Я слышу звуки офиса на заднем фоне, потом хлопает дверь, и становится тихо.
– Джейк, тебе больно? Где ты? Можно забрать тебя?
– Я по-прежнему в Фернли. Пока не с адвокатом, но не один. Я на допросе.
Она испуганно ахает.
– Что сказал судья?
– Я его еще не видел. Мне все время задают вопросы. Хотят, чтобы я признался в том, чего не было.
Долгая пауза. Снова хлопанье дверей, потом звук лифта, уличный шум.
Наконец Элис говорит:
– Скажи им все, что они хотят услышать.
– То, что они хотят услышать, – ложь.
– Джейк, ради меня, ради нас, пожалуйста, скажи все, что от тебя требуют.
Гордон забирает телефон. Маури выходит из комнаты, хлопнув дверью.
– Готовы к серьезному разговору?
– Мне надо подумать.
– Неправильный ответ. – Гордон вскакивает с места, опрокидывая стул. – Время вышло. – Он стремительно покидает комнату.
Свет выключается. Я в темноте, что происходит, непонятно, я как будто все еще слышу голос Элис, отдающийся эхом от стен.
Через несколько томительных минут свет вновь зажигается. В комнату входит усатый мужчина в черной униформе. Он похож одновременно на сантехника и на бухгалтера. В руках у него черная матерчатая сумка.
– Похоже, вы станете нашим первым подопытным кроликом. Заранее прошу прощения. Я бы сказал: «Дайте знать, если будет больно», но какой смысл? Больно будет точно.
«Сантехник» надевает мне на запястья железные браслеты. Наклоняется и застегивает такие же браслеты на ногах. Потом, к моему облегчению, больше меня не трогает, но встает сзади. Всовывает мне в рот резиновый кляп и фиксирует его ремешками.
– Приятно было познакомиться, Джейк, – говорит он перед тем, как уйти.
Когда в комнату возвращается Гордон с ноутбуком, во рту у меня уже сухо, а челюсть болит.
– Мы на четвертом уровне. Жаль, что дошло до такого. – Он нажимает несколько кнопок на клавиатуре, потом поднимает глаза. – Как вы уже, наверное, догадались, на руках и на ногах у вас электроды.
Мне это даже в голову не приходило.
– Я поставил программу на час. Каждые четыре минуты вы будете получать удар током по руке или по ноге. По какой именно, знать не будете – выбор произволен. Готовы?
Нет! Ни к чему такому я не готов! Скопившаяся во рту слюна течет по подбородку.
– Уж извините за кляп. Это чтобы вы себе язык не прокусили. Все, через четыре минуты начнется, остановить я уже ничего не могу. Увидимся через час, – сообщает Гордон. – Если после этого не заговорите, перейдем к пятому уровню.
– Не надо, – пытаюсь сказать я, но получается нечто нечленораздельное.
Свет выключается. Первые несколько минут ничего не происходит. Может, это снова пустые угрозы, и Гордон не умеет обращаться с программой?.. И вдруг правую лодыжку простреливает разряд тока. Боль пронзает ногу, охватывает все тело. Пахнет жжеными волосами. От боли я кричу или, вернее, пытаюсь закричать. Слюна течет по подбородку. Во рту вкус резины. Я тяжело дышу. Не знаю, звон в ушах – от разряда или от страха перед следующим?
Я весь исхожу потом, и тут разряд простреливает вторую ногу. Снова запах жженых волос, я кричу. Мне никогда не было так больно. Я даже не представлял, что может быть так больно. Роба промокла от пота и мочи, я чуть не прокусил кляп.
После шестого раза я отключаюсь. Прихожу в себя, когда ужасная боль возвращается – тело сотрясает седьмой разряд. Воняет горелым мясом, мочой, калом. Я лежу головой на столе, в мозгу ни единой мысли, кроме ожидания жгучей боли.
Когда возвращается Гордон, мне самому стыдно от того, как я рад его приходу.
За Гордоном идет Маури. На этот раз он смотрит мне в глаза. Что в них? Ужас или жалость? Или отвращение?
Гордон как ни в чем не бывало берет стул и садится. Потом принюхивается и кривит лицо.
– Джейк, не надо стыдиться того, что вы потеряли контроль за естественными отправлениями. Это нормальная реакция. Перейдем к пятому уровню?
Он точно делал это раньше. Наверное, кончается все одинаково.
Я отчаянно мотаю головой, но на самом деле, наверное, даже не шевелюсь.
– Н-н-н, – мямлю я, захлебываясь слюной.
– Что?
– Нет!
Гордон довольно улыбается.
– Что ж, правильный выбор.
Маури чуть приоткрывает дверь и кому-то что-то тихо говорит. Через несколько секунд в комнату снова заходит «сантехник». Он убирает кляп и начинает снимать наручники. Гордон его останавливает:
– Пока оставьте.
Вместо ответа «сантехник» собирает свои приспособления и уходит.
Гордон достает айфон и почти нежно кладет его на стол между нами. Потом чистым белым полотенцем вытирает мне пот со лба.
– Лучше?
Я облизываю губы. Во рту вкус железа, резины и крови.
– Наверное, помыться хотите…
Я с трудом киваю. Меня до сих пор трясет. Мочевой пузырь пуст. Я сижу в собственном дерьме, сгорая от стыда.
– Скоро, – мягко произносит Гордон. – Обещаю.
И хотя я знаю, что он всего лишь издевается надо мной, что-то во мне отзывается на добрые нотки в его голосе.
Рядом с телефоном лежит какой-то бланк.
– Просто «да» или «нет», – говорит Гордон, нажимая кнопку записи на телефоне.
Потом зачитывает вслух:
– Вы вступали в сексуальные отношения с Джоанной Чарльз?
– Да.
– Вы виделись с ней на собрании «Договора» примерно два месяца назад?
– Да.
– Потом снова – через неделю?
– Да.
– Договаривались с ней о тайной встрече в торговом центре «Хиллсдейл»?
– Да.
– Встретились?
– Да.
– Угостили ее обедом?
– Да.
– Она оказывала вам недвусмысленные знаки внимания?
– Да, – бормочу я.
– Что?
– Да, – говорю я уверенней.
– У вас был с ней секс?
– Недавно?
– Просто отвечайте на вопрос.
– Да, у меня был секс с Джоанной Чарльз.
– Пожалуйста, повторите. – Гордон придвигает телефон ближе ко мне.
– Да, у меня был секс с Джоанной Чарльз.
– Вы спали с Джоанной Чарльз в отеле в Бирлингейме, штат Калифорния, первого марта?
Я смотрю ему в глаза, пытаясь произнести то, что он хочет от меня услышать. Пятый уровень. Что это значит? Я лихорадочно соображаю. Может, это ловушка? Если я признаюсь, вдруг меня отправят туда же, куда отправили Элиота и Эйлин? Или дадут послушать мое признание Элис? Настроят мою жену против меня? Что хуже? Признаться в том, чего не совершал, или сказать правду?
Одно я знаю точно: я не могу потерять Элис.
– Нет.
В глазах Гордона полыхает гнев. Он поворачивается к ноутбуку и быстро нажимает комбинацию клавиш. Затем протягивает мне полотенце, которым только что вытирал мне лоб.
– Вместо кляпа.
– Пожалуйста, не надо, – умоляю я.
Он смотрит на меня и ухмыляется.
– Тридцать секунд. Вы переспали с Джоанной Чарльз в отеле «Хаятт» в Бирлингейме?
С меня градом катится пот, в голове пусто. Я не успеваю ответить, как разряд пронзает все тело. Я со стоном валюсь на пол. Наручники врезаются в кожу.
– Тридцать секунд, – командует Гордон.
Я лежу на полу, не зная, жив ли я еще.
– Пятнадцать.
Воспаленный мозг отказывается соображать.
– Десять.
Я смотрю на что-то черное. Ботинок. Гордонов ботинок.
Разряд прошивает левую ногу, поднимается до груди.
Я беспомощно дергаюсь. Пахнет горелым. Я умоляюще смотрю на Маури, но не могу произнести ни слова. Он морщится и отворачивается.
Я оказываюсь под столом, по рукам течет кровь от порезов на запястьях. Впервые замечаю, что стена за мной – зеркальная.
Разрядов больше нет. Кто-то снимает с меня наручники. Я неподвижно лежу в своих собственных отходах и не могу пошевелиться. Хочется умереть. Эта мысль меня шокирует. Лучше умереть, чем снова испытать эту боль.
– Помогите, – шепчу я.
Сколько я так пролежал? Час? День? Дверь открывается.
– Хватит, – говорит Нил.
– Еще нет, – говорит Гордон. – Уже почти.
– Выйдем, – говорит Нил и направляется к двери.
Думая, что он обращается ко мне, я пытаюсь пошевелиться. Гордон выходит за ним.
– Помогите, – снова шепчу я.
– Сам справишься, – говорит Маури и тоже выходит, мягко прикрыв за собой дверь.
Теперь я с ужасающей ясностью понимаю, что Маури мне не поможет. Никто не поможет. Они будут просто стоять рядом и исполнять приказы.
В комнате надолго воцаряется тишина.
Наконец дверь снова открывается. В комнату входит Элизабет Уотсон. У нее озабоченный и усталый вид. Увидев меня на полу, она восклицает:
– Боже мой, что с вами сделали?
Морщась, Элизабет помогает мне подняться. Мне стыдно за вонь в комнате, за пятна на робе. Она достает из сумки бутылку воды. Я ужасно хочу пить, но с трудом могу держать бутылку в руках. Крышечку открутить не получается. Элизабет мягко забирает у меня бутылку, откручивает крышку, подносит бутылку к моим губам. После того как я с жадностью выпиваю всю воду, Элизабет дает мне новую робу и чистое белье.
– Вам надо помыться, Джейк. Идите за мной.
Я ковыляю по коридору, оставляя за собой вонючий шлейф. Элизабет останавливается перед дверью с табличкой «Душевые». Я захожу и долго стою под теплой водой, пока она не становится холодной. Потом надеваю чистую одежду.
Элизабет ждет меня в коридоре. Достает пакетик «М&M’s» из сумки и высыпает конфеты мне на ладонь. Я дико голоден, однако жевать очень больно. Элизабет молчит всю дорогу до ее кабинета. Только когда за нами закрывается дверь, она произносит:
– Садитесь. – И указывает на стул.
Я падаю на стул и закрываю глаза. Слышу, как Элизабет опускает жалюзи, запирает дверь, включает музыку. Группа Tears for Fears[30] поет Everybody Wants to Rule the World. Для меня смысл этой песни уже никогда не будет прежним.
Когда Элизабет прибавляет громкость и пододвигает свой стул ближе ко мне, я понимаю, что музыка нужна для того, чтобы заглушить наши голоса.