Для убедительности я принялся развязывать шнурки. Мадам Еписеева заглянула в мое опущенное лицо. Страшные слова все-таки прозвучали:
– А кто тогда эта рыжая баба? Что она делает в нашей, Сенечка, квартире?
Я поспешно прошел на кухню, уселся на табуретку и старательно выпучил глаза. Сделаем вид, что я не расслышал.
– Баба? Рыжая? Так вы познакомились? Надеюсь, ты с ней вежливо разговаривала?
Мария остановилась у плиты, ее рука нервно нащупывала что-нибудь из кухонной утвари. Потяжелее. Так ничего и не нащупав, жена застонала:
– А я-то, дура наивная, решила Ларису навестить. Раз уж он такой рыбак, думаю, что даже в выходные с женой посидеть не может, то и я поеду погощу.
По моей спине побежали мурашки.
– Вот это правильно, Машенька. Нельзя забывать подруг.
– Ты меня от темы-то не уводи, не уводи! – прикрикнула она.
– Ну как ты могла подумать?
Мария, чуть успокоившись, села напротив, а я приготовился слушать дальше.
– Хорошо же я погостила! Смотрю, а напротив, в окошке твоем, свет горит. Ну, думаю, вот и повод познакомиться с иностранкой. Попрощалась с Ларисой да и пошла себе… – Она подозрительно посмотрела на меня. – Звоню в дверь – открывает шалава рыжая, в бигудях…
Светка! Господи, ну почему в тот момент там не было ее директора?! Мне было бы гораздо легче! В смысле – врать.
– Да ты что! – удивленно воскликнул я и привстал с табуретки. – Я эту иностранку вообще-то плохо помню. Она мне сперва вообще старушкой показалась.
Мадам Еписеева одарила меня ироническим взглядом.
– Хороша старушка! Чуть не придушила меня, кобылища!
– Ну ты же без предупреждения, – попытался оправдать я Светкины действия. – Они, иностранцы, знаешь какие пугливые! У них ведь закон неприкосновенности жилища. Могла вообще пристрелить на месте мою бедную женушку…
Я попытался погладить Машу по руке, но она с силой хлопнула ладонью по столу.
– Так, значит, иностранка, говоришь?!
Я закивал.
– А что же она тогда таким отборным матом на меня, а?
– О! – со знанием дела протянул я. – Мат они все знают. Но – не более, не более…
– Молчал бы уж, врун несчастный, – чуть не расплакалась Мария. – Она мне еще кой-чего, кроме мата, сказала. Я спрашиваю, вы из-за границы, мол? А она: какая такая заграница? И хохочет, все про какие-то челюсти говорит!
Я чуть было не поправил: «Черусти!» – но зажал рот обеими руками.
Мария всхлипнула:
– Халат чуть не до пупка расстегнут!
Мне стало жалко мадам Еписееву, однако я продолжал стоять на своем и выдвинул другую версию:
– Слушай, Маш, ты только успокойся! Иностранка-то через неделю должна приехать. Она мне говорила, да я забыл. Так, может, это воровка? Ты квартиру-то осмотрела? Может, она украла что?
Мария подняла на меня заплаканные глаза, и я вдруг вспомнил ту девушку из школьного коридора, которая приглашала меня к себе на чашку чая. Но уже в следующую секунду беззащитная и робкая девушка превратилась в свирепую гарпию.
– Ага, у нас ведь Африка! – подтвердила она. – Воровки в апреле месяце в халатах по квартирам разгуливают!
Мадам Еписеева уперла локти в стол. Она явно ждала следующей версии. Что ж, пожалуйста, вот вам другая версия!
– Ну, даже не знаю. – Я почесал в голове и выпалил, словно меня только что осенило: – Точно! Ты вот все говорила, что иностранцы дураки, квартиры на день снимают, а платят за целый месяц! А никакие они не дураки! Вот, небось, и наша пересдала квартиру этой рыжей корове!
Прости меня, Света, но так уж получилось!
Маша тяжело встала и швырнула мне в лицо свой последний и главный козырь:
– Так вот, Сенечка! Эта корова сказала, что ты, мол, ее и поселил! – Мария изменилась в лице, губы ее задрожали. – Я, говорит, подруга его старинная, а ты – неизвестно что…
Невероятно, но они не узнали друг друга! И даже не вспомнили «Гавану»!
Мадам Еписеева с рыданиями попыталась выйти из кухни, но пошатнулась. Я обхватил ее вздрагивающие плечи и начал нашептывать в розовое ушко ласковые слова:
– Ну, Машунь! Ну не надо! Сама должна понимать… Ну как я тебе скажу… А ей позарез надо было… Она же платила исправно… Так что какая разница, что она не иностранка…
– Развратный ты тип! – вскрикнула Мария. – Ты ведь в эту квартиру и раньше баб водил! А теперь эту… поселил, чтобы, значит… Постоянно!!!
Я усадил обмякшую Марию на табурет, продолжая увещевать. Она постепенно успокоилась, но даже ее русый затылок дышал злобой и недоверием. Я поцеловал это теплое гнездышко и не встретил отпора.
В этот момент в кухню проник хулиган Еписеев. Проскользнув мимо меня, он остановился на безопасном расстоянии и ехидно проговорил:
– Что-то я в выходные стал просыпаться ни свет ни заря. Гляжу, а они с этой жирной, – он кивнул по направлению комнаты, где укрылась девушка Елена, – вместе куда-то уходят… В обнимочку. Да и рыбка эта, – Володя приподнял прозрачный серебристый пакет, – под Москвой не водится…
Ложь! Какая возмутительная ложь! Я специально спросил в «Океане»! Сказали, что рыба прямо из Пироговского водохранилища! Ах, как бы я хотел сейчас звездануть по этой наглой роже! Но нельзя, руки заняты Машиными плечами.
Мария насторожилась. Словно по заказу, по коридору прошлепали тяжелые шаги. К нашей горячей компании присоединилась уроженка Орехова-Зуева.
– Пора мне, Машенька, – пробасила она. – На поезд опаздываю. Ты б мужа-то отрядила мне в помощь. Одной не дотащить, – скромно добавила Елена. – Эвон мешков сколько…
Довольный Еписеев улизнул в свою комнату.
– Я ж тебя, змея, пригрела в своей квартире! – заголосила Мария. – А ты мужа от меня увести хочешь!
– Да только ж до вокзала, – удивилась Елена и по-коровьи захлопала ресницами.
Но Маша не успокаивалась:
– А и забирай! Увози в свою тьмутаракань! Сама взвоешь, как начнет он там по бабам ходить! – Она повернулась ко мне: – Что смотришь? Хватай мешки и проваливай!
– Машунь! – я воздел руки к потолку, но жена ухватилась за мясной топорик, который некстати валялся на столе.
– Проваливайте! Оба!
Девушка Елена боязливо попятилась, с трудом протиснувшись в дверной проем. Я последовал за ней. Сзади на меня напирала разгневанная Фемида. Правда, весов у нее не было, да и глаза она завязать забыла. Но зато меч имелся, да еще какой – топорик для отбивных. Елена распахнула дверь в комнату, украшенную черепом, и, оттолкнув хулигана Еписеева в дальний угол, ухватилась за баул.
– А ты что смотришь? – взвизгнула Маша. – Хватай!
Я послушно вцепился в какой-то ящик. Жизнь мне была еще дорога. Надо дать жене немного остыть! Провожу Елену – одной проблемой станет меньше. А там что-нибудь придумаю!
Ураганом мы с девушкой из Орехова скатились по лестнице.
– И чтобы не смел возвращаться! – донеслось сверху.
Это мы еще посмотрим.
Глава 52Душа в душу
И вот опять вокзал. Ну уж нет, в Орехово я не поеду!
Под косыми взглядами провожающих я погрузил тюки и девушку Елену в вагон.
– Надеюсь, мы больше не увидимся! – мрачно пожелал я. – А не то я вот так же приеду к тебе. В Орехово. Посмотрим, что скажет твой муженек.
– А что, приезжай! – радушно отозвалась она. – Может, я и привечу тебя. Ты вот – непьющий, работящий…
– Я очень пьющий! Вот сейчас провожу тебя и немедленно напьюсь как свинья! – пообещал я. – Всю жизнь ты мне исковеркала…
Она недоверчиво глянула на меня.
– Ну уж и жизнь! Я такой жизни и вражине не пожелаю.
– Это еще почему? – взъерепенился я.
– Да баба тебе попалась совсем никудышная. Не понимает, что мужику надо… К столбу готова приревновать, а у самой одни тряпки на уме. – Елена покачала головой.
Я задохнулся. Да как она смеет! О Маше! О Машеньке! Что же, у меня глаз нету? У всех, конечно, бывают недостатки, но она-то, она! Ревнует! Значит, любит!
– Тряпки?! – заорал я. – Это кто у нас тут о тряпках говорит? Сама везет лифчиков на всю область!
Елена слегка покраснела и тихо сказала:
– Так то по нужде. Больно мне нужна Москва твоя, кабы не такое дело…
– Ну вот и проваливай! – прошипел я.
Поезд дал гудок, дернулся и медленно поплыл вдоль перрона. Девушка Елена как заведенная махала мне рукой из окна. Я плюнул и отвернулся. Надо же, наглость какая! Вагоны стучали мимо все быстрей. Рядом со мной прошествовали женские ноги на высоких каблуках. Мне вдруг стало жалко Елену. Как она там живет в Орехове своем? Толстая, глупая…
Я обернулся и в тусклом вокзальном свете разглядел пухлую руку, все еще махавшую мне. Подпрыгнув, я пробежал несколько шагов и замахал в ответ. Может, увидит? Поезд моргнул красным огоньком и скрылся. Я ринулся за обладательницей каблуков. Мне зачем-то непременно надо было увидеть лицо этой женщины.
Лицо оказалось старым и некрасивым. До чего ж обманчива внешность. Особенно ноги.
– Вы что-то хотели, молодой человек? – игриво поинтересовалась незнакомка.
– Ох, извините, перепутал вас со своим приятелем, – выпалил я и, повеселев, побежал к метро.
– Дурак! – прозвучало мне вслед.
Дурак? Ну и пусть! Конечно же, дурак! Разве можно так тянуть? Мало того что Светку не предупредил?! Нужно срочно, сейчас же, предупредить Леньку Тимирязьева о том, что все последние выходные мы с ним проторчали на рыбалке. А заодно напроситься к нему в гости – укрыться и потрепать нервишки Маше. Пусть думает, что я уехал в Орехово-Зуево!
– Ленька! – заорал я, как только автомат, проглотив жетон, установил связь. – Тебе еще моя не звонила?
– Старик, только не убивай, если я что не так сказал, – прогундел в ответ Тимирязьев.
– Значит, звонила?! – я едва не рухнул без сил на заплеванный пол телефонной будки. – Боже…
– Она все спрашивала про какую-то рыбалку…
– Ну а ты? – с надеждой просипел я.
– У меня эта рыба после Саиры сам знаешь где, – проревел Ленька. – Ненавижу! Но, старик, не обессудь! На свой страх и риск! Сказал, что мы с тобой рыбачили. Подледный лов, понимаешь…