— Все ваши предложения мне оскорбительны! — резко бросила Ливия.
— Согласен, — кивнул Джеймс. — Тогда хотелось бы от вас самой услыхать хотя бы примерную сумму.
— Я это за деньги никогда не делаю!
— Понял, — кивнул Джеймс, совершенно сбитый с толку.
Судя по всему, она считает себя мастером высшего класса. До него доходили слухи, что кулинарам свойственны такие выверты.
— Вот и отлично, раз поняли.
— Ну да, конечно. Я просто не… э-э-э… скажем, если вы будете получать столько же, сколько Маллони? Разумеется, его труд с вашими талантами не сравнить, — быстро добавил он. — И поселиться, если не возражаете, вы могли бы в его комнате на верхнем этаже.
— Маллони? — удивленно переспросила Ливия.
Только сейчас до нее дошло, что разговор идет совсем не о том, что она заподозрила.
— Что ж, думаю, это меня устроит.
Когда Джеймс позже сел за письменный стол и попытался вчитаться в пространную и по большей части невнятную инструкцию касательно новой, только что возникшей в Бюро проблемы, он почувствовал, что у него слипаются глаза.
— Разве у вас не бывает сиесты?
Он поднял взгляд. В дверях стояла Ливия.
— У нас как-то сиеста не принята, — сказал он. — В Англии этого вообще не бывает.
— Как же вы перевариваете пищу?
Джеймс сделал недоуменную гримасу. Судя по всему, пищеварение было для Ливии областью, в которой она считала себя безоговорочным специалистом.
— Ну, мы, наверное… просто работаем и перевариваем.
— Глупо, — припечатала Ливия. — Так вы никогда войну не выиграете.
И с этим удалилась.
Джеймс счел пошлым возразить ей, что, уж если на то пошло, итальянской армии в войне сиеста не слишком-то и помогла. К тому же его и в самом деле здорово клонило ко сну. Может, подумал он, немного вздремнуть — мысль трезвая. Когда будем в Риме, тогда…
Он неровным шагом приближался к кровати, и другая мысль забрезжила в мозгу: ведь союзники пока еще все-таки не в Риме и в том-то сейчас основная проблема и состоит. Но к тому моменту, как эта мысль полностью овладела его сознанием, Джеймс уже спал.
Он проснулся с ощущением бодрости и пошел на кухню налить себе стакан воды. Ливия шинковала целую гору кабачков.
— Вы были совершенно правы, — заметил Джеймс. — Мое пищеварение очень вам признательно.
Она дернула подбородком:
— Еще бы!
— А вы? Вы-то отдохнули?
— Работы много, — качнула она головой. — Скоро ужин.
— Так у вас, должно быть, с пищеварением просто беда, — сказал он. — Давайте-ка я вас чем-нибудь утешу.
Ливия подозрительно взглянула.
— Да нет же! — успокоил он ее. — Я ведь просто так…
Как по-итальянски сказать «дурачусь»? Задумавшись на этот счет, он усомнился: итальянцы, пожалуй, не дурачатся. Они либо хохочут, либо рыдают; либо кричат, либо молчат: среднего не дано.
— Это так просто, giro, шутки ради, — пояснил он.
— Да ну вас! — презрительно бросила она.
— А вы бы привыкали. Такой у нас в Англии, я бы сказал, метод ухаживания.
Ливия взглянула настороженно. В тот же миг Джеймс почувствовал себя идиотом. Замужняя женщина. У него служит.
— Понятно, с вами я флиртовать не собираюсь, — добавил он. — Прошу прощения.
Ливия выложила на доску еще несколько кабачков.
— Скажите, капитан Голь, у вас есть девушка? — спросила она прямо в лоб.
Джеймс медлил с ответом. С одной стороны, хотел бы ей не врать, но обман стал настолько привычен, что неожиданно для себя он сказал:
— Признаюсь, что да.
— Хорошенькая?
— Ну… пожалуй.
— Пожалуй? — Ливия удивленно подняла брови. — Вы так и ей говорите, что она, пожалуй, хорошенькая?
— Ну…
— Вы на ней жениться собираетесь?
— Думаю, подождем; посмотрим.
— Если не уверены, — сказала Ливия, — так нечего и жениться. — На мгновение она оторвалась от своих кабачков. — В первый же раз, как Энцо меня поцеловал, я поняла, что выйду за него.
Ее лицо осветила чуть заметная улыбка.
Джеймс почувствовал резкий укол зависти. Это естественно, убеждал он себя, это просто замечательно, что она так предана своему мужу. И мне очень даже кстати; значит, нет ни малейшего повода выставляться при ней идиотом. И все же, вглядываясь в ее профиль, едва Ливия склонилась над разделочной доской, наблюдая, как нежные руки энергично мелькают, орудуя ножом, Джеймс не мог отделаться от чувства досады: единственная из встреченных им в Италии женщин, вызвавшая в нем явное восхищение, оказалась занята.
— Давайте помогу вам резать! — сказал он, кивая на груду кабачков.
— У вас что, другой работы нет?
— Работа подождет, — сказал он, вооружившись ножом. — Показывайте, как это надо делать.
Так-так, думала про себя Ливия, когда они вдвоем резали кабачки: он на меня глаз положил. Все говорило об этом: и то, как Джеймс все время посматривал на нее, считая, что она не замечает, и его явная неохота обсуждать с ней свои личные дела. Что ж, ну и пусть, думала Ливия, с яростной скоростью шинкуя кабачок острой сталью. Я ему покажу! Про себя она разражалась громом неаполитанских ругательств, в большинстве своем поминавших и сестру этого британского офицеришки, и его мать, а также его полную мужскую несостоятельность. Перспектива остудить его пыл мощной волной отпора лелеяла ей душу, и Ливия совсем уж было приготовилась к схватке.
Но на ее беду Джеймс не проявил никакого намерения ухаживать. Даже ни малейшего намека не сделал. И вообще вел себя, черт его подери, крайне пристойно, так что к началу ужина Ливия уже была готова его убить.
Глава 22
Через пару дней Джеймс подметил во всем, что они едят, некое необычное свойство.
— Странно, — сказал он Слону, — что ни завтрак, что ни обед, что ни ужин, непременно какое-то блюдо из трех цветов — красного, зеленого и белого. Вчера тот замечательный салат — помидоры с базиликом и моццареллой. Сегодня поверх белой пасты зеленое пюре из трав, сбоку выложены помидоры.
Слон скорчил гримасу:
— Ну и что?
— Это ведь цвета итальянского флага.
— Действительно, — Слон слегка задумался. — Может, чисто случайно? Послушай, они едят кучу помидор, значит красный цвет везде однозначно.
— Допустим, — кивнул Джеймс.
Но в тот же день позже под каким-то предлогом он зашел на кухню и, заглянув через плечо Ливии, чтобы посмотреть, что она готовит на ужин, как бы невзначай спросил:
— Что это?
— Pomodori ripieni con formaggio carpino ed erba cipollina, — сухо отозвалась она. — Помидоры, фаршированные козьим сыром и луком-резанцем.
От одного названия потекли слюнки, но Джеймс стойко произнес:
— Цвета вашего флага…
Ливия сделала вид, будто крайне удивлена:
— В самом деле. Надо же.
— Как и в одном из блюд за завтраком. Собственно, каждый раз в том, что вы готовите, те же самые цвета.
Ливия, не предполагавшая, что работодатели просекут этот ее мелкий демарш, решила, что лучшее средство защиты — нападение.
— Знаете, из-за ваших дурацких запретов теперь на рынке и выбора-то никакого нет. Осталось всего с гулькин нос, а дерут втридорога. Только иностранные военные теперь и могут себе позволить нормально питаться, ну и, конечно, их шлюхи. Вы превратили наш Неаполь в город нищих, воров и проституток, и мне очень интересно, что вы теперь со всем этим будете делать.
Джеймс опешил:
— Мы делаем все, чтобы защитить гражданское население.
— Не больно-то это у вас выходит.
К изумлению Ливии, Джеймс виновато проговорил:
— Знаю. При нас здесь стало еще хуже. Но задача просто неподъемная, да и мало нас, чтоб ее выполнить.
— Гм! — отозвалась Ливия, отвернувшись.
Похоже, капитан Гулд не такой уж плохой человек, решила она, но все же сообщать ему об этом открытии вовсе необязательно.
Джина Тезалли была беременна. Тугой, смуглый живот уже проглядывал между юбкой и тонкой белой блузкой. Бережно обхватив выпуклость руками, она улыбнулась Джеймсу.
— Поверьте, это ребенок капрала Тейлора. У меня, кроме него, никого и не было.
Джеймс пребывал в затруднении. Подкопаться к Джине было не так-то легко. Перед войной она училась в университете. Теперь жила со своей семьей, вернее, с женской ее составляющей: четверо братьев и отца немцы погнали на фронт. Они были добропорядочные буржуа, но воевали, как и все теперь в нынешние времена.
Если Джеймс не даст Джине разрешение на брак, ребенок британского подданного окажется внебрачным. Но если на тех же основаниях Джеймс разрешение даст, можно было точно предсказать, что за этим последует: едва неаполитанки поймут, что для разрешения на брак потребуется забеременеть, все способы предохранения будут забыты раз и навсегда. Уже и так близкое к масштабам эпидемии распространение сифилиса и гонореи вмиг возрастет еще сильней; и, главное, десятки, если не сотни младенцев появятся на свет только для того, чтобы гарантировать своим матерям билет на благословенный корабль невест, который увезет их в Англию.
Проблема была не простая, и для ее решения, пожалуй, все инструкции были совершенно бессильны. Джеймс колебался между жесткими требованиями вполне благонамеренной и разумной политики, с одной стороны, и счастьем трех человеческих существ, с другой.
Он сказал Джине, что прежде чем составит свой рапорт, ему нужно навести еще кое-какие справки. Это была ложь — он просто хотел на время отложить ее дело в надежде, что решение придет само собой.
— Конечно, — отозвалась Джина, явно стараясь скрыть свое огорчение. — Мы подождем, время есть. Раньше лета наш малыш не появится.
Глава 23
Час перед обедом стал для Джеймса самым любимым временем дня. Это было как раз то время, когда работы выполнено вполне достаточно, чтобы себя похвалить, но и не так много, чтобы успеть утомиться. Это еще и предвкушение необыкновенно вкусной еды и последующего освежающего сна. Но приятней всего было слушать, как Ливия возится на кухне, готовя обед.