Мне кажется, она врет.
Апартаменты двухэтажные и тут полно комнат. В любой из них можно сделать пит-стоп для охранников. Мне вообще-то плевать на них, мне бы не видеть только одного человека.
— А Чертов тут?
— Нет, — медсестра качает головой. — Его нет уже три дня.
Я вглядываюсь в ее сухое лицо. Сейчас мне важно, врет она или нет.
— Вам нужно размяться, — добавляет она, пытаясь “дожать” меня. — На втором этаже есть беговая дорожка. Вы же были наверху? Там прекрасный вид, рядом балкон и оранжерея. Неужели вы не устали в одной комнате? Квартира огромная, красивая, столько занятий… Вам это нужно, Татьяна. Вам стоит переключиться. Вы на себя не похожи.
— Столовая, — произношу, устав от ее уговоров. — Мы говорили о ней.
— Да! — она вспыхивает от радости, когда понимает, что я согласна. — Пойдемте, я, если честно, ужасно голодна.
Она выходит из спальни первой и придерживает дверь. По ее напряженному взгляду видно, что ей не верится, что я, наконец, переступлю порог. А я иду и прислушиваюсь к тишине. Хоть бы она не врала, и в гостиной никого не оказалось. Даже охранников.
— Смотрите, какая красота! — давит жизнелюбием медсестра. — Как сервировали!
Маленькие стильные букеты стоят на обеденном столе, там же расставлены свечи и модные тарелки. Я оглядываю сразу несколько комнат, которые соединены и создают одно пространство, и выдыхаю полной грудью.
Без сюрпризов.
Горничную и ту выставили вон.
Я прохожу к столу и всем видом показываю, что не настроена на беседу. Медсестра предпринимает несколько попыток найти общую тему, но я смотрю в тарелку. Я не собираюсь заводить приятелей в доме Чертова. После обеда я загружаю свои тарелки в посудомойку и молча ухожу на второй этаж. Тихонько поднимаюсь по лестнице, прислушиваясь к каждому шороху. Но размяться действительно хочется. Выйти на балкон и подышать простором.
Пока у нас с Чертовым длилась фальшивая идиллия, я успела заказать туда плетеную мебель и напольную вазу с цветками сакуры. Я поворачиваю к балкону и прохожу сквозь еще одну гостиную. Сегодня пасмурный день, воздух пахнет дождем и осенней свежестью. Я подхожу к стеклянному поручню и оглядываю беспокойный город. Поток машин горит красно-желтыми огнями, а соседние высотки кажутся неприступными бастионами.
Всё холодное, из камня и стекла, навечно чужое…
Я беру плед и сажусь на кушетку, подбирая под себя ноги. Надеюсь, эта “прогулка” мне зачтется, и завтра медсестра отстанет от моего затворничества. Я прикрываю глаза и просто дышу, вдох-выдох, вдох-выдох, еще один день на перемотке. Придет вечер, а потом утро, и с каждым таким кругом будет становиться легче. Ведь время лечит, все так говорят.
В кармане играет легкая мелодия сотового. Я достаю телефон, вижу, что звонит Артем и перебарываю желание сбросить звонок.
— Что-то важное? — спрашиваю вместо приветствия.
И не узнаю собственный голос. Сигнал двоится и я слышу свой голос в динамике. Со стороны он звучит ужасно — замученный и неживой, как будто я лежу в реанимационной палате.
— Здравствуйте, Татьяна, — Артем подчеркнуто вежлив. — У меня поручение от босса…
— Только не это.
— Оно в ваших интересах, — поспешно добавляет Артем. — Он приказал, чтобы я собрал для вас досье на Самсонова. Вы и сами об этом просили, помните?
— Да, ты тогда отказал.
— Мне нужно было разрешение. В общем, я сделал. Я могу привезти его, если вы не против?
С губ почти срывается “а прислать никак?”, но я не против увидеть Артема. На него моя злость почему-то не распространяется. Наоборот, от его мягкого, но не заискивающего, голоса становится теплее на душе.
— Привози, — отвечаю.
— Я тогда буду где-то через час. Тут пробки.
Я отключаюсь, провожу еще полчаса на балконе, а потом возвращаюсь в свою спальню. На тумбочке уже лежат дневные таблетки, которые каждый раз заботливо кладет медсестра. Я принимаю только витамины, а остальные выкидываю.
— Нужно переодеться, — советую себе, заглядывая в зеркало.
Вид, конечно, так себе. Почти как голос.
Три дня пустоты, слез и шока не прошли незаметно. Я пытаюсь переключиться, хотя бы нащупать развилку в сторону нормальной жизни. Нужно начать с простых действий, так можно постепенно вытащить себя из болота. Я иду в душ, где заставляю себя хорошенько напенить мочалку, а потом пройтись по коже скрабом. Сладковатый запах я едва чувствую, хотя помню, как он мне понравился в первый раз. Я не приду в себя сразу — не услышу прежние запахи и не вижу яркие краски — но пытаться надо. Я, как робот, наношу на волосы уходовый бальзам, расчесываю их и достаю баночку с патчами. Прячу круги под глазами гелевыми полосками, а на лицо наношу сыворотку.
В гардеробной нахожу оливковый домашний костюм известного бренда. Он помогает коже выглядеть здоровее, хотя это случайность. Я взяла с вешалки первый попавшийся комплект. Повезло.
— Артем приехал, — сообщает медсестра после стука. — Он сказал, вы разрешили…
— Да, я сейчас выйду.
Я снова смотрю в зеркало.
Стало на пять процентов лучше.
Но надо вытаскивать себя, Таня.
Может, в досье, которое привез Артем, даже дорога найдется.
Не может же случаться только плохое…
Я второй раз за день иду в гостиную и издалека вижу помощника. На нем красивый синий костюм в темно-серую клетку. Артем выглядит до преступного свежим, словно не забывает о патчах каждое утро.
— Я немного раньше, — произносит он, оборачиваясь на мои шаги. — Я всё привез.
Он не задерживается на мне взглядом, боясь смутить. Он сразу переходит к делу. Кладет кожаный портфель на стол, раскрывает его и достает увесистую папку.
— Там много фотографий, — Артем нажимает пальцами на папку и подталкивает ее в мою сторону. — Я бы не советовал переснимать страницы отсюда, это очень деликатная информация. Она может навредить Самсонову, если станет широко известна.
Я ничего не отвечаю, но он все равно отдает мне папку. Я подтягиваю ее к себе, садясь в кресло.
— Я отвезу вас к нему, — добавляет Артем.
— К кому? — я успеваю испугаться, прочитав его фразу как “я отвезу вас к Чертову”.
— К отцу. Босс распорядился, чтобы это был я, — Артем улыбается так, как умеют только деликатные люди. — Через четыре дня.
— Я тоже считаю, — я грустно усмехаюсь. — Ты не хочешь чай, кофе?
— Да, я сам налью, — он кивает. — Вы пока читайте. Если возникнут вопросы, я рядом.
Глава 24
Открывать первую страницу страшно.
Я смирилась с мыслью, что Самсонов мой отец. Чертов не заплатил бы за меня огромные деньги, не прояснив этот момент до стопроцентной уверенности. Если Лавров получил защиту и билет в Никосию, значит я дочь Самсонова.
Поэтому я не сомневаюсь в родстве. Но сомневаюсь, что мне нужна вся правда об отце. Я даже боюсь ее. В папке же могут быть вещи, с которыми невозможно смириться? Что-то запредельно страшное и жестокое? Чертов говорил, что Самсонов трижды покушался на него. Интересно, хоть это правда?
— Оно подробное? — обращаюсь к Артему, который возвращается с чашкой кофе, и указываю на досье.
— Насколько это возможно, — уклончиво отвечает Артем и следом тяжело выдыхает. — Некоторые вещи не стоит знать, Татьяна, тем более вы девушка.
— Капо решил пожалеть мою психику?
— Он не хочет, чтобы вы видели в отце зверя.
— Ты это сейчас серьезно?
— Да, — Артем кивает и делает вид, что не уловил мое неверие. — Я всегда серьезен, когда разговор касается господина Чертова.
Кто бы спорил.
Я погружаюсь в страницы досье.
Виктор Сергеевич Самсонов, 1970 года рождения, родился и вырос в Саратовской области, откуда перебрался в Москву вместе с мамой в пятнадцать лет. Отца никогда не видел. Занимался самбо, выигрывал в соревнованиях, позже по этой линии оброс нужными связями. Участвовал в переделе собственности в девяностые, помогал организовывать охрану серьезным людям и лично отбирал сотрудников в структуры безопасности.
Я рассматриваю фотографии, которые прикреплены к листкам. Мне постепенно становится спокойно. В досье нет беспощадной конкретики, всё очень обтекаемо, словно и вправду составлялось для нежной женской психики. А фотографии… все мы видели эти фотографии в новостных выпусках о криминальных группировках. Мощные плечистые парни в спортивных костюмах стоят полукругом и нахально улыбаются. Хозяева жизни. Большинство из которых не переживет лихую эпоху новоиспеченной страны.
Мой отец пережил и выбился наверх.
Я не знаю, что чувствовать по этому поводу.
Официально детей нет, женат не был. Мать похоронена на Ваганьковском кладбище.
Я ищу последние фотографии отца. На них он уже совсем другой. На меня смотрит респектабельный бизнесмен с седыми волосами, он располнел, но умеет выбирать правильную одежду. Домашних снимков нет, на заднем фоне либо стенды экономических форумов, либо офисные интерьеры.
— Он сейчас сдал, — произносит Артем. — Свежих снимков нет, но он выглядит хуже.
— Болеет?
— Не знаю. Может быть, вам он расскажет.
Я кручу в руках другие фотографии. С соревнований по самбо, из старенькой школы, из парка, нахожу фотокарточку его мамы, внешность которой поражает меня. Мы с ней похожи… Это буквально ударяет меня. У нас одинаковые губы, с чуть вывернутой верхней и несимметричной нижней, и большие выразительные глаза.
Я снова и снова всматриваюсь в казалось бы чужую мне женщину, но постепенно принимаю мысль, что она моя бабушка.
А мое настоящее отчество Викторовна.
— Я хочу взять эту фотографию, — я показываю Артему женский портрет и следом подтягиваю к себе детскую фотографию Самсонова. — И эту. Можно?
Артем кивает. Он отвлекает меня лучше медсестры и заводит простую человеческую беседу. О любых пустяках, лишь бы подальше от того, что может заставить меня расплакаться. Я откликаюсь, хотя вижу, что он делает, и чувствую искреннюю благодарность.