– Надо найти ту его настоящую подругу, которая из мира искусства, – сказал Караваев.
– Найти – и?
Мне было интересно, насколько похоже мы мыслим.
– И выяснить, где она была в первые дни нашего молдавского пресс-тура.
Я удовлетворенно кивнула: полное совпадение!
Мне тоже представлялось весьма возможным, что культурная подруга Вадика и та сволочь, которая толкнула меня в пропасть, одно и то же гадкое лицо.
Обедали мы горячими лепешками, на которые щедро положили тушенки и солений из бабулиных запасов – получилось вкусно. Лепешки пекла я, чувствуя себя неуютно и даже глупо под восхищенным взглядом Караваева, который почему-то решил, что эти лепешки – настоящий деликатес и сложнейшее блюдо высокой авторской кухни.
– Жениться ему надо, – сказал по этому поводу мой здравый смысл.
Я не стала дискутировать на эту тему.
Потом долго пили чай, потому что Эмма очень удачно обнаружил в подполе трехлитровую банку с медом.
Потом Караваев пригласил меня прогуляться к реке, чтобы сменить обстановку и отвлечься от тяжких дум. Я согласилась, и мы очень нескучно провели пару часов, выбираясь из болота, в которое влезли, приняв его за зеленую лужайку. От дум действительно отвлеклись, что правда, то правда.
Потом отмывались сами и отмывали Брэда Питта, который извозюкался буквально по уши, пытаясь то ли вытащить нас из трясины, то ли утопить в ней – я не поняла.
Потом сидели, завернувшись в одеяла, у костерка, разведенного в дальнем углу сада – чтобы не увидел пожарный инспектор, если вдруг рискнет нагрянуть к нам с повторным визитом.
Потом на такси с шиком приехал Петрик, привез шампанское, дорогой коньяк и огромный мельхиоровый поднос, тесно уставленный малюсенькими канапе, которые составили наш ужин. Очень удобно, оказывается, поедать микроскопические канапешки, лежа на одеяле в травяных зарослях, под треск догорающих поленьев и болтовню друзей.
До меня вдруг дошло, что я уже считаю Эмму и Караваева такими же добрыми друзьями, как Петрик, и это сначала меня встревожило, а потом показалось прекрасным. Нельзя же всю жизнь прожить в колючей раковине, как какой-то глубоководный моллюск? Если меня до сих пор постоянно бросали и предавали, это не обязательно должно продолжаться всю мою жизнь.
Пикник на траве получился чудесный.
Караваев травил смешные байки про туристов и нелегальные перевозки того-сего через границу. Эмма простодушно верил всему и ухахатывался, катаясь на одеяле с боку на бок. Петрик лирично грыз травинку, предварительно тщательно вымытую и продезинфицированную коньяком, и крутил в пальцах старинный хрустальный фужер с искрящимся шампанским. А я лежала, гладя завалившегося мне под бок Брэда Питта, и ответно подмигивала звездам.
А потом Караваев вдруг все испортил, сказав:
– Все-таки странно, что не было попытки проникнуть сюда, в именьице.
– Это тебе навеяли рассказы о контрабандистах и нарушителях границ? – с досадой спросила я. – Так к нам сюда так просто не проникнешь, в последнее время в именьице все время кто-то есть…
– А кто уже пытался проникнуть, тех либо по голове били, либо за ноги кусали, – подсказал Эмма.
– Хотя я вполне допускаю, что кто-нибудь нехороший наблюдает за именьицем и ждет не дождется, пока у нас тут станет тихо, темно и безлюдно, – договорила я.
– То есть примерно так, как сейчас?
Я села на одеяле и посмотрела на сказавшего это Петрика:
– Что ты имеешь в виду?
– Что для наблюдателя, засевшего в ближайшей рощице – а больше здесь просто негде устраивать наблюдательный пункт, – твое именьице, бусинка, уже часа два как выглядит безлюдным, – объяснил Петрик. – Окна не светятся, дверь не хлопает, люди по двору не ходят, голосов не слышно…
– А костер? – напомнил Эмма.
– А его за кустами не видно, к тому же он уже догорел.
– Мне следовало об этом подумать, – пробормотал Караваев, проворно перебираясь за стол.
Он открыл ноутбук, пробежался пальцами по клавиатуре, и после короткой паузы комп издал негромкий короткий гудок:
– Бип.
И секунд через десять снова:
– Бип.
И еще через пять:
– Бип.
И через три:
– Бип.
– Все по местам! – даже не выключив ноут, Караваев быстро опустил крышку, и тревожные бипы прекратились. – Как вчера планировали: я за дерево, мальчики под стол, Люся в сарай!
– Зачем? – спросила я, не успевая сообразить, что происходит.
– За авоськой, конечно! – ответил мне Эмма, причем уже из-под стола.
– Они идут сюда, Люся! – объяснил Караваев. – Они или он – тот, кто украл у тебя мою сумку.
– Да откуда ты знаешь?
– В сумке «жучок», в компе программа слежения!
– Что?! Ты за мной следил?!
Я не взвилась как ракета лишь потому, что Петрик изящным балетным па сделал мне подсечку, а здравый смысл голосом диктора Левитана пророкотал:
– Отложим междоусобицу на потом. Враг все ближе, страна в опасности! Где твоя боевая авоська, родина-Люся?!
Я метнулась в сарай и сдернула с гвоздика свое оружие пролетариата, но пустая – без баллона внутри – сетка была даже более бесполезна, чем винтовка без патронов. Винтовку можно было бы использовать как дубинку.
Я затолкала в авоську первое, что попалось под руку, – небольшое полено, и встала на пороге под прикрытием приоткрытой двери, устремив напряженный взор в просторную щель у косяка.
Некоторое время мне казалось, что ничего не происходит. Засадный полк в полном составе лежал тихо-тихо, даже Брэд Питт, не получивший обычной команды «фас», никак себя не проявлял.
Звонком к первому действию стал хруст штакетника.
– Да что же это все лезут напролом, как будто в заборе калитки нет! – посетовал мой здравый смысл. – У нас никаких лопат не хватит, чтобы латать проломы!
– Точно, лопаты очень не хватает! – охотно согласился со сказанным мой авантюризм. – Люсь, брось авоську, возьми лопату, она как оружие ближнего боя куда эффективнее!
– Поздно, – прошептала я, закручивая тряпичные ручки авоськи вокруг запястья. – Они уже идут!
Нагло вторгшиеся на мою территорию враги явно не удосужились заранее как следует познакомиться с местностью и теперь не знали, где тут у меня проторенные тропы, невидимые в темноте. Они топали по прямой к домику по хрустким листьям ландышей и тюльпанов, так что я достаточно точно могла определять местоположение противника по звуку. Когда треск попираемой ногами зелени сменился треском гравия, стало ясно, что вторженцы вышли на площадку у крыльца.
– Если сейчас ты совершишь мощный бросок полена низом, оно прилетит им в ноги, – подсказал авантюризм.
– Но если ты промахнешься, их ноги останутся целы, и они унесут их отсюда быстрее, чем принесли, а мы так и не узнаем причины визита, – предостерег здравый смысл.
Я решила еще подождать.
Тем временем вторженцы замерли, явно обескураженные тем, что дверь домика оказалась открытой.
– Это прокол: нормальные люди не уходят из дома, оставив дверь нараспашку, – вздохнул мой здравый смысл. – Сейчас они поймут, что хозяева где-то рядом.
– Или что эти хозяева ненормальные, – беспечно добавил мой авантюризм. – А кто знает Люсю, тот уверенно выберет второй вариант, так что спокойствие, только спокойствие!
Я возмущенно зашипела.
– Василий, там змея?! – испуганно спросил женский голос.
– Может, кошка? – предположил мужчина, и кромешный мрак прорезал луч довольно мощного фонарика.
Он зашарил по кустам и деревьям, как пограничный прожектор, и я вздохнула: все, секретность побоку, сейчас прячущиеся под столом будут обнаружены.
Но прячущиеся под столом проявили смекалку, загодя выставив перед собой здоровенный, как щит Ильи Муромца, мельхиоровый поднос. До блеска отполированный серебристый металл отразил свет фонаря не хуже, чем зеркало, и пара вторженцев у крыльца оказалась как на ладони!
– А вот теперь – лети без промаха, полено! – азартно скомандовал мой природный авантюризм.
Я выскочила из сарая, как гранатометчик из окопа, и одновременно Эмма из-под стола закричал:
– Люся, только не маму!
А Караваев, наоборот, заорал:
– Мать их так!
И мое полено в авоське стремительно полетело к крыльцу – низко-низко, словно ласточка к дождю.
– А зря ты в боулинг не ходишь, есть ведь потенциал, – оценив результат броска, сказал мой здравый смысл.
Одна из двух фигур упала, как сбитая кегля, вторая оказалась более устойчивой и только отлетела на несколько шагов, но там ее, оказывается, уже ждали: Караваев и Петрик успели подобраться к врагу с тыла, держа за края растянутый, как баннер, домотканый коврик, еще недавно служивший гамаком. Относительно устойчивый враг очень удачно влетел в середину этой конструкции и в считаные секунды превратился в тряпичный кокон, после чего окончательно потерял устойчивость и был обрушен на траву.
– Фу, Брэд! Фу! – Эмма удерживал Брэда нашего Питта, рвущегося поближе познакомиться с незваными гостями.
– В самом деле, бред какой-то! – сердито согласилась упавшая у крыльца женщина, ввиду перспективы близкого знакомства с зубастым псом медленно отползающая подальше от него и поближе к ругающемуся мужику в коконе.
– Люся, свет! – крикнул мне Караваев.
Мое воображение мгновенно воспряло и продолжило фразу до чрезвычайно приятного «Люся, свет моих очей!», но увяло, потому что Караваев развернул предложение по-своему:
– Люся, свет в доме включи!
– Сама бы я, конечно же, не догадалась, – пробурчала я, заныривая в прихожую и нащупывая выключатель на стене.
Из распахнутой двери и незашторенных окон в садочек выпали плотные блоки желтого, как костромской сыр, электрического света.
– А теперь будем знакомиться, – светски молвил Караваев, ногой придвинув кокон с мужиком поближе к его даме. – Кто вы такие, неуважаемые?
Внятного ответа не последовало: мужчина выругался, женщина вызывающе захохотала.
– Картина маслом «Партизаны на допросе в гестапо», – прокомментировал происходящее Караваев, демонстративно доставая из кармана телефон. – Думаю, нам стоит вызвать полицию.