Славик представил, какой ущерб наносит репутации компании страхолюдная самозванная курьерша, доставляющая клиентам уже остывшую пиццу с большим опозданием и по завышенной цене, и ему стало ясно, что мудрый папа был прав. Из кондиционированных помещений бэк-офиса тонкости живого дела не разглядеть, только в поле виден каждый колосок!
Одернув модную рубашку, наследник пицца-царства двинулся вслед за подозрительной рыжухой.
В двенадцать сорок пять я заняла исходную позицию за широким стволом платана в десяти метрах от нужного здания, ожидая начала обеденного перерыва и превозмогая желание с жадностью, подобающей моему новому образу толстухи, слопать кусок-другой ароматной пиццы из коробки, принесенной с собой.
Пицца была куплена не для еды, но условный рефлекс – великая вещь: мой организм привык, что в тринадцать ноль-ноль его кормят каким-нибудь незатейливым фастфудом, и требовал соблюдать традицию.
Сладострастно принюхиваясь, я уже сдвинула крышку с коробки, и тут вниз по ступенькам в знакомом задорном ритме зацокали каблучки Анжелки. Я выступила из-за дерева и улыбнулась ей во всю зубную скобку:
– Ждраште!
– Привет! – Коллега недоуменно приподняла изящно очерченные брови и, не притормаживая, грациозно обошла массивное препятствие в виде толстой меня.
Не узнала!
Прекрасно.
Я уверенно вошла в родное офисное здание и поднялась по лестнице на редакционный этаж. Вахтер наш, последовательно проводя в жизнь политику двойных стандартов, пропустил «доставщицу пиццы» без вопросов. Штатные сотрудники вынуждены постоянно доказывать свою личность этому церберу путем предъявления служебного удостоверения, а постороннему гражданину превратиться в человека-невидимку не так уж и сложно: для этого достаточно слиться с функцией и акцентировать ее атрибут.
Я давно заметила, что люди в форменной одежде и с инструментом в руках не воспринимаются окружающими как личности. Вооруженная шваброй поломойка в халате, медсестра со шприцем наперевес и поигрывающий разводным ключом сантехник в комбинезоне врезаются в память только зрителям немецкого порно. В реальности на разносчика пиццы никто не обращает внимания – в лучшем случае внимание фокусируется на коробке с ароматным пирогом.
Именно коробку, а не меня провожали заинтересованными взглядами мои коллеги, не убежавшие на обед. У нас в офисе это норма суровой жизни: редакционные дедлайны вечно рвут распорядок трудового дня в неровные клочья, так что даже в перерыв часть сотрудников остается на месте.
Я неторопливо шествовала по коридору и заглядывала во все двери, забрасывая внутрь каждого помещения вопрос-гранату:
– Пиццу заказывали?
Из-за шепелявости, которой наградила меня гениальная гримерша Маня, получалось «Пишшу жакажывали?» – данная формулировка требовала дополнительного времени на осмысление вопроса. Поэтому ответ я получала с задержкой, за время которой успевала осмотреть очередной кабинет и уловить пару-тройку фраз. С моим-то опытом жизни и выживания в этом коллективе даже по обрывкам случайных речей можно составить представление о текущей ситуации.
Таким образом я узнала, что Катя из приемной увольняется по собственному желанию, Анна Васильевна из бухгалтерии лично готовит внука-девятиклассника к экзамену по математике и имеет ряд обоснованных претензий к Министерству образования, сисадмин Вася успешно вложил тринадцатую зарплату в биткоины, а у Верочки с радио и водителя Жоры служебный роман – последнее знание мне было явлено зримо: я застала парочку страстно целующейся в принтерной.
А на вопрос про пиццу, кстати, в половине случаев ответ был положительный – ее хотели все, но я никому не отдала коробку, особо настойчивым зачитывая с бумажки имя воображаемого заказчика: Анжела Аракелова.
Сглатывая голодную слюну, пиццелюбы отступали. Покуситься на Анжелкин заказ никто не рискнул – Аракелова не зря у нас носит гордое звание гламурной стервы. Съешь ее пиццу – она тебе мозг сожрет!
Открыв дверь в родную редакцию, я гордо вопросила с порога:
– Анжела?
– А похож? – умеренно удивился Саня Веселкин, отведя затуманенный взгляд от монитора.
Руки от клавиатуры он не убрал, продолжая в диком темпе набивать какой-то экспрессивный текст – вряд ли статью, скорее пост в соцсети. Статьи свои Саня пишет обстоятельно, без спешки.
– Не-не-не. – Я помотала головой, отрицая сходство Сани с Анжелкой.
Хотя какое-то – базовое – все-таки было: две руки, две ноги, одна отнюдь не светлая голова…
– Мне Анжела нужна, – сказала я, и Саня перестал стучать.
Глубокая задумчивость из его взора не исчезла, но глаза несколько сузились, фокусируя взгляд на мне. Стажер Катюша с приклеенной к уху трубкой единственного в кабинете стационарного телефона тоже внимательно посмотрела на меня.
– Идиотка, выбирай слова с шипящими, иначе тебя узнают по голосу! – прикрикнул на меня здравый смысл.
– Пишшу жакажывали? – быстро исправилась я.
– Пищу? Я бы не отказался от пищи! – донеслось из угла.
Услышав знакомый ненавистный голос, я вздрогнула, повернула голову и сквозь завесу чужих волос искоса посмотрела на Вадика:
– Анжела?
– Ты че, подруга? – Вадик обиделся. – Это же женское имя!
– Ребята, отстаньте от девочки, не видите разве – она аутист, – вступилась за меня пожилая редакторша финансовой газеты Любовь Сергеевна. – Я слышала, городской центр занятости обязал предприятия предоставлять вакансии для таких людей, они чрезвычайно трудолюбивы и добросовестны…
– Анжела! – требовательно повторила я, поддерживая репутацию чрезвычайно добросовестного работника-аутиста.
Благо совсем недавно наблюдала одного такого.
– Анжела вышла! Будет после перерыва! – Вадик зачем-то повысил голос, как будто предполагая, что так мне будет понятнее. – Давай сюда пиццу, мы ей отдадим!
– Не-не-не! – Я убрала коробку за спину. – Жакаж под рошпишь!
– А еще они упертые, как бараны! – несправедливо заклеймил всех трудящихся аутистов в моем лице гадкий Вадик. – Господи, что за день такой неудачный! Телефон заблокирован, денег на пополнение счета нет, в долг никто не дает, и еще чокнутые в офис потянулись!
– Не слушай его, детка, сядь вот сюда, на свободное место. – Добрая Любовь Сергеевна указала на мой собственный рабочий стол. – Подожди немного, придет Анжела – распишется в получении заказа. А тебе, Антипов, надо забыть про пиццу, пора худеть!
– Кому худеть?! Мне худеть?! Зачем мне худеть?! – с полоборота завелся Вадик, хватаясь за грудь, словно слова Любови Сергеевны поразили его в самое сердце.
На самом деле, я думаю, он на ощупь оценил толщину слоя нагрудного сала.
– Ну как зачем тебе худеть? – охотно ковырнул чужую свежую рану Саня Веселкин. – Чтобы девушки любили! Тебя же никто не любит, одна Люся такая дура была, да и та сплыла.
– Чего это Люся дура? Люся не дура, – вступилась за меня замечательная женщина Любовь Сергеевна, и я с трудом удержалась, чтобы не отвесить ей признательный поклон.
– Особенно губа у нее не дура, – съязвил Вадик. – Свистнула ценности мирового значения и смылась по-английски!
– Тогда уж по-молдавски, – хмыкнул Саня.
– А ну цыц! – повысила голос Любовь Сергеевна. – Сказано было – не болтать, вот и не болтайте!
– Итак, информация о краже из редакции скифского золота подтвердилась, равно как и предположение о том, что начальство всем заткнуло рты, – сделал правильный вывод из услышанного мой здравый смысл. – Причем в содеянном действительно подозревают тебя.
– Шволощ, – с ненавистью прошептала я, глядя на Вадика.
– Да, порочащую тебя информацию действительно распространяет Антипов, – согласился здравый смысл.
– А давайте мы его прямо сейчас убьем намертво? – внес неожиданное, но, что скрывать, заманчивое предложение мой природный авантюризм. – Очень удобный случай, грех его упускать: искать ведь будут рыжую толстуху с дефектами речи и мозга!
– А у Люси как раз алиби – она в Молдавии, – добавил здравый смысл, и я поняла, что он всерьез обдумывает поступившее предложение. – Одна проблема – нечем нам гада убивать! Не пиццей же? Для этого она недостаточно зачерствела.
Я пошарила глазами по столу и вздохнула.
Дырокол, степлер, ручки, карандаши и перекидной календарь с юмористическими картинками – маловат у меня выбор смертельного оружия! Хотя… Добрый стальной дырокол, если им врезать с размаху, вполне способен заменить собой булаву богатырскую…
Воображение услужливо нарисовало картину маслом «Замаскированная Люся убивает своего бывшего», нагло своровав идею у Репина с его бессмертным полотном «Иван Грозный убивает своего сына». Я помотала головой: в отличие от царя Ивана сжимать умирающего Вадика в объятиях я стала бы только в одном случае – если бы богатырского удара дыроколом ему оказалось мало и потребовалось додушить гада вручную.
– Нет, нельзя его так просто убивать, – решил здравый смысл. – Надо сначала допросить! Подумаем, как это сделать…
Но думать рядом с таким раздражителем, как Вадик, который затянул бесконечный монолог о том, какая Люся Суворова разнообразно подлая личность, у меня не получалось. Рука сама тянулась к дыроколу, мозг просчитывал траекторию, по которой тот полетит по типу баллистической ракеты «земля – Вадик»…
– Уходим! – решительно скомандовал здравый смысл.
Я подхватила коробку с пиццей и пошла к двери.
– Эй, куда?! – прервал сеанс беспардонной клеветы мой бывший.
Он явно рассчитывал, что перманентно худеющая Анжелка поделится с коллегами вредной, но вкусной пиццей.
– В жад, вше – в жад! – провозгласила я, пинком открывая дверь.
– Деточка, как грубо! – шокировалась добрая Любовь Сергеевна.
Что грубо? Я вообще-то сказала: «В сад, все – в сад!» – а она что подумала?
А! Ой…
Осознав, что мы с моим дефектом речи послали коллег, мягко говоря, в глубокий тыл, я покраснела и удалилась с ускорением.
На пути к лифту меня опередил какой-то джентльмен в роскошной белой льняной рубашке. Разумеется, на нем было еще что-то, мужик не без порток явился в офис, но я заметила только рубашку – она была моей воплощенной мечтой.