— Ну не до такой степени, — попробовал образумить её Виталя. Эльза посмотрела на него странно, будто вспомнив что-то важное, и нажала какую-то кнопку, расположенную под подоконником. Кусочек стены дрогнул и открылся, оказавшись маленькой дверцей. В небольшой образовавшейся нише лежали пачки денег и бумаги.
— Нет, всё на месте, — облегчённо вздохнула она и закрыла сейф.
Они снова двинулись в путешествие по большому дому. Комнаты для гостей — три или четыре, Виталя сбился со счёта, — все в полном порядке. Огромное помещение бара с фонтанчиком в центре тоже не тронуто. Ещё одна гостиная, тоже без видимого присутствия непрошенных разрушителей. Кабинет хозяина оказался закрыт на замок. Эльза сказала, что он всегда закрыт и вряд ли кто-то туда мог пробраться. Она провела Гранкина в свой кабинет, и вот там-то они обнаружили знакомую до боли картину.
Эльза закрыла лицо руками и длинно-длинно что-то сказала, приглушая слова ладонями. Не дожидаясь распоряжения Гранкина, она опять полезла в руины, всё перетрясла и растерянно развела руками:
— И тут ничего не пропало.
— Вы долго отсутствовали? — спросил Виталя, потому что должен быть хоть что-то спросить.
— Долго? Что значит долго? — Эльза была на грани истерики. — С десяти утра до обеда, это, по-вашему, долго?
Виталя решил, что сообщать ей сейчас о разгроме в доме сестры пока не стоит. С женщинами, у которых истерика, он не умеет справляться. Тем более с богатыми женщинами.
— Может, стоит позвонить охраннику и поинтересоваться, кто сегодня проезжал в посёлок? — предложил Гранкин.
— Охраннику! Охраннику! Да кто посмеет сунуться в дом к самому Перову? Охранник, конечно, скажет, что к Перовым никто не приезжал!
— Да, но я-то беспрепятственно к вам попал! Приехал на такси, отпустил машину у поста, и пешком дошёл до вашего дома. Парень в будке на меня даже не посмотрел.
— Да потому что я позвонила на пост и сказала, что жду вас! — заорала Эльза. — И при этом подробно вас описала — маленький, плюгавенький, плохо одетый, извините.
— Всё! — гаркнул вдруг Гранкин, насколько мог гаркнуть. — Всё, прекращаем базар! Вы, Эльза Львовна, последуете примеру Андрея Крылова, и на время переберётесь в гостиницу. И чтобы никто не знал, в какую! Сообщите название только мне. Будете сидеть там тихо, как мышка, пока… пока я не сообщу вам имя преступника.
— И как долго сидеть? — стала вдруг покладистой Эльза.
— Не дольше… — Виталя подсчитал в уме оставшиеся у него в запасе дни. Ровно через неделю истекает срок, отведённый ему похитителями. — Не дольше недели.
— Ой! И вы справитесь?
— Мне деваться некуда, — серьёзно сказал Виталя. Он вдруг впервые за всё это время ощутил острую потребность рассказать кому-нибудь о своём несчастье. Он так захотел этого, что почувствовал, что готов это сделать прямо сейчас, здесь, прямо вот этой взбалмошной, расфуфыренной, глуповатой дамочке. Чтобы не поддаться соблазну, Гранкин принялся насвистывать какой-то мотивчик.
— Мне говорили, что вы профессионал! — Эльза схватила Виталю за руку и стала её трясти. — Я знаю, вы ездите на такси и так занюхано выглядите, потому что шифруетесь! Я всё сделаю, как вы скажете. Перееду в гостиницу, буду сидеть тихо и никому не скажу, где я. Только вам. Нет, ещё мужу, можно? Он будет звонить.
— Нет, — отрезал Виталя. — И мужу нельзя. Пусть поволнуется в своём Париже. Людям, для которых существуют только финансовые интересы, это очень полезно.
Виталя выбрался из посёлка только к вечеру. Он наотрез отказался, чтобы Эльза подвезла его в город. Она укатила в гостиницу «Северную», а он долго топал пешком по пустынной трассе, напевая под нос любимую Галкину песню.
— Важней всего погода в доме,
А остальное ерунда.
Песня была душевная, трогала самые сокровенные чувства, бередила открытую рану, и слёзы то и дело подкатывали к глазам.
— Есть я и ты, а всё, что кроме
Легко уладить с помощью зонта.
По трассе, ведущей в посёлок «крутых», не ходили ни автобусы, ни троллейбусы, Гранкин всё топал и топал, пел и пел. Когда песня заканчивалась, он начинал её снова. Наконец, ему попалась какая-то остановка, и он запрыгнул в первый же подошедший автобус.
У дома его поджидал сюрприз.
— Вить! — раздался знакомый голос, когда Виталя уже заходил в подъезд.
Гранкин обернулся и увидел Ивана Терентьевича, стоявшего у консервативного чёрного «Мерседеса». Профессор радостно замахал руками.
— Вить! А я тут тебя поджидаю!
— Вань, случилось чего? — испугался Гранкин и быстрым шагом подошел к профессору.
— Случилось, Вить! Меня пригласили в Дом культуры «Сельскохозяйственник» на лекцию по домашнему виноделию! Читает кандидат сельскохозяйственных наук! Поехали, Вить!
— Фу-у, ну ты перепугал, Вань. Я думал, случилось чего!
— Так случилось, Вить! Такие лекции раз в сто лет бывают! Там такие секреты можно узнать! Ведь у каждого в виноделии свой опыт! Поехали!
— Я… э… мне б поработать ещё сегодня…
— Знаю, мне твой сосед сказал, что ты страшно занятой человек. Дома тебя практически не бывает, всё на работе горишь.
— Какой сосед, Вань?
— Ну, такой импозантный, на Никиту Михалкова похож.
— Он с тобой разговаривал?! Обо мне?
— Ну да, а что тут такого? Я спросил, он ответил. Поехали, Вить!
— Поехали! — решился вдруг Гранкин. Мысль, что сейчас ему придётся входить в пустую квартиру, была просто невыносима.
Виталя уселся на пассажирское сиденье и уставился в окно. В конце концов, профессор человек очень приятный, потеряет Виталя всего часа два, и за ночь успеет дочитать странный рассказ в тетрадке. Не может быть, чтобы в этом рассказе не было никакой подсказки к тайне гибели Ады Львовны. Виталя в этом был почему-то уверен.
— А где Проходимец? — спросил Виталя Ивана Терентьевича, когда тот уселся за руль.
— Так я на нём только когда выпью! — захохотал профессор. — Это машина для нестандартных ситуаций и особого состояния души. На светские мероприятия я езжу на банальном «мерине»!
…На лекции Виталя заснул. Вернее, сначала он старательно изображал интерес к предмету, так как они с Иваном Терентьевичем уселись в первом ряду, прямо перед кафедрой лектора, но потом Гранкин не выдержал и закемарил.
У лектора было красное обветренное лицо, и говорил он чудные вещи.
— Вино из одуванчиков! — выкрикнул лектор без всяких вступлений, и немногочисленные присутствующие застрочили в блокнотах, словно студенты на лекции. Профессор включил диктофон.
— Из одуванчиков! — восторженно прошептал он. — О таком я и мечтать не мог! Моя Маргарита их полет и полет, а они всё растут и растут!
На этих словах Виталя провалился как будто бы в сон, но мозг при этом продолжал задавать вопросы.
Почему тетрадь была спрятана за батареей?
Что искали в гостиной Крылова и в доме Перовой? Кто искал? Наверное, кто-то свой, раз следов взлома не было ни там, ни там. Ведь Гранкин той ночью подходил к двери коттеджа, она была закрыта. И Эльза открыла дверь своего дома ключом. Наверное, кто-то свой!
Это была дельная мысль, вполне достойная детектива.
Кто такой Геральд? Почему почерком Ады ведётся повествование от имени какой-то Анель, с которой у Крыловой не совпадает ни внешность, ни возраст, ни имя, ни место действия, ни… вообще ничего?
В виду чрезвычайности сложившейся ситуации Виталя совсем забыл спросить у Эльзы, знает ли она, кто такие Анель и Геральд. Ещё он забыл у неё спросить, были ли у Ады туфли на высоких металлических каблуках, и кто из её окружения курит сигареты «Vogue Aroma». Всё это нужно спросить у Эльзы, и это тоже была весьма неплохая мысль для детектива.
Очнулся Виталя от бурных аплодисментов. Он открыл глаза и увидел, что профессор аплодирует стоя. Довольный лектор раскланивался так низко, что чуть не стукался лбом о сцену.
— Браво! — крикнул профессор и, заложив два пальца в рот, громко свистнул. — Браво, коллега!
— В следующий раз, друзья, — воскликнул кандидат сельскохозяйственных наук, — попробую договориться с администрацией ДК о проведении дегустации. А теперь наш вечер продолжит замечательный коллектив! Песня не даёт его участникам унывать и стареть!
— Вань, — потянул Гранкин профессора за рукав, — Вань, тебе ничего не говорят имена Анель и Геральд? В окружении четы Крыловых не было таких людей?
— Понятия не имею, — торопливо ответил Иван Терентьевич, — тебе лучше об этом у Эльзы спросить. Откуда ты их выцепил? Такие имена обычно бывают у героев дамских романов.
— Для вас поёт ансамбль «Алая зорька»! — выкрикнул лектор, с удовольствием выполнявший обязанности конферансье. — Приветствуем!
Зал зааплодировал, профессор засвистел. Гранкин вскочил как ошпаренный и ринулся к выходу. Такого поворота событий он не ожидал.
— Стой! — профессор железной рукой схватил Виталю за полу пиджака и усадил в кресло.
На сцену высыпало штук тридцать бабушек. Все они были ярко накрашены, замысловато причёсаны и широко улыбались. На них красовались длинные юбки из джинсовой ткани и белые футболочки с надписью “I’m Badgirl”.[6] Виталя снова рванулся из кресла, но профессор опять поймал его за пиджак.
— Стой! Ты куда? Смотри, какие бабульки!
До сцены было метров пять, бабки наверняка страдают старческой дальнозоркостью, поэтому шансы, что одна из бойких старушек признает в Витале грабителя, мчавшегося по коридорам типографии, были очень и очень велики. Виталя попытался вывернуться из рук профессора, но Иван Терентьевич оказался неожиданно сильным. Он усадил Гранкина в кресло и прижал к жёсткой спинке.
— Как вы думаете, почему среди нас нет ни одного старичка? — звонко крикнула в микрофон одна из бабушек.
— Запилили вы их до смерти!
— И на кладбище отволокли! — послышались варианты из зала.