– Нет! – ответил Эмма.
– Да, – ответила я. – Продолжай.
– Твоя версия опирается на подслушанный разговор, из которого следует, что дама в панаме и этот ее мужик намеревались проникнуть в квартиру Ираиды, но передумали, испугавшись хозяина-полицейского. Так?
– Так. Продолжай дальше.
– А ты не усматриваешь нарушение логики в том, что они не попытались влезть сюда, в именьице, хотя в их списке этот адрес стоял вторым номером, а Ираидин – только третьим?
– Может, они и пытались?
– Мы с Эммой были здесь и никого подозрительного не видели. Да, Эмма?
– Э-э-эмммм…
– Эмма, не мямли! – рассердилась я. – Вспоминай, не ошивались ли вокруг именьица какие-нибудь бабы?
– Вот бабы к нам совершенно точно не приходили! – наконец ответил наш приемыш. – Мужики были, я же рассказывал…
– И мне расскажите про мужиков, – мурлыкнул Петрик.
– А баб не было!
– Алло, хозяева, добрый день, есть кто дома? – громко позвал с улицы женский голос.
На минуточку образовалась немая сцена, по завершении которой Эмма, тараща глаза, со значением прошептал:
– Баба!
– Хозяева! Покажитесь, будьте любезны! – потребовал мужской голос.
– И мужик! – в тон Эмме нашептал Караваев. – Что будем делать? Выйдем и побеседуем? Или притворимся, будто никого нет дома, и проверим, полезут ли они во двор?
– Отличный план! – одобрил мой природный авантюризм. – Эмма, Петрик, вы прячетесь под столом! Караваев, ты в засаду за дерево, оно достаточно толстое, чтобы ты за ним поместился…
– Но я не толстый! – тихо, но гневно возроптал засадный полк.
– Да не толстый ты, у тебя плечи широкие! За дерево, я сказала!
– Ладно, не шипи, я за дерево. А ты?
– А я…
Я искательно огляделась.
– Кто знает, где моя авоська?
– Какая еще авоська? – недовольно поинтересовался Петрик из-под стола.
Еще бы, он так долго учил меня придирчиво подходить к подбору аксессуаров…
– О, это страшная вещь! – ответил ему Эмма, тоже забираясь под стол. – Люся лупит ею врагов, бац по маковке – и голова совсем пустая…
– Без мозгов?!
– Без памяти!
– Разговорчики под столом! – тихо рыкнула я. – Нашли время трепаться! Я спрашиваю, где моя авоська? Ну, та, красная?
– От крови?!
– Петрик, я тебя убью, молчи уже!
– Люся, сама уже молчи, все давно на позициях, одна ты стоишь посреди поля, как сторожевой суслик! – высунулся из-за дерева Караваев.
– Сам суслик! Спрячься уже! Высовываешься постоянно, я то и дело тебя вижу то в профиль, то в фас!
– Р-р-р-гау! – Из окопчика под жасмином вылетела рыжая ракета типа «земля – забор».
Мы забыли про Брэда Питта!
– Зря ты, Люсенька, сказала это слово, – высунув из-под стола ухо, дополнительно оттопыренное ладонью, меланхолично сообщил мне Эмма.
– Какое?
– Фас!
Хруст сминаемой зелени и треск ломаемого штакетника сменился разноголосыми воплями. Орали на три голоса – один женский, один мужской и один собачий. Поначалу громкие, голоса делались все тише, как будто кто-то методично прикручивал верньер приемника.
– Все, отбой воздушной тревоги, – покидая укрытие за деревом, скомандовал Караваев. – Спецоперация провалилась, подозреваемые скрылись с места возможного преступления. Хреновый, Люся, из тебя Кутузов.
Я подошла к дереву, покинутому Караваевым, и несколько раз аккуратно стукнулась лбом о ствол.
– Это она так раскаивается или ищет замену авоське, разбивающей головы? – спросил Эмма.
Тихо спросил, но я услышала и горько засмеялась:
– Давайте, шутите, издевайтесь, клеймите позором бедную девушку, волей суровой судьбы оказавшуюся в трудных обстоятельствах!
– У-у-у, Люся идет вразнос! – протянул Петрик и хлопнул в ладоши. – Так, мужчины, быстро оставили нас, нам с подруженькой нужно выплакаться и поговорить о своем, о женском, так что пошли вон и, чур, не подслушивать!
– А они бу-у-удут подслу-у-ушивать! – уже подвывая, нажаловалась я.
– А кто будет подслушивать, к тому я ночью приду и-и-и…
Вжух! Сразу две живые ракеты со свистом унеслись прочь, в наступающую ночь.
– …и намажу лицо зубной пастой! – зловеще договорил Петрик, повышая голос. – А вы что подумали? Кстати, Караваев, у тебя макияж вокруг глаза размазался, ты в курсе?!
– Э-это у него не макияж. – Я уже хихикала. – Это я ему в глаз зеленкой плеснула, а она старая, бабушкина, хорошо настоявшаяся, фиг отмоешь.
– Это ты хорошо придумала, подруга. – Петрик усадил меня на лавочку, сел рядом и обнял меня за плечи. – Начать отношения с того, чтобы дать мужику в глаз, – это смело, свежо и оригинально!
Вот за что я люблю Петрика, так это за то, что он лучший в мире женский психотерапевт.
Уже через пару минут мы с ним рыдали исключительно от смеха.
В полукилометре от именьица, тревожно оглядываясь на оставшиеся позади дачные участки, брели по проселку безвинно пострадавшие женщина из трудовой инспекции и мужчина из миграционной службы. Потирая разные места и прихрамывая, они клялись друг другу и безразличному звездному небу, что уйдут с этой работы к чертовой бабушке.
Поздним вечером того же дня хлебобулочный император Писарчук-старший гонял ремнем по дому великовозрастного сына, матерно ссылаясь на соответствующее поручение, поступившее из целого ряда серьезных служб и ведомств.
Ловко уворачиваясь и быстро улепетывая, наследник империи сокрушенно думал о том, что старик-то уже совсем плох – медлителен, близорук и недальновиден, но ничего, молодая поросль не согнется и однажды покажет себя в полный рост.
– А ведь ты мне так и не объяснила, почему сбежала из Молдовы, – напомнил мне Петрик, когда мы с ним прорыдались, отсмеялись и мирно дожевывали шоколадные батончики.
– А, это потому, что меня там пытались убить, – легко ответила я.
– Когда? Как? А я где был?! – заволновался Петрик.
– А ты приценивался к иконке своих покровителей.
– Не понял! Тебя пытались убить прямо в скальном монастыре?! – Петрик хлопнул по коленкам. – Вот люди, а? Ничего святого!
– То есть если бы меня убивали в другом месте, это было бы менее возмутительно? – съязвила я.
– Это было бы более понятно, – вывернулся дружище. – Не думаю, что ты нервировала и доставала кого-то в монастыре, тогда как в обычной жизни…
– Петя! Ты, мой лучший друг, хочешь сказать, что я заслуживаю того, чтобы меня убили?! Взяли за руку в кромешном мраке, коварно увлекли в пропасть и демонически хохотали, слушая доносящийся из бездны затихающий вопль?! – в воспитательных целях я несколько драматизировала. – По-твоему, я именно этого заслуживаю?
– О боже, конечно, нет! – Петрик замахал руками, заодно разогнав комаров. – Ты заслуживаешь, чтобы тебя носили на руках!
Я не отвела тяжелый взгляд, и мой друг счел нужным уточнить:
– Не к пропасти! И заваливали тебя цветами еще при жизни!
– То-то же, – смилостивилась я.
– А он действительно демонически хохотал? – спросил Петрик. – Вот прям так: «Ха-а-а! Ха-а-а! Ха-а-а-а-а!»?
Демонический хохот в исполнении Петрика отозвался в отдалении горестным собачьим воем.
– Нет. – Я поежилась. – Не хохотал он, помалкивал. И я вообще не уверена, что это был он, а не она.
– Вот, кстати, в эту версию я верю больше, – кивнул Петрик. – Женщины чрезвычайно коварны, изворотливы и в то же время нерешительны. Мужик просто треснул бы тебя башкой о камень и сбросил в пропасть уже труп.
– Ты хочешь сказать, что стиль неудавшегося убийства скорее женский, чем мужской? – Я задумалась. – Хм… Но на руке, которую я видела, не было маникюра…
– Не было маникюра – или не было цветного лака на ногтях? – уточнил Петрик. – Сколько раз тебе объяснять, что это совершенно разные вещи!
– Не было лака, – призналась я.
– Тогда можешь радоваться, похоже, мы вычислили убийцу! – Петрик и сам обрадовался. – Цветного лака на ногтях не было у двух женщин из нашей группы, и одна из них – ты!
– А вторая?
– Твоя соседка по комнате.
Я крепко задумалась. Не доверять свидетельским показаниям Петрика оснований не было, он всегда чрезвычайно внимателен к таким важным вещам, как манеры и внешний вид, неважно, свои или чужие. Можно было не сомневаться, что мой друг в мельчайших подробностях рассмотрел и наряды, и прически, и маникюр всех участников пресс-мероприятия.
И я спросила:
– А ты хорошо рассмотрел эту мою соседку? Можешь описать ее внешность?
– Да какая там внешность! – Петрик фыркнул. – Средний рост, ничем не примечательная фигура, заурядное лицо. Вообще-то, если бы ей правильно оформить брови, подчеркнуть глаза, выделить скулы и акцентировать губы, получилась бы очень интересная мордашка, а так… Девушка явно не умеет пользоваться косметикой, в таком случае пудреницу даже открывать не надо – достаточно потереться лицом о свежую побелку.
– Ага, она была бледна, я решила, что это от недосыпа.
– Нет, от недосыпа глаза бывают красные, а у нее… Ой! Я только что понял: у нее были линзы! – Петрик хлопнул себя по лбу. – Точно! Я еще подумал, что при таком невнятном серо-синем цвете радужки нужно умело работать с тенями, а потом на что-то отвлекся. Короче, вот сейчас я уверен, что глаза у нее не серые и не синие, они точно карие, даже шоколадного цвета, его очень трудно перекрыть линзами!
– Может, на ней еще и парик был?
– Нет, парика не было. Волосы у нее были свои, причем нелепого зеленовато-серого цвета, как у утопленницы. – Петрик сокрушенно развел руками. – Некоторые девушки абсолютно не умеют использовать богатейший арсенал оттеночных средств для волос! Тупо намазаться красящей пенкой – разве это достойно мыслящего существа? Есть же оттеночные тоники, шампуни и бальзамы, есть красящая тушь, есть, в конце концов, проверенные народные рецепты на основе трав!
– Тихо, тихо! – я остановила разгорячившегося знатока. – Из того, что ты сказал, я поняла следующее: как только эта девица вымоет голову, ее волосы станут другого цвета, так?