подключить полицию с ее решительными, если надо, методами, и самое позднее завтра весь наш медиахолдинг будет знать шокирующую новость об убийстве Антипова. Мне же нужно было поговорить с Веселкиным до этого.
Машина плавно скользила по улице, я размышляла, темнокожий Караваев самозабвенно распевал свою негритянскую народную и дошел уже до кульминационного момента «пара негритят пошла купаться в море», когда водитель лаконично сообщил:
– Будем на месте через минуту. Мне вас высадить и отъехать или припарковаться и ждать?
– Да негде там парковаться, – оборвав свою лебединую (черного лебедя) песню, ответил Мишаня.
Он, оказывается, хорошо знал тот бар, в котором я договорилась встретиться с Саней, назначив ему рандеву таинственным звонком из телефона-автомата. «Нам есть о чем поговорить, приходите через час в бар «Добрый бюргер», не пожалеете», – неопознаваемым шерстяным голосом сквозь закушенный палантин сказала я коллеге, безошибочно сделав ставку на его журналистское любопытство.
– Парковаться там и негде, и незачем, – дополнила я Мишанин ответ водителю. – Не нужно, чтобы кто-то запомнил машину.
– Если ты еще не понял, у нас тут реально темные делишки, Костя! – объяснил водителю наслаждающийся всем происходящим Караваев, похлопав себя по лбу цвета эбенового дерева.
– Шляпу не сбей, – предупредила я.
Мишанины светлые волосы мы спрятали под фетровой шляпой из бабулиного гардероба. Только букетик незабудок с нее спороли, пыль стряхнули и моль прогнали.
В бабулиной фиолетовой шляпе, кожанке и черных очках Караваев выглядел импозантно, как представитель афроамериканской мафии. Можно было не сомневаться, что Веселкин не откажется поболтать с таким колоритным типом.
Водитель же, напротив, своего темнокожего босса как-то дичился.
– Может, он расист? – предположил мой здравый смысл. – Может, он чувствует себя униженным необходимостью подчиняться черному, будучи белым?
– Я припаркуюсь на платной стоянке у парка, позвоните, когда буду нужен, – хмуро сказал нетолерантный водила задорному Дяде Тому Караваеву.
Тот великодушно отмахнулся черной дланью.
Тут я подумала, что неправильно затонировала караваевские манипуляторы. Надо было ладони на пару тонов светлее сделать, как у настоящих негров, а то похоже, будто он руки в деготь опустил, такие они равномерно черные.
– В чем дело? – поймав мой взгляд, спросил Мишаня.
– Руками не размахивай, – попросила я. – Они неправильно покрашены.
– В смысле?! Руки негра не должны быть черными?! А какими?
– Фиолетовыми в крапинку! – рявкнула я.
Водила закашлялся.
– Не задавай дурацких вопросов, просто делай, как я говорю, – сказала я.
– Слюшаюсь и повинуюсь, моя прекрасная госпожа! – Караваев заговорил слащавым голосом джинна из лампы.
По джентльменской привычке он еще попытался помочь мне выбраться из машины, но я злобно цыкнула на него, не одобрив неуместную галантность.
– Ступай за мной, жэншчина! – сменил пластинку мой темный повелитель.
Брыкаясь, я выкарабкалась из авто, поправила свое подобие паранджи и засеменила за господином к пивбару, запоздало подумав, что совершила еще одну ошибку, выбрав для встречи питейное заведение нарочито европейского типа. Уж слишком отличались мы с Караваевым от здешней публики.
Какой-то ухоженный бородатый парнишка при виде нашей парочки мучительно подавился своим крафтовым пивом.
– Не пей больше, э? Козленочком станешь, – мимоходом душевно посоветовал ему Караваев.
С ловкостью, выдающей завсегдатая, он просквозил, огибая массивные столы, в укромный дальний угол, отделенный от основного помещения подобием заборчика, и там удобно устроился на деревянной скамье с видом на дверь. Я чинно села рядом и опустила глазки, наблюдая за входом сквозь ресницы.
Подоспевшая официантка – крашеная блондинка с могучим силиконовым бюстом, распирающим батист баварской блузочки, – с изумлением воззрилась на меня, в неподвижности схожую с черным пирамидальным обелиском – я видела себя в блестящем медном боку какого-то здоровенного бака с трубочками.
– Салям алейкум! – бойко приветствовал девушку Караваев. – Так, мне кружку нефильтрованного темного, а даме…
– Черный чай, – чирикнула я, пока он не заказал какой-нибудь алкоголь и мне тоже, компрометируя меня как добропорядочную восточную женщину.
– Да! Ей чай и пахлаву, – распорядился Караваев.
– У нас нет пахлавы, – пролепетала дева с бюстом.
– Тогда с бубликом.
– Бублика тоже нет… Есть брецель!
– Вполне кошерно, – кивнул мой спутник. – Дайте два!
– Слушай, ты, артист погорелого театра! – прошипела я, нетерпеливо дождавшись, пока официантка удалится. – Кого ты играешь? Какой национальности твой персонаж?
– Да какая разница? Хоть сын турецкоподданного! – отмахнулся Караваев. – Ты не бурчи, ты лучше посмотри, это не наш ли парень переминается там, у двери, точно тургеневская барышня, застигнутая малой нуждой средь шумного бала?
– Точно, это он! – я узнала коллегу. – Не знает, куда податься, и не хочет сам делать заказ, чтобы не платить за него из своего кармана. Помаши ему!
– Ты же не велела махать руками.
– Тогда просто позови! Он Александр.
– Алессандро! – вскричал предположительно сын турецкоподданного почему-то с испанским акцентом.
– Может, ты гаитянец? – закатив глаза, подумала я вслух.
– Надо говорить – гаитянин. Почему бы и нет? – Караваев приосанился и одарил приблизившегося к нам Веселкина ослепительной улыбкой. – Салудо, кабальеро!
Я потупилась.
В начинающемся представлении у меня была скромная, но ответственная роль суфлера.
– Здрасьте, – неуверенно молвил Саня, подойдя к нам поближе.
Караваев потянулся и энергично, как по тамтаму, похлопал по краю лавки напротив. Саня присел.
– Милая фрекен, удвойте наш заказ! – покричал Караваев официантке.
– Господи! – мой здравый смысл схватился за голову. – Фрекен – это вообще из скандинавского! В Баварии – фройляйн!
– Две кружки темного нефильтрованного, два чайника черного чая и четыре брецеля? – уточнила фрекен-фройляйн, наконец-то демонстрируя хваленую нордическую невозмутимость.
– Да! Нет! Чайник один, пива два, кренделя три! – внес коррективы чернокожий викинг и тут же сменил собеседника. – Итак, вы – Алессандро, приятно познакомиться.
– А вы?
– А я брат этой милой девушки, – тут мой черный брат так толкнул меня локтем, что я со свистом проехалась по полированной лавке до самого края и не упала на пол лишь потому, что в последний миг братишка ловко удержал меня за подол.
– А вас зовут…
Веселкин еще не понял, что мы намерены остаться инкогнито, и явно пытался услышать наши имена (мне, кстати, тоже было бы интересно узнать имя русскоязычного чернокожего гаитянина – сына турецкоподданного), но Краваев не оставил ему ни шанса, зловеще объявив:
– А нас не зовут, мы сами приходим! – Он хищно усмехнулся и поправил на поясе воображаемый кинжал. – Чтобы мстить по закону гор!
– Горы-то откуда? Какие еще горы?! – взвыл у меня в голове здравый смысл.
– Какие горы? – явно телепатически уловил этот вопль Саня Веселкин.
– Какие надо, – многозначительно ответил Караваев. – Не надо спрашивать, Алессандро, надо отвечать!
– За что?!
– Пачэму сразу – за что, э? – на этот раз с кавказским акцентом переспросил мой очень, очень странный брат. – Пока что просто на вопросы! Вы же дружите с одним таким… Антипов его фамилия?
– Вадим Антипов? – в голосе Сани прорезался профессиональный интерес.
Еще бы! Скандалы, слухи, сплетни, расследования – топливо, на котором работает наш медиахолдинг!
– Спроси, давно ли он видел Вадика, – нашептала я на ухо Караваеву.
Тот повторил мой вопрос.
– Вчера, а что? – ответил Саня.
– Спроси, говорил ли ему Вадик о своей новой подруге?
Караваев спросил.
– Ну, кое-что говорил, а что? Ой… Да ладно?! – Глаза коллеги зажглись восторгом.
Саня явно сопоставил наличие милой девы, явление ее чернокожего брата, его слова о мести и пришел к определенному выводу:
– Вадик с этой… вашей сестрой?!
– Мне не нравятся ваши интонации, Алессандро, – холодно уведомил собеседника Караваев, начиная играть лощеного зимбабвийского принца крови. – Надеюсь, вы не расист?
– Нет, что вы! У меня у самого бабушка еврейка! – Тут официантка ловко сгрузила на стол наш заказ, и Веселкин вцепился в глянцевый брецель, как в спасательный круг. – Просто Вадик говорил, что его новая подруга – культурная девушка…
Я сумела смолчать, но от возмущения подпрыгнула на лавке. Караваев чутко уловил вибрации и нахмурился:
– Вы сомневаетесь в том, что у народов с цветом кожи, отличным от вашего, есть своя богатая культура?
– Надеюсь, в подтверждение богатства культуры народов Африки самозваный брат твой не запоет сейчас про десять негритят? – встревожился мой здравый смысл.
– Нет, я не сомневаюсь, что вы, что вы! – завилял Веселкин. – Просто я так понял, что речь шла о девушке НАШЕЙ культуры!
– А что еще Вадик о ней рассказывал? – просуфлировала я Караваеву, и тот повторил.
– Да толком ничего. – Саня пожал плечами. – Мол, красивая, умная, из мира искусства… Слушайте, я ведь ничего не знаю, вам бы с другим человеком поговорить. Есть у нас в редакции одна девушка, Люся Суворова…
Я поперхнулась чаем.
– Вадик обмолвился, что это она его познакомила с новой подругой, – закончил Веселкин.
Я прокашлялась, прикрываясь краем палантина, и посмотрела на Караваева.
Караваев с интересом смотрел на меня.
«Загадочная женщина эта наша Люся», – отчетливо читалось в его неравнодушном взгляде.
– Уходим, – хрипло сказала я.
Караваев не стал спорить, вытащил мобильник и вызвал водителя. Саня проводил завистливым взглядом модный дорогой смартфон и явно подумал, что недооценивал богатства Черного континента, причем не только культурные.