… Нет, лучше внимательно слушать то, что говорит Элис. Этот спокойный, неторопливый вечер с ней наедине – квинтэссенция супружеского счастья. Хочется сохранить этот момент в памяти навсегда, чтобы потом вспоминать его в трудные минуты. Вот бы Элис почувствовала то же самое, но попросить ее запомнить этот вечер как можно лучше – значит напомнить о том, что счастье преходяще, что в любой момент может случиться что-то плохое.
Звонок телефона выдергивает меня из мыслей. Только я собрался сказать Элис: «Не отвечай», как она нажала на кнопку.
Элис улыбается, и я вздыхаю с облегчением. Звонит ее клиент Иржи Каджане со своей виллы в Албании. Он только что услышал новость о победе. Элис смеется, прикрывает телефон рукой и говорит мне, что Иржи назвал в честь нее героиню сиквела к «Оголтелой пропаганде».
– Я там машинистка, которой удается разгадать, почему в деле Урэна не хватает страницы. Иржи говорит, что может назвать твоим именем боччиста[8] из отеля.
– А машинистка Элис и боччист Джейк обретут истинную любовь и счастье? – спрашивает она Каджане, подмигивая, долго слушает, что ей говорят в трубке, потом поворачивается ко мне. – Истинная любовь – штука сложная, но они постараются.
Я резко просыпаюсь посреди ночи в полной уверенности, что кто-то только что барабанил во входную дверь. Встаю и тихонько прохожу по дому, выглядываю из каждого окна, проверяю камеру у входа. Никого. Глубокой ночью в нашем районе обычно стоит зловещая тишина. Океанский бриз уносит звуки, и они теряются где-то в густом тумане. Я включаю фонарь во дворе. Тоже никого. Во внутреннем дворике красными точками светятся четыре пары енотовых глаз, отражаясь в свете фонаря.
Рано утром Элис еще спит – вчера она буквально упала на кровать и спала так крепко, что за всю ночь не сдвинулась с места. Я включаю кофеварку и делаю вафли с беконом.
Через час Элис приходит на кухню.
– Вафли!
Она целует меня, потом видит, что я постирал и сложил все ее белье.
– Я что, несколько недель проспала? Какой сегодня день?
– Иди ешь бекон, – говорю я.
– Наверное, мы зря беспокоились, – говорит Элис за завтраком. – Ну, не приехала я в аэропорт и не приехала, подумаешь.
Тогда я рассказываю про встречу с пилотом. Она должна знать. Я волнуюсь, что нам в любой момент может позвонить Вивиан, Дэйв или еще хуже – сам Финнеган. Не хочу, чтобы ее застали врасплох. Я рассказываю про акцент пилота, про то, как нетерпеливо он себя вел и никак не мог поверить, что она не приедет.
– Прямо так и сказал – «Финнеган»? – хмурится Элис.
Я киваю.
Элис ласково ерошит мне волосы на затылке.
– С твоей стороны было очень благородно поехать вместо меня.
– Мы же вместе влипли.
– А может, ему просто велели мне что-то передать? Посылку, например?
– У него в руках ничего не было.
– Значит, меня должны были куда-то отвезти?
– Да.
Элис тихонько охает. На лбу у нее залегает складка.
– Понятно.
– Пойдем прогуляемся, – предлагаю я.
Мне надо с ней поговорить, но после браслета, после вчерашнего дня я не уверен, что нас никто не слышит.
Элис уходит в спальню и возвращается в джинсах, свитере и куртке. Выйдя из дома, она внимательно оглядывает улицу. Мы поворачиваем налево и молча идем на пляж по нашему обычному прогулочному маршруту. Элис шагает быстро и уверенно. Уже на пляже напряжение немного ее отпускает.
– Я счастлива, что вышла за тебя замуж, Джейк, – говорит Элис, идя рядом со мной вдоль линии прибоя. – И ни на что не променяла бы нашу совместную жизнь. Почему-то я именно об этом думала, когда партнеры позвали меня в зал совещаний после того, как мы выиграли «дело Финнегана». В зале было полно народу, и вдруг оказалось, что я стою рядом с самим Финнеганом. Когда Френкель упомянул, что я выхожу замуж, Финнеган мягко меня приобнял и сказал: «Обожаю свадьбы». А я шутя спросила: «А на мою придете?» Я и не собиралась его приглашать, слова вырвались сами собой. Когда он ответил: «Почту за честь», зал ахнул. Все из кожи вон лезли, чтобы их заметил сам Финнеган, и вдруг эта недосягаемая «живая легенда» говорит, что придет ко мне на свадьбу!.. Никто, конечно, не поверил, что он сказал это всерьез. Уже перед уходом он подошел к моему рабочему месту и спросил, где будет свадьба. А у меня на столе стояла коробка с отпечатанными свадебными приглашениями – их только что привезли, – и я, не задумываясь, взяла верхнее и протянула ему. Вроде как в продолжение шутки. Только после его ухода я поняла, что он не шутил. И знаешь, Джейк, что самое странное? Он будто бы знал, что я его приглашу, и действительно хотел прийти к нам на свадьбу.
Мы стоим у кромки воды. Элис снимает туфли и швыряет их на песок. Я делаю то же самое. Потом беру ее за руку, и мы вместе входим в воду. Она холоднющая.
– Так вот, Джейк, день нашей свадьбы был таким волшебным, что я не жалею ни об одном его мгновении. И о встрече с Финнеганом не жалею, и веришь ли, даже о «Договоре».
Я пытаюсь переварить то, что Элис только что сказала, и, по-моему, я ее понимаю. Это как те слова Изабель о том, что ее счастье построено на несчастье отца. Иногда счастье неотделимо от своей противоположности. Плохое и хорошее идут рядом. Убери одно – исчезнет и другое.
– Ты так любишь меня, Джейк, я хочу быть достойной твоей любви.
– Ты более чем достойна.
Недалеко от нас серфер застегивает гидрокостюм, крепит к ноге доску. Рядом с ним стоит собака. Погладив ее по голове, он заходит в воду. Собака кидается за ним, но серфер строго говорит ей: «Назад, Марианна»! – и показывает на берег. Собака покорно возвращается. Марианна? Какое странное имя для собаки.
– В детстве я была очень самостоятельной и упрямой, – говорит Элис. – Мама иногда говорила, что ей заранее жалко моего будущего мужа. Потом она стала говорить, что вряд ли я вообще выйду замуж. А однажды сказала, что хоть она и счастлива с отцом, но вообще выходить замуж необязательно, и у меня может быть другой путь: надо самостоятельно строить свое счастье. Я поняла, что стану разочарованием для того, кто на мне женится. И когда мы с тобой познакомились, да и когда уже долго встречались, я еще думала, что никогда не выйду замуж.
Серфер, лежа на доске, отгребает все дальше от берега, борясь с течением. Собака лает на берегу, глядя, как ее хозяин скрывается в тумане.
– Удивительно, когда ты сделал мне предложение, – продолжает Элис, – я почувствовала: вот оно, то, чего я хочу… но боялась не оправдать твоих ожиданий.
– Элис, ты больше чем оправдала, ты…
– Подожди, дай договорить. – Холодная волна накатывает на ноги, джинсы намокают. – Когда Вивиан пришла к нам в тот день и принесла документы, я обрадовалась. По ее словам было понятно, что «Договор» – это что-то вроде секты или тайного общества. Раньше я перепугалась бы и убежала от такого подальше. Но тогда мне не захотелось убегать. Я слушала ее речи про «Договор», про шкатулку, документы, Орлу и думала: «Это знак. В жизни все неслучайно. Это именно то, что мне нужно, то, что поможет мне быть счастливой». И даже когда оказалось, что с «Договором» все серьезнее, чем мы думали, я все равно ни о чем не жалела. Ни браслет, ни беседы с Дэйвом не вызывали у меня того отторжения, что у тебя. Во всем этом был смысл. Две недели с браслетом обострили мои чувства до предела. Как ни странно, именно тогда я почувствовала, что моя любовь к тебе стала еще крепче, еще сильнее – я никогда ни к кому такого прежде не испытывала. Поэтому я не могу сказать, что лучше бы «Договора» в нашей жизни не было. Это что-то вроде теста, который мы должны пройти, Джейк, – не ради «Договора», Вивиан или Финнегана, а ради нас самих.