— Эдик, ты? — спросил Олег Данилович.
— Данилыч, ты чего там расшумелся? — спросил парень.
Открылась калитка. Сначала пахнуло перегаром, а затем уже вышел Эдик. Короткая стрижка, узкий лоб, высокие скулы, крупный крепкий нос, тяжелый подбородок.
Парень посмотрел на Данилыча, на Игната, повел взглядом дальше, как будто искал кого-то.
— Что здесь за балаган? — осведомился он.
Игнат заметил, как его взгляд наливался кровью.
— Эдик, это к тебе. Из детективного агентства! — В голосе Данилыча послышались заискивающие нотки.
Более того, он вдруг стал пятиться назад.
— Ты кто такой? — спросил Верстаев и враждебно глянул на Игната.
— Против Дианы возбуждено уголовное дело.
— Да?
— Мне нужно с тобой поговорить.
Парень кивнул, скривил губы в едкой ухмылке, посторонился и жестом пригласил незваного гостя зайти во двор. У Игната возникло чувство, что его зовут в загон для корриды. Он оглянулся, но Данилыча нигде уже не было.
Игнат зашел во двор, обогнул машину. У крыльца он обернулся и увидел, как Эдик приближается к нему с молотком в руке.
— Эй, ты чего? — Каратаев предостерегающе качнул головой.
Оружия у него не было, но с ним все равно лучше не связываться. Он занимался джиу-джитсу и боевым самбо.
— Что, страшно стало? — спросил Эдик.
— Откуда я знаю, что у тебя на уме?
— Сейчас зашибу, и узнаешь!
— Ты идиот или придуриваешься?
— Чего?.. — Верстаев так повел плечами, что с них слетела куртка.
Он остался в тельняшке и шортах.
— Тебя обвиняют в нападении на женщину. Ее ударили по голове молотком.
— Меня обвиняют?!
— Что у тебя в руке?
Эдик глянул на молоток и повел рукой так, как будто собирался отбросить его в сторону. Но в самый последний момент он сдержал себя, не разжал руку.
— Кого я там ударил?
— Диана должна была тебе позвонить, сказать.
— А почему тогда не позвонила?
— Ты лучше спроси, в чем тебя обвиняют.
— Так я ж кого-то там ударил! — Верстаев презрительно хмыкнул.
— Ты думаешь, это смешно?
— Что ты там про Диану говорил?
— Диана разводится с мужем.
— Да? — Эдик хищно сощурился. — А тебе какое до этого дело?
Он вел себя как пьяный дебошир, которому нужен был повод для драки. Градус в нем играл основательно, перегаром разило — спичку ко рту не подноси.
Теперь Игнат понимал, почему Олег Данилович поспешил исчезнуть. Эдик, по его словам, парень, в принципе, нормальный. Но сейчас был как раз такой случай, когда на него нашло.
— Так, давай ты успокоишься, положишь молоток. — Игнат вытянул руки, отгораживаясь от Эдика.
Но он не отступил, напротив, пошел на сближение с вероятным противником. Нельзя было давать ему возможность размахнуться и метнуть молоток как томагавк. Если вдруг Эдик поднимет руку, Игнат тут же заблокирует ее и проведет прием.
— Тебе какое дело до Дианы? — спросил Верстаев, отставил ногу, поднял голову.
Парень уже не думал о молотке. Похоже, он собирался ударить Игната головой. Лоб у него крепкий, шея мощная.
— Я частный детектив, расследую покушение на гражданку Калинину. В этом подозреваешься ты!
Игнат пытался взять Эдика за живое, озадачить и этим усмирить, но парень уже закусил удила.
— Ты меня подозреваешь?
— Нет, следователь.
Верстаев ударил-таки головой. Игнат отскочил назад и в сторону. Когда Эдик протаранил макушкой пустоту и стал терять равновесие, Каратаев схватил его за руку и провел подсечку.
Верстаев падал, а Игнат держал его за руку и заламывал ее за спину, не сгибая.
Эдик упал на живот и взвыл от боли.
— Ты мне руку сломал, падла!
Игнат схватил его за вторую руку, в которой тот держал молоток, и тоже завел ее за спину. Наручников у него не было, но в кармане на всякий случай лежал маленький моточек скотча для канцелярских работ. Лента тонкая, но если ее намотать густо, то не разорвешь.
Эдик задергался, пытаясь вырваться, но Игнат держал его цепко, на болевом приеме.
— Давай поговорим! — Наконец-то в словах Верстаева прорезался здравый смысл.
— Почему бы и не поговорить? — Игнат стянул ему руки и склонился над молотком, который лежал на земле.
В руки он его взять не рискнул. Вдруг это и есть орудие преступления?
Каратаев достал из кармана носовой платок, взял молоток, поднес его к лампочке, висевшей над крыльцом.
— Ну ты и придурок! — не веря своим глазам, протянул он.
На тупой стороне бойка явственно угадывалась засохшая кровь. На нее налипли кусочки грязи. Более того, Игнат заметил там и волосок. Он видел Калинину только с повязкой на голове, не знал, какого цвета ее волосы. Но будет экспертиза, сравнительный анализ.
— Ты сам во всем виноват! — отозвался Верстаев.
— В чем именно?
— Нельзя меня ночью будить. Особенно если я под газом!
— А под газом чего?
— Захотелось вмазать. А что, нельзя?
— Почему же нельзя? Если совесть залить, то можно. Даже нужно. Или это просто сожаление? Калинину не смог убить, да?
— Какую Калинину?
— А чья кровь у тебя на молотке?
— На каком молотке?
— А с которым ты на меня бросался.
— Да не бросался я, — буркнул Верстаев. — Попугать хотел.
— Знаешь, где попугаев держат? Правильно, в клетке. Думаю, лет на десять сядешь.
— Это не мой молоток.
— Да, конечно!
— Я его нашел.
— Ты без молотка выходил.
— Так во дворе я его и нашел! Калитку закрываю, смотрю, лежит. Вернее, стоит. Бойком вниз, ручкой вверх.
— Будет тебе ручка вниз, — заявил Игнат.
Он завернул молоток в носовой платок и заметил умывальник на доске, прибитой к дереву.
Оно стояло шагах в десяти от крыльца. В свете лампы, отдаленной от него, можно было разглядеть прямоугольное пятно, куда более темное, чем доска. К этому месту что-то недавно было приделано. Возможно, зеркало.
— А зеркало с умывальника куда делось?
— Не знаю.
Верстаев лежал на животе, не поднимал головы, чтобы глянуть на умывальник, не мог видеть зеркало, верней, отсутствие такового. Значит, он знал, что его там нет.
— А оно делось, да?
— Умыться хотел, смотрю, а его нет. Может, оторвалось, не знаю. А что?
— Если оторвалось, его что, ветром унесло?
— Может, лежит где-то в траве. Я давно уже ее не косил.
— В деле твое зеркало лежит.
— В каком еще деле?
— В уголовном. Ты когда преступление готовил, зеркало к стене приклеил, чтобы за Калининой наблюдать.
— К какой стене?
— Ты знаешь, к какой.
— Бред какой-то!
— Диана тоже бред?
— Я не про Диану говорил! — встрепенулся Верстаев.
— Это уже твое право, сдавать ее или нет.
— В каком смысле сдавать?
— Диана разводится с мужем и получает все его состояние. Ты знаешь это?
— Знаю, что она с мужем поругалась.
— Откуда знаешь?
— А почему она дома живет?
— Она должна получить по разводу все. Калинина могла сказать слово, из-за которого Диане не достанется ничего. Поэтому ты Калинину и зашиб.
— Какая Калинина? Какое слово?
— Не знаешь?
— Не знаю.
— И на Диане жениться не хочешь?
— Она не хочет.
— Женщина часто говорит «нет», когда хочет сказать «да».
— Только не Диана. Если она уперлась рогом, то труба дело.
— Если она дома, ты каждый день должен ее порог метить, а сам за забором сидишь.
— Чем больше за ней бегаешь, тем сильней она отгоняет. А так хоть какой-то шанс.
— Ты о чем?
— Я здесь, а у нее машина. Я когда голоса сегодня услышал, думал, Диана приехала. А это ты.
— Она должна была приехать?
— Я надеялся.
— Она звонила тебе сегодня?
— Нет.
— Где твой телефон?
Игнат зашел в дом, осмотрелся. Кругом типичный холостяцкий беспорядок. Но полы относительно чистые, пыль вытерта. Видно, что мать Эдика по выходным наводила здесь порядок.
В комнате с камином перед креслом стоял журнальный столик. На нем початая бутылка водки, пепельница с горой окурков, закуска. Там же телефон и пульт от телевизора.
Игнат просмотрел список вызовов и нашел там номер под именем «Диана». Но все звонки исходящие, последний от семнадцатого июня. Сама же Диана ему не звонила ни сегодня, ни вообще в последнее время.
Игнат включил телевизор, с того же пульта запустил видеоплеер, вывел на экран изображение с диска. Это была любительская съемка. Велась она, судя по всему, здесь, на даче Верстаева. Камера показала его самого в дембельской форме, со значками.
Какое-то время Эдик позировал перед объективом, затем подошел к Диане, которая стояла рядом с Женей, обнял ее за талию. Она улыбнулась, прильнула к нему.
Это была съемка трехгодичной давности. Игнат закусил губы. Его Татьяна и Кристина были тогда еще живы. Он их тоже снимал. После катастрофы так же, как и Эдик, сидел перед телевизором, пил и смотрел. Если бы Игнат знал, что Татьяна жива, то бросил бы все и поехал за ней. Уж точно не ждал бы, когда она сама придет к нему.
Игнат выключил телевизор, вышел во двор и Верстаева на месте не обнаружил. Вокруг тихо, только слышно, как заливается где-то соловей. Неужели Эдик сбежал? Но тогда почему не уехал на машине? Ключи дома? Но ведь он мог напасть на Игната, если развязался.
Верстаев лежал на боку и пытался срезать путы об острый край расколотого бордюрного камня. Надо сказать, это у него почти получилось. Еще чуть-чуть, и от клейкой ленты остались бы одни лохмотья.
Игнат пошарил вокруг взглядом, нашел бельевую веревку, сорвал ее и заявил:
— Сейчас я тебя свяжу покрепче, и мы с тобой поедем в Москву.
— Зачем?
— Ты же хотел к следователю с повинной явиться.
— Ага, сейчас!
Игнат задумался. Машину к дому не подогнать, значит, придется вести Верстаева через поселок. Как бычка на веревочке. Как бы он ни начал орать, звать на помощь. Полномочий у Каратаева не было, поэтому он не задерживал, а фактически похищал Верстаева. Если вдруг они нарвутся на полицейских, то ему придется долго с ними объясняться.