– Ударом акинака? – усомнился здравый смысл.
Да, акинак в эту картину как-то не вписывался.
На месте воображаемой Кроткой Подруги я бы без затей придушила Вадика подушкой.
– Но версия с женщиной в постели хотя бы объясняет, как убийца попал в квартиру и застал свою жертву врасплох, – отметил здравый смысл.
– Другие варианты: у убийцы был свой ключ…
– Тогда это однозначно баба!
– Или же убийца добыл ключ из почтового ящика.
– Тогда это кто-то из собутыльников, потому что не-бабе Вадик мог разболтать свою тайну исключительно по пьяни!
Я кивнула:
– Про бабу, если она у него завелась, собутыльник узнал бы тоже… Вывод: надо расспросить Веселкина!
В те времена, когда мы с Вадиком жили вместе, он стремился подчеркнуть, что совместное проживание с женщиной не равнозначно унизительному одомашниванию мужчины, а потому периодически оставлял меня ради посиделок (читай – попоек) в компании своих друзей-приятелей. Несколько раз после таких вечеринок его возвращал домой в состоянии нестояния наш общий коллега Саня Веселкин.
– Но разговаривать с ним должен кто-то другой, не ты, – напомнил здравый смысл. – Загримироваться будет недостаточно: коллега с легкостью узнает тебя по голосу.
– Э-это ярмарки краски! Р-разноцветные маски! – взвыл совсем рядом Валерий Леонтьев, голос которого тоже очень легко было узнать.
– Прошу прощения. – Молодящаяся старушка на соседней лавочке поспешно приняла звонок и погрузилась в разговор по мобильному.
– Краски, – повторила я и ассоциативно нашла взглядом витрину магазина товаров для хобби. – И маски… Кажется, я знаю, что делать!
– Караваев! Ты должен мне помочь! – объявила я, шлепнув на стол под яблоней набор для аквагрима.
Стол вздрогнул, чай в чашке с Чебурашкой и Караваев на стуле – тоже.
– Подрисовать тебе стрелки? Насурьмить брови? Накрасить уста? Слушай, я не по этой части, дождись лучше Петрика! – Мишаня закрылся от моего пристального взгляда Чебурашкой.
И вот что показательно: раньше улыбка мультяшного ушастика казалась мне трогательно-дебильной, а теперь – зловеще-загадочной, как у той Джоконды…
– Я не могу ждать, это срочно!
Я топнула ногой, совершенно случайно попав по караваевской задней лапе в мягких тапочках.
Вот нахал, он уже и домашнюю обувь сюда притащил!
– Уй-иии! – взвизгнул Мишаня, живо подобрав конечности. – Сдаюсь, уговорила, только по голове не бей! Я не могу себе позволить амнезию, у меня ценный жизненный опыт и два высших образования.
– Серьезно? А какие? – Я машинально поискала глазами уже имеющегося у нас персонажа с амнезией и невыясненным образованием.
– Иняз и юридическое.
– Да? Хм… А ты полезнее, чем я думала…
– Но-но! Не смотри на меня, как скорняк на песца!
– Да разве у тебя песец? Вот у меня песец, причем полный. – Я тоже села за стол и, не имея возможности занять руки чашкой, поскольку накрыто было только на одну персону, подперла кулачком буйну голову.
– Расскажешь? – спросил Мишаня.
– А чаю дашь?
– Эммануил! – воззвал мой визави. – Будь любезен, друг мой, организуй Люсе чаю!
– Тест на профпригодность по линии общепита? – предположила я.
– Уже состоялся и был позорно провален. Пригоревшую сковородку пришлось битый час оттирать с песком.
– То есть он у нас и не посудомойка?
– И не официант, – вздохнул Караваев, с отвращением наблюдая, как Эмма семенит к нам с курящейся паром чашкой: взгляд сосредоточенный, как у гипнотизера, брови нахмурены соответственно архиважной задаче, вытянутая рука закостенела, как легендарная нога Бабы-Яги.
– А можно, я наведу порядок в шкафу? – поставив передо мной чашку, в которой сохранилось примерно пятьдесят процентов жидкости, спросил не-официант.
– В каком шкафу? – уточнил Караваев. – Если в том, куда я сложил свои вещи, то нет, не надо, там уже все в порядке.
– Какой порядок? – тоже уточнила я.
По ассоциации вспомнила большого знатока и любителя порядка – Вадика, ныне покойного, – и помрачнела.
– Ну… Такой! Тарелки стопками сложу, чашки расставлю по убыванию размера, как слоников на комоде. – Эмма перешел на язык жестов и показал вереницу слоников – мал мала меньше.
– По убыванию размера, говоришь? – заинтересовался Караваев. – А ну, быстро расскажи мне закон Архимеда!
– Архимедовы штаны во все стороны равны? – предположил Эмма и жестами показал квадратные штаны Архимеда так же выразительно, как линейных слоников.
– Нет, и не математик тоже, – разочарованно вздохнул Караваев.
– С тарелок и чашек заодно пыль смой, пожалуйста, – попросила я, давая разрешение на ранжирование посуды.
Эмма радостно кивнул и удалился.
– Пиццу будешь? – Караваев вытянул из-под стола табурет, и я увидела на нем коробку с логотипом «Горпиццы». – Твой Брэд, который Питт, вчера так вкусно чавкал, что мне ужасно захотелось этой пиццы.
– Тоже водитель привез? – догадалась я. – Спасибо, не откажусь от кусочка. А почему поедание пиццы производится подпольно, то есть подстольно?
– Да шастал тут какой-то подозрительный тип, – объяснил Караваев, выдавая мне треугольник пиццы. – Что-то вынюхивал, высматривал… Я и решил не компрометировать хозяйку, выставляя ее, то есть тебя, состоятельной дамой, заказывающей обеды с доставкой на дом. А то еще подумает, что тут есть чем поживиться, да и заберется в дом, чтобы его ограбить… Ой!
– Ты сейчас тоже подумал про Эмму? – шепотом спросила я.
Мишаня кивнул.
– А ведь он действительно может быть вором! – Я максимально понизила голос. – На предмет воровских навыков ты же его не проверял?
– А что это за навыки?
– Ну-у-у…
Я немного подумала, вспомнила все то, что пригодилось мне сегодня во время несанкционированного визита к Вадику, упокой его Господи, и ответила:
– Специфические знания, смекалка, смелость, бесшумность, ловкость рук, умение заметать следы и маскироваться на местности…
Дзынь!
– Ловкость рук – это точно не про Эмму, – отметил Караваев, оглянувшись на домик.
Я посмотрела туда же.
Через полминуты на пороге возник наш амнезийный.
В одной руке у него был веник, в другой – совок с блестящей горкой стеклянного крошева. Быстро глянув в нашу сторону – мы уткнулись носами в чашки, – Эмма взмахнул совком, перебрасывая осколки через забор к соседям. Оттуда донесся негодующий мяв, и на забор взлетел полосатый кот с гневно выпученными глазами.
– Брысь, киса, брысь! – Эмма замахнулся на матроскина веником, и тот с треском рухнул в лопухи.
– С заметанием следов и бесшумностью у него тоже не очень, – констатировал Караваев. – Вряд ли он вор. Еще пиццы?
– Давай, – я кивнула. – Так что с тем типом, который что-то тут вынюхивал и высматривал? Ты с ним общался?
– Не совсем. Увидев коробку с пиццей, он открыл рот, но ничего не сказал.
– А ты?
– А я тоже нищего не шкажал. – Мишаня вкусно зачавкал пиццей. – Во всяком случае, ему. Я просто натравил на него Брэда Питта, и они мгновенно умчались прочь, как два соревнующихся кенийских бегуна. Теперь я, кстати, склонен думать, что парня впечатлила не пицца, а мое лицо цвета ирландского флага. Несколько неожиданный колер вне привязки ко Дню святого Патрика, согласись…
– Абшолютно шоглашна! – Я торопливо дожевала пиццу и похлопала ладонью по набору для аквагрима. – Именно поэтому нам понадобится вот это!
– Мне интересно, но страшновато, – признался Караваев. – Скажи, кого и в какой цвет ты намереваешься перекрасить?
– В темно-коричневый или черно-фиолетовый, иначе твою зелень скрыть не получится.
– Я стану негром?!
– Вроде того.
– И на себе испытаю ужасы расизма?!
– Надеюсь, ужасов не будет. В любом случае ты не почувствуешь себя трагически одиноким, потому что с тобой буду я, такая же темно-коричневая или темно-фиолетовая.
– Десять негритят! Пошли купаться в море! Десять негритят! Резвились на просторе! Один из них утоп! Ему купили гроб! И вот результат – девять негритят! – весело распевал Караваев, пока мы ехали в город на его сверкающей машине с хмурым водителем.
От повреждений, полученных в ДТП с моей бедной шляпой, машинку уже избавили, однако я все же порадовалась тому, что узнать меня в образе скромной темнокожей гражданочки караваевский водитель не сможет.
Меня бы даже родная прабабушка не узнала!
Хотя на мне было ее же черное платье, глухое и длинное. Горловину его, правда, украшало изящное белое кружево, но оно было полностью спрятано под черным палантином, который я намотала на себя в том своеобразном стиле, который сама определила как «типа восточный». Покрывало полностью спрятало волосы и всю фигуру до пояса, оставив открытым только лицо, тщательно заштукатуренное черным – как у шахтеров.
На антрацитовой морде ярко выделялись алые губы – это была продуманная деталь, призванная отвлекать внимание от моих светлых глаз. Купить цветные линзы или хотя бы темные очки я не догадалась.
Караваев тоже был загримирован и теперь в процессе экспрессивного исполнения вокального номера имел большое сходство с темнокожим певцом. Одежда ему была оставлена своя: джинсы, белая рубашка и кожаная куртка выглядели вполне интернационально, пришлось только воротничок под горло застегнуть, чтобы спрятать границу между искусственным темным и природным светлым тоном кожи – в смысле, караваевской кожи, не курточной. Куртка была черной сама по себе.
Раздевать Мишаню до трусов и гуталинить с головы до пят малярным валиком, как предлагал сделать Эмма (тут стало ясно: он и не визажист тоже), мы не стали. Главным образом потому, что в наборе было не так много черной и коричневой краски, чтобы ее хватило на добросовестную, минимум в два слоя, обработку целого Караваева, да и временем на обширные малярные работы мы не располагали.
Зная Тигровну, я не сомневалась, что очень скоро она начнет искать пропавшего ответственного сотрудника с собаками, не постесняется