хотя, глядя, как грозно итальянцы потрясают автоматами, Джеймс чуть было в этом не засомневался. И еще Джеймсу с Эриком было поручено обыскать помещения аптекаря.
Постучав в дом к сеньору Дзагарелла, они застали его за завтраком. Известие об обыске в его доме на предмет изъятия пенициллина хозяин воспринял с невозмутимостью.
— Валяйте! — повел он плечами. — Ничего вы тут не найдете.
Искали целый час. В квартире не только не оказалось пенициллина, здесь вообще не обнаружилось ни намека на контрабанду. С упавшим сердцем Джеймс осознал: их здесь ждали. Наконец в мусорном ведре под раковиной Джеймсу попалась одна пустая пенициллиновая ампула. Он показал ее Дзагарелле, но тот и бровью не повел.
— Придется вам пройти с нами, — сказал Джеймс, с трудом сдерживая ликование.
— Куда?
— Сначала в «Подджо Реале». — Так называлась городская тюрьма. — Вас продержат там, пока будет проводиться расследование.
— Друг мой, — благодушно сказал Дзагарелла, — если вас удручает жизнь в Неаполе, я могу поспособствовать, чтоб вас перевели.
— Напротив, — сказал Джеймс, — жизнь в Неаполе, на мой взгляд, начинает налаживаться.
Аптекарь пожал плечами и протянул руки. Джеймс защелкнул наручники.
— Если угодно, сажайте меня в «Подджо Реале», но, уверяю вас, завтра вы меня там уже не застанете.
Словом, появился отличный повод отметить в «Зи Терезе» первый успех сотрудничества.
— Скажи, Джеймс, что будешь делать, когда война кончится? — спросил Эрик, когда они уже приканчивали бутылку вина.
— Особенно не думал, — повел плечами Джеймс. — Наверно, продолжу учиться в университете. Нам обещали, что после войны можно будет получить диплом. А ты?
— Хочу стать джазовым музыкантом. Или шпионом. Я еще не решил.
— Серьезно? — И то и другое показалось Джеймсу мальчишеством. — Чтобы стать шпионом, нужно ведь специальное образование. Да и музыкантом-профессионалом просто так не станешь.
— Самое главное на что-нибудь решиться. Дальнейшее зависит только от тебя, — махнул рукой Эрик.
— Ты так думаешь?
— Конечно. Пойми, после войны все изменится. Откроется куча возможностей.
— По мне бы лучше, чтоб все встало на прежние места.
— Приезжай к нам в Америку, — тряхнул головой Эрик. — В Америке незачем учиться в университете. У нас можно и так кем хочешь сделаться.
— Что ж, спасибо за информацию. Хотя не думаю, что готов сменить гражданство.
Эрик рассмеялся, подлил еще вина. Бутылка была уже почти пуста. Он чисто символически вытряхнул из нее последние капли.
— Сейчас допьем и коктейль попробуем, — объявил он. — Они тут варганят вполне приличного «Тома Коллинза».
— Что это, «Том Коллинз»?
Эрик снова рассмеялся, хотя Джеймс не думал шутить. Внезапно Эрик спросил серьезно:
— Девушка у тебя есть?
— Ну да, — машинально ответил Джеймс. — В смысле, дома.
— Как зовут?
— Джейн. Джейн Эллис.
— Красиво, — одобрительно сказал Эрик. — Хорошенькая?
— Вроде бы, да.
— Черт! Мне бы хорошенькую! — сказал Эрик. — Уж с месяц ни одной хорошенькой.
— Целый месяц? — произнес Джеймс автоматически. — Надо же!
— Итальяночку бы мне в самый раз. Хотя, если язык не знаешь, никакого толку. — Эрик поднял стакан. — За союз и сотрудничество, за начало нашей дружбы и за Джейн!
Джеймс поднял свой:
— Per cent' anni, как говорят итальянцы!
Он презирал себя, что в разговоре снова возродилась легенда о несуществующей невесте. Но если работа его чему и научила — то тому, что раз уж начал врать, останавливаться уже нельзя.
А, пусть! Здесь, в «Зи Терезе», греясь в теплых лучах Эрикова оптимизма, окрыленный удачей операции против черного рынка, Джеймс с изумлением открыл, что боль измены, изводившая его столько времени, уже не так его тяготит и что он почти готов представить себе свое будущее, где присутствие Джейн вовсе необязательно.
Когда они подходили к стойке, чтобы заказать себе коктейль, Джеймс заметил знакомую физиономию. «Слон» Джеффрис в одиночестве трудился над тарелкой с внушительным количеством морских ежей.
— А, это ты, — отозвался мрачновато на приветствие Джеффрис.
— И как деликатес? — осведомился Джеймс.
— Так себе, — кивнул Джеффрис на блюдо перед собой. — Элена заставляет. Считается, что здорово возбуждает.
Только сейчас Джеймс заметил вокруг глаз у Джеффриса темные круги. С шеи у него свисала иконка в виде медальона. Джеффрис, не глядя, тронул иконку.
— И это она тоже… Все из-за тебя, — добавил он угрюмо.
— Из-за меня? Почему это?
— Научил Элену всяким английским словам. Раньше можно было притвориться, что не понимаю, и все было замечательно. Теперь куча проблем. — Джеффрис отодвинул от себя тарелку. — Ну и дрянь! Видеть эту пакость больше не могу.
Глава 13
Джеймс все еще пребывал в радужном настроении, когда они с Эриком отправились допрашивать арестантов, захваченных во время облавы на Виа Форчелла.
По дороге заглянули к Дзагарелле в «Подджо Реале» и обнаружили его, невозмутимого, как и прежде, за роскошным завтраком. Его камера — не камера, скорее многокамерный люкс, — превосходила размерами квартиру Альджизы Фьоре. Один из тюремщиков застилал ему чистым бельем постель. Джеймс отметил, что заключенный сидит в свежевыстиранной рубашке.
— Пришли меня освобождать? — спросил он.
— Расследование еще не завершено, — сказал Джеймс. — Будете содержаться здесь до его окончания.
Дзагарелла промокнул губы салфеткой.
— Весьма сомневаюсь, — самодовольно произнес он. — Признаться, я удивлен, что вы еще здесь. Я полагал, что к этому времени вас уже откомандируют из Неаполя.
— Возможно, для вас это сюрприз, но союзная военная администрация действует не по тем правилам, к которым вы привыкли.
— Как я понимаю, — сказал Дзагарелла, — вы намекаете на вашу пресловутую неподкупность, которая, кстати сказать, уже обошлась мне в кучу денег.
Тюремщик, покончив с уборкой постели, принес тазик с водой, помазок для бритья и вспененное мыло, которое принялся с энтузиазмом накладывать на щеки заключенного.
— Не грех бы вам помнить, — продолжал аптекарь, — что мы, неаполитанцы, в оккупации не впервые. Тут были и арагонцы, и австрийцы, и Бурбоны, и итальянцы — да-да, даже итальянцы, — и немцы… А теперь, вот, союзники. Словом, как видите, опыт у нас богатый.
Тюремщик провел бритвой по щеке Дзагареллы. Аптекарь, заурчав от удовольствия, прикрыл глаза и сделал легкую отмашку Джеймсу с Эриком, чтоб удалились.
— Я бы с громадным удовольствием засадил этого типа за решетку, — сказал Джеймс, когда они вышли из тюрьмы.
— Он уже за ней, — заметил Эрик, — и, признаться, особых неудобств не испытывает.
— Они так носятся с ним потому, что он им внушил, будто скоро выйдет. Вот предъявим ему обвинение, будет вести себя по-другому.
— Послушай, Джеймс, — сказал Эрик, — ты знаешь, скольким бандитам с тех пор, как мы здесь, в Неаполе, удалось предъявить обвинение?
— Скольким?
— Троим, — хмуро бросил Эрик. — Документы исчезают. Свидетели не являются или в последний момент меняют свои показания. У одного во время показаний случился припадок эпилепсии, и как свидетеля его отстранили. Или, бывает, обвиняемый представит впечатляющие свидетельства, как во время войны он активно работал на Сопротивление, и получается, ему впору медаль вешать, а не в тюрьму сажать. Мало того, потом оказывается: либо судьи не все в показаниях учитывают, либо в тюрьмах почему-то замки негодные. А еще случается, что ребят из контрразведки отсюда переводят, если шепнуть кому надо. Этот Вито Дженовезе, что всем черным рынком заправляет, имеет связи в самых верхах союзной военной администрации, самых что ни на есть. Говорят, когда генерал Кларк впервые прибыл в Неаполь, захотелось ему испробовать всякие дары моря. Ну, а все лодки из-за мин затащили на берег. Так этот Вито в честь приезда генерала устроил грандиозный пир, попросту своровав всю рыбу из неаполитанского аквариума. Вскоре после этого получил должность официального советника при высшем командовании. Если такой тип, как Дзагарелла, окажется у него под крылышком, мы вряд ли что сможем с ним поделать.
В Квестуре, главном полицейском управлении, Джеймс пояснил, что они намерены допросить подозреваемых, захваченных во время рейда на Виа Форчелла. После долгой бумажной возни их препроводили к камерам, которые оказались пустыми, а во внутреннем дворике сидел всего один дряхлый старик.
— В чем дело? — возмутился Джеймс. — Где остальные?
Сопровождавший их полицейский недоуменно пожал плечами:
— Какие остальные?
— Вчера на Виа Форчелла торговали десятки людей. Где они все?
Увидев, что от полицейского ему ничего не добиться, Джеймс спросил у старика:
— Сколько тут было народу, когда тебя привели?
— Человек двадцать или тридцать.
— Куда же они подевались?
— Все ночью ушли, — уныло сказал старик. — И я бы тоже ушел, да на штраф у меня денег нет.
— Какой еще штраф?
— Пятьдесят лир. — Старик развел руками. — Я всего-то сборщик металлолома. Откуда мне взять пятьдесят лир?
— Старик не то болтает, — отозвался с каменным лицом полицейский. — Никого мы не штрафуем. Если хотите, можете проверить записи.
— За что сидит старик? — вздохнув, спросил Джеймс у полицейского.
— Сбывал медный телефонный провод.
— К пенициллину отношение имеет?
— Вроде, нет.
— Вы уж, пожалуйста, — сказал старик, — мне б отсюда поскорей выйти. Жена у меня, понимаете, слаба здоровьем, а поблизости никто не живет. Боюсь, если меня не выпустят, ей некому даже будет сготовить поесть.
Полицейский принес моток телефонного провода.
— Это нашли при нем.
— Я же немецкий провод срезал, — гордо вскинулся старик. — Ведь его можно, так ведь? Мы же против немцев.
Джеймс перевел Эрику то, что сказал старик. Тот поскреб в затылке.