– И?
– И мне по-прежнему это интересно!
Караваев наконец проморгался и уставился на меня честными-пречестными лазоревыми глазками.
Я нервно хихикнула.
Голубенькие глазки весьма занятно сочетались с зеленой кожей.
– Люся, как и зачем ты докатилась до жизни такой? – прочувствованно вопросил Михаил Андреевич Караваев-Шрэк.
– Так. Мне надо подумать! – Я схватилась за голову. Пальцы запутались в искусственных волосяных спиральках, я сдернула парик и отшвырнула на траву. – И переодеться!
– О! Явление Люси народу! – обрадовался Караваев.
Я хмуро посмотрела на него (тоже мне, люсепоклонник!), строго велела:
– Стой тут, с этого места ни шагу! – и пошла в домик.
– А что? Ты заминировала грядки? – заволновался Караваев.
– Р-р-р! – бессильно прорычала я.
– Р-р-р-гау! – развил подсказку рыжий пес Питт.
– Правильно, – одобрила я. – Смотри за ним!
Сбросив на пороге тяжелые длинномерные кеды, от которых у меня уже болели голени, я пробежала в спальный закуток и торопливо избавилась от карнавальных тряпок и убедительного сходства с резиновым человеком – символом компании «Мишлен». Стащив с себя надувные камеры, я запулила их в угол и сладострастно потянулась перед зеркалом, отразившим нормальную Люсю.
Боже, как здорово быть стройной и красивой!
Что особенно приятно, в чемодане, собранном еще для Молдовы, не закончились чистые вещи, так что я проворно переоделась в джинсики и легкий свитерок.
Снова полюбовалась в зеркале нормальной собой.
Вот оно, счастье!
Омраченное только двумя полутрупами и одним свидетелем…
– Да какой он свидетель, что он там видел? – ворохнулся мой здравый смысл.
– О, что я вижу! – донеслось из основной комнаты.
Ба Зина ее с претензией именовала гостиной. Предполагалось, что гости туда приходят званые.
Я выступила из своего закутка, загодя скрестив руки на груди. Сердито посмотрела на незваных гостей – Караваева и Питта. Второй, как я и велела, неотрывно смотрел на первого, но при этом что-то дожевывал и верноподданнически махал хвостом. Предатель! Я ли не кормила тебя пирожками с котятками!
– Что вы тут делаете?
– Любуемся. – Караваев подвинулся, открывая мне вид на стену, увешанную фотографиями в рамочках.
В центре композиции красовался любительский фотопортрет малолетней Люси. Загорелое, чумазое, со сбитыми коленками существо непонятного пола, одетое в застиранные до полной невнятности ситцевые трусы, горделиво восседало на допотопном мопеде.
– Мопед не мой, – зачем-то сказала я.
– Я уже понял, ты не дружишь с техникой, – кивнул Караваев. – Все по старинке, все вручную… Кстати, что ты планируешь сделать с телами? Закопаем их в огороде?
Мне понравилось, что он сказал не «закопаешь», а «закопаем», ясно дав понять, что тоже возьмется за лопату, но мне не понравилось слово «тела». Поэтому я возмутилась:
– Они же еще живые!
– Уверена?
Караваев сделал озабоченное лицо и вышел во двор, пес ускакал за ним.
Я снова напряглась, ожидая результатов инспекции.
– Гав-гав!
– Остался только один! – бодро покричали мне со двора.
В голосе Караваева никакой скорби не чувствовалось, наоборот, мне показалось, он доволен. Наверное, соскучился по землеройным работам, лопату не держал в руках со времен детсадовской песочницы, рад возможности прокачать навыки.
А у меня чуть сердце не остановилось.
Один зашибленный умер! У меня на руках труп! Я убийца! Накрылась моя молодая жизнь медным тазом!
– Иди сюда, надо разобраться со вторым! – позвал меня похвально неунывающий Караваев.
Я аж подпрыгнула, стартуя во двор. Как он собирается разбираться со вторым? Хочет и его упокоить?!
На подрагивающих ногах я выступила из домика, у порога машинально обувшись в достославные резиновые сапоги.
Чай, на мокрое дело иду, надо подобающе экипироваться.
Караваев и Питт, оба на четвереньках, внимательно изучали распростертое тело – то, второе.
Первого не было видно.
– Ну, закопать его с такой скоростью не смог бы и бульдозер, – рассудил мой здравый смысл.
Я искательно огляделась, отметила, что прореха в заборе расширилась, а обломанные штакетины торчат уже не внутрь, а наружу, и искренне обрадовалась. Значит, первое тело покинуло нас по наилучшему из возможных сценариев! Само воздвиглось и тихо, без прощания, обид и претензий, ушло не на тот свет, а просто со двора.
– Надеюсь, у тебя еще осталась зеленка? – обернувшись на легкий шум, производимый радостно приплясывающей мною, спросил Караваев.
– Для тебя или для него? – пошутила повеселевшая я.
– Мне, спасибо, уже достаточно, – едко молвил Караваев. – А вот товарищу надо ссадину обработать, а потом мы его перевернем фасадом вверх и рассмотрим.
– Тыл ты уже хорошо рассмотрел? – снова пошутила веселая я и подмигнула задорно.
– Вот не надо опять этих гнусных намеков! – обиделся Караваев. – У меня совершенно нормальная ориентация!
– Эх, молодо-зелено! – хохотнула я.
– Не так уж я молод.
– Зато уж как зелен! – Я не выдержала и заржала.
– Люся, тебе тоже надо к доктору, у тебя нервы ни к черту!
– Что правда, то правда.
Я прекратила нервный ржач, нашла в траве пузырь с остатками зеленки и сотворила новый мини-шомпол из обломанной веточки и клока ваты. Караваев вытянул из кармана бактерицидный пластырь.
– Что? – спросил он, встретив мой удивленный взгляд. – Я туфли купил неудачно, они мне пятки натирают.
– Такой большой мальчик – и сам покупаешь себе туфли? Жениться не пробовал? – спросила я, склоняясь над павшим.
Зеленка из бутылька не вся ушла на караваевскую морду, на дне осталось достаточно, чтобы закрасить ссадину на голове незнакомца.
– Пробовал, – ответил мне Караваев, красиво, крест-накрест, залепляя позеленевший фрагмент чужого скальпа своим пластырем. – Даже дважды, но без толку.
– Надо было волосы вокруг раны выбрить, – с опозданием спохватилась я. – Снимая пластырь, пациент немного полысеет.
– Будет жив – волосы отрастут, а не будет жив – кто там увидит его лысину в позиции «лежа в гробу», – своеобразно проявил оптимизм Караваев. – Так, ты придерживай голову и подложи под нее что-нибудь, а я его переверну.
Я живенько соорудила импровизированную подушечку из лопушков. Дюжий Караваев без видимых усилий перевернул пациента, и мы с интересом уставились на полностью открывшуюся нам физиономию.
– В первый раз его вижу, – вдоволь насмотревшись, заявила я.
– Я тоже.
– Конечно, он же не к тебе во двор залез! Ясно, что это мог быть только мой знакомый, никак не твой! – рассудила я. – Но он незнакомый… Давай карманы обшарим, может, там документы есть?
– Ага, верительные грамоты в ассортименте! – съязвил Караваев.
Разумеется, никаких документов в карманах стукнутого незнакомца мы не нашли. Там были только деньги без бумажника – несколько смятых купюр – и складной нож швейцарской фирмы.
– Отличная вещица, – так и сяк повертев добычу, заметил Караваев. – Многофункциональная!
– Конфискуем на время. – Я забрала у него нож и сунула в свой карман. – Не стоит вооружать непонятно кого. Неизвестно еще, что он хотел тут делать со своим ножом.
– Морковки накопать? – предположил Караваев. – Кстати, раз уж зарывать на грядках никого не надо, давай решим, что будем делать дальше? Выбросим этого мутного типа прочь со двора, пребывание на котором ему никто не санкционировал?
– Тебе тоже, – напомнила я и задумалась.
Никакого доверия к Караваеву я не испытывала, по молдавскому делу с попыткой моего убийства он у меня вообще главным подозреваемым проходит…
– Гони его в шею! – задергалась моя паранойя. – Где наша банка? Выбей вражину со двора!
– Ни в коем случае! – возразил мой здравый смысл. – Он может побежать в полицию, которая и без того уже ищет Люсю Суворову в связи с пропажей скифского золота, и нажаловаться, что ты тут массово наносишь людям телесные повреждения банкой…
– Так что, выносим тело? – перебил мои размышления Караваев.
Я посмотрела на поверженного типа.
А тип уже не выглядел жмуриком. Он ровно дышал и даже порозовел.
– Не исключено, что он снова побледнеет и перестанет дышать, если останется без всякого медицинского наблюдения, так что не советую выбрасывать бессознательного пациента на дорогу, суду это не понравится, – сообщил свое авторитетное мнение мой здравый смысл.
Я вздохнула.
– В сарайчике есть раскладушка, – с этими словами я проследовала к упомянутому строению.
Караваев, конечно же, увязался следом.
– В сарайчике много чего есть! – уважительно присвистнул он, заглянув в бабулино хранилище чего-только-можно через мое плечо.
– Кроме свободного места, где можно было бы поставить раскладушку, – уныло согласилась я.
Укладывать подозрительного типа в домике мне не улыбалось, но не во дворе же ему ночевать?
– Не беспокойся, я буду за ним присматривать всю ночь до самого утра, – великодушно пообещал Караваев.
– То есть? У нас в домике будут ночевать сразу ДВА подозрительных типа? – живо смекнул, к чему дело идет, мой здравый смысл.
– Ну, нет! – возроптала я. – Караваев, кто-кто, а ты точно не бездомный, так что иди восвояси!
– Какие у меня могут быть свояси с таким лицом? Болотные кущи? Ты только посмотри на меня, Люся!
Я посмотрела и не удержалась – хихикнула.
– У меня морда зеленая, как у жабы! – с несколько избыточным, по-моему, надрывом озвучил очевидное Караваев. – Как я такой по городу пойду?
– Ну, полведра тонального крема…
– Не вариант!
– Хиджаб?
– Никогда! Я уже говорил про нормальную ориентацию!
– Одноразовая медицинская маска и глубоко надвинутый капюшон? Я тебе чистую наволочку дам, из нее получится чудесный головной убор…
– Дай тогда мне уже сразу и косу на плечо для полноты пугающего образа! Нет, Люся, с такой мордой я на люди не выйду, даже не надейся. Пока зеленка не смоется – я весь твой!