– Люся, узнав гражданина мецената, ты уменьшила свои шансы выйти из этого подвала живой практически до нуля, – сокрушенно отметил мой здравый смысл.
– Отстань, не мешай разбираться! – сказала я им обоим сразу и снова повернулась к гримерше. – Так, Маня, я сейчас быстренько восстановлю картину преступления, а ты молча кивай и поправляй меня, если я ошибусь.
– Какая нахалка! – восхитился гражданин меценат.
– Когда я ушла от Антипова, ты заняла вакантное место в его жизни и постели, – не отвлекаясь на помехи, начала я. – Узнав от Вадика о том, что в наш офис привезут на пару дней музейные сокровища, ты уговорила его эти ценности свистнуть и нашла на них покупателя…
– К вашим услугам! – издевательски поклонился Малороднов.
– Не знаю, вместе ли вы придумали хитрый план по переводу стрелок на кого-нибудь другого, но понимаю, почему выбрали именно меня: мелочный Вадик с его оскорбленным самолюбием никак не мог угомониться. Плюс ему очень удачно подвернулась отдаленно похожая на тебя раззява-блогерша, а тебе с твоим профессиональным мастерством никакого особого сходства и не нужно было, подогнать себя под фото Кати в паспорте ты смогла без труда, так почему было не сплавить меня на тот свет – так сказать, концы в пропасть.
Маня молчала, из чего следовало, что мои рассуждения верны.
– Вот, наверное, ты удивилась, когда я явилась к тебе на следующий день после того, как ты спихнула меня с обрыва? – поинтересовалась я, забыв, что сама же попросила Маню молчать до тех пор, пока я не ошибусь в своих предположениях. – Небось принялась названивать Вадику, чтобы предупредить его о моем неожиданном появлении? А у Вадика мобильный телефон был заблокирован, а на стационарном плотно висела Катюшка!
Маня молчала.
– А потом выяснилось, что благополучно украденные Вадиком скифские сокровища – не оригиналы, а копии, – продолжила я. – И гражданин меценат рассердился…
– Очень! – охотно поддакнул Малороднов.
– Настолько, что однажды Вадик уснул с подругой Маней, а утро встретил с поддельным акинаком в груди. Кстати, объясните мне кто-нибудь, зачем надо было убивать Вадика?
– А зачем надо было брать аванс в сумме, многократно превышающей стоимость полученных мной фальшивок? – с какой-то детской обидой ответил вопросом на вопрос коллекционер.
– А просто вернуть деньги нельзя было? – это я уже у Мани спросила.
– Долю Вадика я вернула, но он, как оказалось, не в одиночку сокровища тиснул.
– Конечно, не в одиночку! Чтобы вынести железный шкаф, нужны были минимум два крепких мужика!
– Ну, вот второй крепкий мужик со своей долей и сбежал.
Я недолго думала:
– Этим вторым был Саня Веселкин?
– Как выяснилось, да.
– Вам, кстати, не известно ли местонахождение этого Сани? – опять влез в девичью беседу Малороднов.
– О, дайте мне еще секунду подумать… Поняла! – Я победно щелкнула пальцами – даже путы на запястье не помешали. – Вадик и Саня поделили трофеи, да? Вадик взял акинак, а Саня – пектораль. А я, когда звонила сегодня Мане, как раз упомянула ожерелье, и вы решили, что речь о том самом, скифском, да?
Молчание.
– Так я вас разочарую, речь шла об ожерелье моей прародительницы, не настолько древней, как скифы, а о Сане с пекторалью я узнала только сейчас.
– Люсенька, ты правда думаешь, что теперь тебя отпустят подобру-поздорову? – с ласковой жалостью, как к убогой, обратился ко мне мой здравый смысл.
– Покажи ожерелье прародительницы, – немного помолчав, потребовал меценат и коллекционер.
– Легко! У меня в сумке мобильник, в мобильнике фотографии, откройте и посмотрите.
– Где ее сумка, Борян?
– Наверху осталась, сейчас принесу! – Шкафообразный дядя с мальчишеской резвостью умчался прочь, чтобы вернуться буквально через минуту. – Вот!
Брезгливо морщась, Малороднов покопался в моей сумке, извлек мобильник и, пробормотав: «Боже мой, «Сколько пропущенных звонков!», с интересом рассмотрел фотографии моих бриллиантов.
– Однако… О! Прекрасно!
– Что-то мне подсказывает, что эти прекрасные бриллианты станут ценой твоей жизни, – с тоской молвил мой здравый смысл. – Это в лучшем случае. В худшем злой дядя-коллекционер заставит тебя отдать ему прабабушкины цацки, а потом тихо прикопает тебя где-нибудь в лесополосе.
– Не хочу в лесополосе! – возмутилась я вслух, и Маня так вздрогнула, что ножки ее стула застучали в пол, как живые.
Или это дом затрясся?
С низкого потолка снежком посыпалась побелка.
– Неужто землетрясение?! – с надеждой поднял голову мой природный авантюризм.
А над нашими головами уже хлопало, топало и гремело. Шумно рухнула и корабликом с крутой волны скатилась по лестнице дверь, загрохотали по ступеням крепкие ноги в армейских ботинках.
В силу излишне тесной близости со стулом мобильность у меня была минимальная, обзор соответствующий, да еще народ вокруг заметался, как ураганом подхваченный, так что я предпочла не нервировать себя сборкой пазла из обрывочных картинок и просто закрыла глаза, втянув голову в плечи и от души надеясь, что в суматохе в меня не прилетит что-нибудь тяжелое.
– Хотя в этом была бы некая кармическая справедливость и сюжетная завершенность, ведь сама ты уже не раз била людей по головам, – начал мой здравый смысл, но его грубо перебили:
– Люся!
Я осторожно открыла один глаз, удивилась и широко распахнула оба:
– Ты ли это, Караваев?!
Идеальная льняная рубашка была позабыта-позаброшена. Ныне чей-то идеальный мужчина щеголял костюмом в стиле милитари, включающим даже бронежилет и шлем.
Я опустила взгляд, чтобы проверить, не сжимают ли его руки какой-нибудь подходящий огнестрельный аксессуар, но нет, лапы Караваева были свободны, и он устремил их к моим плечам, дабы потрясти меня вместе со стулом. И еще со словами:
– Какая же ты, Люся, дура!
– Да, это точно ты, Караваев! – признала я обиженно.
А наверху уже орали истошно и жалобно, прямо-таки с подвыванием:
– Лю-у-уся! Лю-у-у-у-уся!
– Это Эмма, Петрик и Брэд, который Питт, их не пускали за оцепление, потому что у них нет бронежилетов, спецподготовки и хороших знакомых в ОМОНе, – скороговоркой объяснил мне Караваев, пиля мои путы страшноватого вида ножом.
– Зато у тебя есть все, кроме такта. – Едва моя правая рука освободилась, я ткнула пальцем в бронированную грудь Караваева. – Ты еще не извинился за прошлые грехи и уже успел назвать меня дурой!
– Ой, ду-у-ура! – хором простонали мои внутренние голоса.
– Люся! – по голосу я не поняла, смеется мой собеседник или плачет. – Если я прямо сейчас начну каяться во всех своих грехах, мы умрем от старости в этом подвале! Ты хочешь этого?
– Э, нет, я не хочу умирать, – спохватилась я.
– Отлично. – Покончив с путами, Караваев подхватил меня на руки и понес сквозь дым и гарь поля брани, в которое превратился дом. Впрочем, в ином состоянии я этот дом толком и не увидела.
– Но до смерти хочу знать, какова твоя роль во всей этой истории! – добавила я к сказанному ранее уже на пороге.
А потом на меня налетели три вопящие фурии, и я даже не заметила, как оказалась в салоне знакомой «бэхи» в тесном окружении набившихся туда же друзей (это Петрик), родных (это Эмма), домашних любимцев (это Брэд Питт) и добрых знакомых, к числу которых скрепя сердце отнесла водителя Костю, потому что на сей раз он мне улыбался.
К какой категории персон мужского пола отнести Караваева, я все еще не знала.
– Потому что идиотка! – ласково припечатал мой здравый смысл.
Криминальные личности ввели меня в заблуждение – историческая встреча в подвале происходила не утром, а поздно вечером. За ним последовала поистине бурная ночь.
Сначала меня отвезли в больницу, откуда я через час вырвалась с боем, потом в круглосуточное кафе «Горпиццы», где я на нервной почве сожрала тонну выпечки, а потом еще в казенный дом, где я долго рассказывала свою историю суровым, чисто выбритым мужчинам с короткими стрижками. Все это время Караваев, Эмма, Петрик и пес меня сопровождали, отчего наши перемещения в пространстве живо напоминали мне переезды бродячего цирка с клоунами и дрессированными животными.
Наконец на рассвете, бережно поддерживаемая под локотки Караваевым с одной стороны и братцем с другой (Петрик а-ля верный паж шествовал сзади, за неимением шлейфа неся мою сумку, а Брэд Питт замыкал процессию), я вышла на крыльцо казенного дома. Уважительно поцокала, ознакомившись со строгой вывеской на фасаде гранитного дома с колоннами, потом зевнула и изъявила монаршью волю:
– А теперь – все в постель!
– Все?! – шокировался Караваев. – Ну нет, я так не согласен!
– Тогда тебя вычеркиваем, – согласилась я. – Народ, серьезно, я умираю как спать хочу, доставьте меня уже к какой-нибудь кроватке, пожалуйста!
А в процессе доставки я уснула. Как говорят монтажеры видео – ушла в черное.
Так что красивого и законченного финала у кино не получилось.
Проснулась я в своей кроватке. Одна. Не только в кроватке одна, но и вообще в квартире, иначе милосердный Петрик прервал бы мучения вопящего телефона в прихожей.
Я выползла к аппарату, сняла трубку и даже не удивилась, услышав голос Тигровны:
– Люся, твою мать, ты куда пропала?!
– Доброе время суток вам, Марет Игоревна, – пробормотала я, кося не полностью открывшимся глазом в сторону кухни, где вроде как светлело окно.
Что у нас сейчас – утро? День? Другой день?
– Тамбовский волк тебе, Люся, добрый! – заявила главредша. – А я злая! Я очень злая, потому что это же просто безобразие какое-то, права Вера Степановна, наши журналисты разболтались и потеряли всякое представление о трудовой и финансовой дисциплине!
– Я отчитаюсь за молдавскую командировку, – пообещала я.
– Во-первых – да, уж будь добра, отчитайся, наконец, за Кишинев! – подхватила тему Тигровна. – Во-вторых, явись на работу, у тебя тут куча дел!
– Откуда куча-то? – удивилась я.