— Лишь бы его не прихлопнули по-тихому.
— Он уже заявил, что видел программы о своей личной жизни. Он польщен, что вся страна подбирала ему в любовницы красивых девушек, но у него есть любимая супруга.
— Нет, — я качаю головой, не веря ушам, а в венах вскипает ненависть.
— Да, он упоминал Татьяну. Он хочет ее видеть, — помощник откашливается, но решает договорить. — Он соскучился.
— Я все-таки его пристрелю.
— Вам лучше выставить вокруг него охрану. Пока скандал не утихнет, в ваших интересах, чтобы Лавров оставался невредим. Иначе это будет очень скверно выглядеть. Это и сейчас плохо выглядит, ведь всем известно, что супруга Лаврова находится под вашей защитой. Теперь в этом можно прочитать шантаж.
— Шантаж?
— Подумайте сами, — помощник понижает голос. — Предположим, вы хотели убрать Лаврова, взорвали его вертолет, но произошла осечка. Он выжил и бежал. Тогда вы забрали его супругу, чтобы он не думал открывать рта. Вот как это выглядит со стороны, господин Чертов. И Лавров рано или поздно озвучит именно эту версию, он уже подводит к ней.
— И что ты предлагаешь?
— С Лавровым нужно договариться. Он хочет увидеть Татьяну, скорее всего, он озвучит ей свои требования.
— Ей он может озвучить только то, какую эпитафию желает для надгробия, — ладонь сама находит его тонкий галстук и делает резкий оборот. — Понял?
— Да, господин Чертов…
Его сбившееся дыхание тонет в шорохах. Я оборачиваюсь и вижу, как в холл входит Самсонов со свитой. За его спиной двое высоких охранников и девушка, которая приходила сегодня утром. Кажется, Мила. Или Мира?
— Где Таня? — Самсонов смотрит на меня так, словно перед ним Лавров.
— В гостиной, — я указываю ладонью направление. — Я так понимаю, новости ты видел.
— Почему она вообще здесь?
— Ей было все равно куда ехать, и я привез ее к себе.
Ее оглушила новость о Лаврове. Она молчала всю дорогу, лишь попросила увезти ее куда-нибудь. Только всё улеглось и она стала спокойно появляться на улицах, как заново. Опять камеры, журналисты, слухи и пересуды посторонних людей. Она с трудом переносила, когда ее клеймили вдовой Лаврова в бесконечных программах, а теперь она вовсе его законная супруга.
Замкнутый круг, из которого я должен вырвать ее.
— Что будем делать, Самсонов? — я поворачиваюсь к нему и скриплю зубами, но стараюсь не реагировать на его презрительный взгляд. — Один я с ним не справился, упустил…
— Да, я заметил.
— Лаврова не стоит недооценивать, — тяжко, со стариком тяжко говорить. — Не повторяй моих ошибок.
Самсонов кривит губы.
Отлично.
И малышка еще меня называет упрямым и жестким. Она своего отца видела?
Мой характер идёт на излом, только в страшном сне я мог просить о помощи у другого мужика. Но ради Тани стоит. И заткнуться стоит, если Самсонов продолжит язвить, и его взгляды выдержать тоже стоит. Хотя бы еще пять минут. Он должен понять, что я делаю. Я хочу договориться. Пусть будет единственная линия фронта — мы и Лавров, а не еще одна — между мной и стариком.
— Капо решил попробовать себя в роли переговорщика, — Самсонов усмехается.
Я же гляжу на наручные часы. Отмеряю те самые минуты, будь они прокляты.
— Это от скуки или безысходности? Хотя во второе я не верю, жизнь научила отличать травоядное от зверя. Так что можешь не прикидываться.
— Ты закончил? — пять минут идут к дьяволу. — Может, поговорим о деле?
— Поговорим, Капо. Конечно, поговорим, — он подходит ближе. — Но по порядку. Приезжали твои люди с дарами. Для чего ты отозвал сделки?
Да мать твою!
И правда для чего?
Это же неочевидно!
Я едва сдерживаюсь, чтобы не сотворить с воротником Самсонова то же самое, что я сотворил с галстуком помощника. Старик не двигается, он с хладнокровным спокойствием наблюдает за мной.
— Я сделал это не для тебя, Самсонов, а для нее.
Я выдерживаю его испытующий взгляд, который любого другого смял бы катком. Мы стоим друг напротив друга, словно собираемся размять кулаки, а охрана старика тяжело дышит неподалеку.
— Папа? — голос малышки разряжает обстановку за секунду. — Вы же не собираетесь драться?
Она подходит к нам и дотрагивается до локтя Самсонова.
— Нет, конечно, — он отзывается с ласковой теплотой, можно даже поверить, что и мне до этого пару комплиментов досталось.
— Не ссоритесь, ради всего святого, — недоверчиво произносит Таня. — Только этого сейчас не хватало.
Она отпускает локоть отца и берет мою ладонь. Поворачивается ко мне, на что я сразу реагирую. Пускаю ее под руку, приобнимая и чувствуя, как она откидывается на мою грудь. Сразу становится легче. Она ищет во мне опору, а это стоит всего. Самсонов может снова начинать язвить и куражиться, теперь мне плевать.
— Я посмотрела новости. Лавров хочет встретиться со мной…
— Он бредит, — говорю и сжимаю ее в руках сильнее.
— Нет, — она качает головой. — Я сама хочу поговорить с ним. Я его законная супруга, если вспомнить о бумагах.
— Господи, Таня! — вскрикивает Самсонов. — Что ты говоришь?
— А что вы хотите сделать? Убрать его? — она качает головой как заведенная. — Нет, этого не будет. Я не хочу, чтобы из-за меня снова убивали человека. Мне хватило Родия.
Глава 37
Он злится.
Пытается сдерживаться, чтобы не нагрубить, но я читаю его состояние как открытую книгу. Он холоден, напряжен и задет моим упрямством. Я вижу по его темным глазам, что он проклинает двадцать первый век, который закрепил права женщин и сделал из феминизма современную библию. Чертов бы с удовольствием вернулся в другое столетие, чтобы с чистой совестью закрыть меня на замок.
— Саша, ты выглядишь на десять лет старше, когда так хмуришься.
Я перебираюсь к нему поближе. Потом вовсе игнорирую соседнее место и сажусь ему на бедра. На лице Чертова прохладная отстраненность, а вот руки горячие. И без намека на отстраненность. Его длинные пальцы стягивают мою юбку и обхватывают так тесно, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Я кладу ладони на его покатые плечи и смотрю ему в глаза.
Молчит.
И кто из нас упрямый?
— Ты рассказывала, что Лавров был груб с тобой, — произносит он ледяным тоном через время. — Домогался…
— Я точно не использовала это слово.
Я отвожу глаза к иллюминатору. Частный самолет уже закончил набирать высоту, за стеклом голубой простор, который смотрится беззаботно. Кажется, что здесь не может быть проблем. Только покой, уединение и монотонный звук двигателей, который прекрасно убаюкивает.
— Мне плевать на слова, — продолжает Чертов. — Я знаю, что он трогал тебя, лез к тебе своими грязными пальцами, а теперь ты ждешь от меня, что я позволю ему вновь приблизиться к тебе.
Он не дает мне вставить слово и порывисто выпрямляется. Он отталкивается от спинки кресла, приближаясь ко мне до максимального минимума. Еще пара сантиметров и это уже будет не разговор, а поцелуй.
— Хочешь правду, малышка? Я был близок к тому, чтобы отдать приказ пристрелить его. Еще тогда в Никосии. Я много раз думал об этом, ты стала близка и меня тошнило от мыслей, что он хватал тебя. Угрожал, заставлял…
— Мы бы не познакомились, если бы он не делал этого.
— Давай без этой кармической чуши! — он все-таки взрывается. — Я не собираюсь слушать то, как ты оправдываешь его!
— Я не оправдываю, — я провожу ладонями по его плечам, а в голове гудит тревога “На него нельзя давить! Таня, ты всё делаешь неправильно! Вспомни, кто перед тобой!” — Я… Но ты же не отдал приказ. Что-то тебя остановило.
— Ты и остановила. Как представил, что ты узнаешь и посмотришь на меня, как на животное, — Чертов тяжело выдыхает, а потом отворачивается, на его губах гуляет нехорошая усмешка, которая режет меня без ножа. — Но это не значит, что я готов идти у него на поводу.
Я опускаюсь на его грудь. Ложусь на него, замирая на несколько мгновений. Я чувствую его мужскую правоту, конечно, он хочет защитить меня. Тем более я жду ребенка. Он не только хочет этого, он чувствует свою обязанность.
С отцом было легче. Я уговорила его отпустить меня в Москву с Чертовым. Самсонов сказал, что тоже прилетит, но на следующий день. Он набил джет Чертова своими людьми и взял с меня обещание перед любым важным решением сперва звонить ему.
— Ты считаешь меня слишком слабой, — говорю вполголоса. — Почти хрустальной.
— Нет.
— Да, — я, не глядя, поднимаю ладонь и накрываю его губы, чтобы он не прерывал меня. — Я справлюсь, тем более ты будешь рядом. Саш, дай мне договорить, только послушай… Сейчас у дома Лаврова, наверняка, дежурит пресса. Их там много, и они снимут красивую картинку, если ты привезешь меня к законному супругу.
— Не называй его так. Я сейчас что-нибудь сломаю.
— Хорошо, хорошо, — я поспешно киваю. — Когда Лавров разбился, ты взял меня под защиту, устроил целую пресс-конференцию по этому поводу. И теперь, когда Лавров вернулся, ты привезешь меня. Как честный человек.
— Честный, конечно, — следует смешок. — Ты беременна, малышка, нам сразу припишут связь. Вот что будет в заголовках.
— И пусть, это даже лучше. Пусть говорят о нашем романе, пусть гадают и шумят, нам это только на руку.
— Ты пиарщик по образованию?
— А в доме ты поговоришь с Лавровым. Всё просто.
— Да, свернуть ему шею будет проще простого.
Я не выдерживаю и толкаю Чертова.
— Насилие запрещено, — говорю строго. — Ты правильно вспомнил, что я беременна, а у беременных женщин есть право вето.
— Да? — Чертов вскидывает брови и делает вид, что ведется на мою шутку.
— Прописано в семейном кодексе.
Когда мы прилетаем в столицу, та встречает дождем и низким пасмурным небом. Охрана достает зонты с золотыми рукоятками, а Чертов накидывает на мои плечи свой пиджак. Я чувствую себя супругой как минимум президента, когда схожу с белоснежного трапа. Вокруг суетятся люди в деловых костюмах, слышится шум из раций, а вдалеке, у ограждений зоны для частных полетов, толпятся папарацци.