– Петя, он спрашивает про ожерелье, – хихикнула я.
– Ожерелье серебряное, – подтвердил мой друг. – А это кто у нас тут такой хорошенький?
– Меня зовут Эммануил, – представился хорошенький. – Можно просто Эмма.
– Да ла-а-адно! Какое дивное имя! – Петрик расцвел, как вьюнок под солнцем.
– Не обольщайся, оно ненастоящее, – осадила я его, чтобы не раскатывал губу. – Эммануил у нас невинная жертва амнезии…
– Авоськи, – излишне дотошно уточнила жертва.
– Неважно, короче, он забыл свое настоящее имя, и мы назвали его по-своему.
– Мы? – Петрик выразительно огляделся, давая понять, что ничто не забыто и никто не забыт.
– Караваев, выходи уже, – досадливо потребовала я. – Не бойся, никто тебя тут не тронет, не топчи понапрасну грядки, там у нас щавель, укроп и петрушка для борща!
– Вы уже ведете общее хозяйство? – нахмурился Петрик.
– Именно так! – Выступивший из-за угла Караваев поймал подсказку на лету и с ходу ухватил меня за талию с цепкостью изголодавшегося осьминога. – Мы с Люсенькой уже укроп растим, быт налаживаем.
– А я сортир крашу! – похвастался Эмма.
– Хороший мальчик! – Караваев отечески погладил парня по голове. – Не зря усыновили.
– Все так серьезно?! – Петрик недоверчиво уставился на меня.
Я развела руками.
– Куда уж серьезнее? – ответил за меня Караваев. – Рядом спим, вместе пиццу едим. Вот, даже собаку завели!
Прискакавший Брэд Питт радостно запрыгал вокруг нас с Караваевым, показывая, что – да, он чертовски заводная собака.
– Шустра ты, мать, – сказал мне Петрик, вроде не слишком расстроенный. – Ну, ладно. Эмма! А не покажешь ли ты мне то, что красил?
– Ой, прости, я плохая хозяйка! – Я вспомнила, как Ба Зина учила: встречаешь гостя – первым делом прими у него верхнюю одежду, шляпу и зонт, а вторым покажи, где туалет. – Удобства у нас там, иди по дорожке на запах, не ошибешься.
– На запад?
– На запах!
– Не лучшая рекомендация для удобств…
Ворча, мой друг удалился модельным шагом от бедра. Впечатлительный Эмма семенил на полшага впереди него, заботливо отводя с пути блистательного Петрика ветки кустов и деревьев.
– А не накрыть ли нам праздничный стол? – засуетился Караваев.
– А какой у нас праздник?
– Мм… Что-то типа помолвки?
– Хочешь закрепить впечатление, произведенное на Петрика, чтобы надежно отогнать его подальше от своего белого комиссарского тела? – догадалась я. – Ладно, я притворюсь, будто ты не наврал. Но мы же только что обедали.
– Люся, ты действительно плохая хозяйка!
– Ах да, после показа туалета гостя нужно пригласить за стол, – неохотно вспомнила я заветы родной старушки. – Тогда чаю попьем, чаю у нас еще килограма два, не меньше.
– А у меня в заначке лечебно-профилактические шоколадные батончики.
– А у меня в сумке бутылочка сладенького молдавского вина, к батончикам самое то, – сообщил вернувшийся с познавательной экскурсии Петрик. – Друзья мои, я никого не хочу критиковать, но что за жуткий цвет выбран вами для отделки такого важного помещения, как ватерклозет?
– Тебе не понравился наш благородный бурый? Какая жалость, – без тени огорчения и даже с радостью сказал Караваев.
– Я нарисовал радугу, но меня заставили ее замалевать, – нажаловался Петрику Эмма, и они оживленно заговорили на высокохудожественную тему «Влияние расцветки двери сортира на настроение пользователя и, как следствие, эффективность процессов».
Мы с Караваевым споро и дружно, как будто и вправду давно сложились в одну ячейку общества, накрыли стол.
Потом пили чай, и Петрик щедро делился с нами впечатлениями от поездки, а я сидела и хмурилась, пытаясь понять, что меня беспокоит, пока внутренний голос не сжалился и не подсказал:
– А ведь ты никогда не рассказывала Петрику про именьице…
– Точно! – Я подпрыгнула на скамейке.
– Серьезно, ты тоже считаешь, что брют – это элегантно, но невкусно? – обрадовался неожиданной поддержке Петрик, как раз добравшийся в своем повествовании до дегустации на заводе шампанских вин.
– К черту брют! – Я привстала, перегнулась через стол и аккуратно взяла рассказчика за воротник косухи. – А ну, колись, дружище, как ты узнал, что меня нужно искать именно здесь? Я тебе об этом месте никогда не говорила!
– Не говорила, но написала, не мни мою курточку, противная. – Петрик шлепнул меня по рукам.
– Сам противный!
– Спасибо. – Дружище изящно поклонился. – Кстати, о комплиментах: должен сказать, что я и не подозревал, какая ты хорошая хозяйка. Такую чистоту в нашем гнездышке навела, такой порядок! Я был приятно удивлен. Хотя теперь понимаю, что ты сделала это напоследок, перед тем как отправилась вить новое гнездышко с другой птичкой…
Петрик трагически вздохнул.
– Как птичка птичке скажу тебе, что чистоту и порядок наводила вовсе не я, это сделали ребята из службы клининга…
– Ребята? – Петрик снова взбодрился. – Неужели? Мужчины – и с таким хорошим вкусом?! Знаешь, они поменяли местами шторы, переставили с полки на столик ту круглую красную вазу, коровью шкуру со стены положили на пол и по-другому разместили книги на стеллаже, и все это очень освежило интерьер.
– Петя, «ребята» – это было условное обозначение сотрудников разного пола, – оборвала я восторги Петрика. – На самом деле я не знаю, мужчины то были или женщины. По правде говоря, мне вообще плевать, кем они были, хоть роботами! Меня другое интересует: что ты имел в виду, когда сказал, что я написала тебе, где меня искать?
– Вот это, конечно.
Петрик выложил на стол мятый листок бумаги.
– Та-ак, посмотрим!
Я завладела бумажкой и поднесла ее поближе к глазам, потому что уже начинало смеркаться.
Караваев тут же притиснулся к моему боку и заглянул в бумажку поверх моего правого плеча. Эмма, секунду помедлив, обежал стол и пристроился за моим левым плечом.
– Это просто сказка! – хихикнул Петрик. – Вы трое сейчас похожи на Змея Горыныча!
– Огнедышащего, – предупредила я. – Не мешай, я читаю. Тут список из трех пунктов без заголовка, первой идет запись «Микрорайон «Бавария», дом девять, квартира двадцать семь»… Так это же наш с тобой, Петя, адрес!
– Совершенно верно, – кивнул дружище. – Признаться, я не понял, зачем тебе вздумалось его записывать. Для возрастного склероза, мне кажется, ты еще слишком молода.
– Спасибо, мой хороший, – машинально поблагодарила я. – А вторым пунктом тут значится адрес именьица.
– А третьим – «Улица Советская, дом тридцать, квартира восемь», – прочитал с листа Караваев.
– Это же адрес Ираиды!
– Не знаю, кто такая Ираида, но я наведался бы по этому третьему адресу, если бы не нашел тебя по второму, – сказал Петрик. – Я думал, ты написала эту записочку для меня и специально оставила ее на видном месте.
– Наверное, уборщики не смогли определиться – мусор это или что-то важное, поэтому сохранили бумажку и предоставили решать ее судьбу хозяевам, – разумно рассудил Караваев.
Я гневно потрясла листочком:
– Петрик! Это же не мой почерк!
– Откуда мне знать, какой у тебя почерк? – пожал плечами дружище. – Ты пишешь исключительно на компьютере или в планшете! Но… Минуточку! Если это написала не ты, то кто?
– Отличный вопрос!
– И как записка, написанная не тобой, попала в закрытую квартиру, где живем только ты и я?! – Петрик наконец-то разволновался.
– Сядь, – попросила я. – Все сядьте! Эмма, налей Петрику чаю, Караваев, налей чаю мне. Или нет, не надо чаю, налей лучше вина. Давайте все выпьем и успокоимся.
Караваев с проворством, выдающим немалый опыт, набулькал всем сладкого молдавского. Я выпила его, как микстуру, залпом и побарабанила пальцами по столу.
– Люся, если мы все хотим успокоиться, не стоит выстукивать «Реквием», – мягко укорил меня Караваев. – Есть все же разница между «успокоиться» и «упокоиться». Судя по постановке пальцев на доске, тебя учили играть на фортепиано, значит, тебе знакомы и другие классические произведения, так что я попросил бы исполнить «Лунную сонату». Это самая успокаивающая музыка, которую я знаю.
– А как же «Спя-а-ат усталые игрушки, книжки спят, ля-ля-ля-ля-ля»? – заспорил с ним Эмма.
– Он точно не певец, – поморщившись, сказал Караваев мне и тут же поменял собеседника. – Эммануил, какие игрушки? Мы тут взрослые люди с серьезными проблемами!
– Вот уж о чем я знать не знал! – язвительно молвил Петрик.
– Что мы взрослые? – Караваев, слишком уж уверовавший в свою безопасность, отважно ему подмигнул.
– Что у нас серьезные проблемы! – Петрик требовательно посмотрел на меня. – Бусинка, я думаю, тебе многое мне нужно рассказать!
– Ой, многое, Петя…
Я снова побарабанила по столу (Караваев и Эмма одинаково поморщились, не узнав в исполняемом произведении свои заказы) и объявила:
– Это те двое – мужик и баба в панаме!
Эмма поперхнулся винишком.
– Что? – Я вперила в него инквизиторский взгляд.
– Панама – это же страна в Латинской Америке? – пролепетал впечатлительный юноша. – У этой криминальной истории настолько широкая география?!
– Боже, Люся, криминальная история с Латинской Америкой – это уже отчетливо пахнет наркомафией! – встревожился Караваев.
– Слушайте, вы, двое! Не сводите меня с ума! – попросила я, взявшись за виски. – И не сбивайте с мысли! Я всего лишь хотела сказать, что, по моему мнению, эту бумажку с тремя адресами потеряла в нашей с Петриком квартире та подозрительная парочка, которая хотела проникнуть в квартиру Ираиды!
– Я требую подробностей! – объявил Караваев, и я быстро рассказала присутствующим о своих сегодняшних приключениях.
– Ага, я понял, – выслушав меня, заключил Караваев. – Ты думаешь, что именно эти двое – дама в панаме плюс мужик – разгромили твою квартиру в баварском микрорайоне…
– Нашу квартиру! – тут же влез с уточнением Петрик. – Люся там живет со мной!
– Сочувствую ей, не перебивай, – отмахнулся Караваев. – Итак, они разгромили ВАШУ квартиру в поисках чего-то, чего там не нашли, результат их не должен был удивить, раз они заранее запаслись сразу тремя адресами… Я понятно излагаю?