— Ты как себя чувствуешь?
— Не очень. Это мне кара за тебя. Хотя кара приняла весьма реальные очертания в виде твоего любимого. Как ты можешь любить этого неандертальца? Он же ненормальный! Налетел на меня, не дал опомниться и бил так, словно гвозди вколачивал. Я думал, что мне конец. И всё из-за тебя. Из-за твоего безбашенного поведения. Я мученик! Пострадал за любовь к тебе. Яна, я очень тебя люблю, и не отдам никому. Тебе нравятся такие железобетонные мышцы, как у Вейкина? Я накачаю. Тебе нравятся тёмные волосы, так я покрашусь. Они у меня от природы тоже вьются…
— Кажется, он здорово себе мозги сотряс, — шепнул на ухо Яне Витольд Леонидович. — Несёт чёрт знает что. Или он всегда «ку-ку»?
Яна только вздохнула.
Штольберг вдруг привстал и начал рыться в ящике тумбочки.
— Вот, смотри… — Он протянул ей открытую коробочку, в которой лежало кольцо. — Это я приготовил для тебя! Не откажи! — Он вынул кольцо, взял безвольную руку Яны и надел кольцо ей на палец. — Прости меня, если тебе показалось, что я был с тобой несколько груб!
— Несколько груб?… — переспросила Яна, словно ослышалась.
— Ну, ты понимаешь, о чём я говорю! Не сердись на меня! Ты сводишь меня с ума своими поступками. Я теряю контроль!
— То есть я виновата в любом случае? — уточнила она. И тут же смягчила тон: — Знаешь, я пришла не ссориться, а узнать о твоём самочувствии.
— Как видишь… Я ведь и умереть мог. Но ничего, теперь я избавлюсь от твоего Мартина навсегда. Я засажу его на полную катушку. Я иностранный гражданин, ему это так с рук не сойдёт, пусть не надеется. Я подключу прессу, шум будет большой, ему не поздоровится. Думаю, тюрьма ему пойдёт только на пользу, его там научат родину любить! Гад! Уничтожу!
— Карл, успокойся. Давай всё забудем и уедем в Чехию. Там будет спокойно и тихо, — попросила Яна.
— Вот именно! Спокойно и тихо! Но ты меня не уговоришь! Тебе нужна постоянная «движуха», как у вас говорят. И меня это возбуждает. Нет, мы останемся здесь. Суши сухари для своего дорогого Мартина! Ему сидеть долго. Думаю, он поймёт, что натворил. Никуда мы не поедем, пока я с ним не разделаюсь. Он своё получит. И вот когда из него выбьют всю дурь, когда его сломают в тюремной камере, вот тогда я посмотрю, как у тебя будут загораться любовью глаза об упоминании о нём. Ты его быстро забудешь…
— Карл, прекрати! Раньше ты не был таким злобным и мстительным. Ты сейчас плохо себя чувствуешь, думай о себе, о здоровье, а не о мести.
— Наверное, рядом со мной была правильная женщина, раз довела меня до такого состояния, — съехидничал Карл.
— Ты сам захотел, чтобы я жила с тобой. Мы всё время ходим по кругу. С этим надо кончать. — Яна встала и вышла из палаты.
Витольд Леонидович скользнул пренебрежительным взглядом по Штольбергу, и если бы князь знал, что это патологоанатом, то ему вряд ли стало от этого взгляда приятно. Витольд Леонидович вышел вслед за Цветковой в коридор и увидел, что по ее щекам текут слёзы.
— Яна, Яночка, что ты? Что я могу сделать для тебя?
— Я хочу снять побои. И пройти освидетельствование на изнасилование.
— Да, это правильно. Но доказать изнасилование не получится. Во-первых, вы живёте вместе, у вас общий ребёнок, ты ничего не докажешь. Врач может тебя осмотреть и дать медицинское заключение, но надежды нет.
Биологические следы ты уже смыла. Иди в травмпункт и сними побои. Думаешь, твои чёрные очки кого-нибудь могут ввести в заблуждение? Пиши заявление в полицию.
— Я всё понимаю, один раз в глубокой молодости я уже проходила эту процедуру. Никому просто об этом не говорила. Я хочу, чтобы осмотр произвёл ты.
— Я?! — несколько опешил Витольд Леонидович.
— Пожалуйста. Мне так будет легче. Только мне бы выпить.
— Нет, Яна, я не могу. Тебя должен осмотреть специалист и дать официальное заключение. Я не гинеколог, и моё заключение никого не заинтересует.
— Я поняла. Мне надо позвонить Ольшанскому. Я должна помочь Мартину. Сделать всё, что в моих силах, понимаешь?
Патологоанатом кивнул.
— Яна, я с тобой. Сделаем всё возможное.
После отдела полиции, куда Яна отнесла заявление и справку о побоях, она вместе с Витольдом Леонидовичем отправилась к следователю Ольшанскому.
Пётр Иванович встретил посетителей приветливо. В этот раз он впервые не издевался над Цветковой, не вопрошал: «Ну, и что у тебя приключилось на этот раз? Во что ты опять вляпалась?» Очень внимательно он читал медицинское заключение и беззвучно шевелил губами: кровоподтёки на запястьях, гематомы на шее и на внутренних поверхностях бёдер…
— Это же конкретное изнасилование! — ахнул он, не удержавшись, потому что одно дело, когда такие справки касались незнакомых людей, а тут… — Штольберг же князь! Голубых кровей! Как он мог?
— Можно подумать, что среди князей и графов не было звероподобных подонков, — буркнул Витольд Леонидович. — Например, граф Дракула. Можно до утра приводить примеры. Тоже мне — аргумент. Если мужик начинает распускать руки, то хорошего не жди, он уже не остановится. Забьёт свою жертву до смерти, да еще и будет доказывать, что она сама виновата, довела беднягу.
— Он таким раньше не был. Тут есть и моя вина, — сказала Яна.
— А выяснить отношения по-человечески твой князь не пробовал?
— Конечно, каждый насильник сваливает с больной головы на здоровую. Кто угодно будет виноват. Мама в детстве наказывала, девочки игнорировали в пубертатный период, первая женщина посмеялась, — сказал Пётр Иванович. — Я бы на месте Мартина вообще убил князя, выпустил бы ему голубую кровушку.
— Так он чуть и не убил, если бы не оттащили впятером. Справиться не могли, — ответил Витольд Леонидович.
— Ты будешь заявлять на князя? — спросил следователь.
— Уже заявила, он же засадит Мартина, — твёрдо ответила Яна.
— Как только Карл выйдет из больницы, он будет просить тебя забрать заявление, вот увидишь. Может быть, станет обещать не подавать заявление на Мартина. Ты окажешься перед трудным выбором.
— Время покажет, — ответила Яна.
— Лучше сейчас засадить князя, а вдруг в следующий раз он Янку окончательно придушит? — Витольд Леонидович был категоричен.
— Главное — вытащить Мартина, — сказала Яна. — Всё! Я не могу больше об этом думать! Мне бы расслабиться.
— Пошли ко мне в морг, там всё есть для расслабления, — предложил Витольд Леонидович.
— Интересное предложение, — хохотнул Пётр Иванович. — Впрочем… А мне с вами можно?
— Нельзя, — отрезала Яна. — Тебе надо к Мартину. Бог знает, что сейчас с ним делают в камере.
Ольшанский удивлённо вскинул брови.
— Ну, удивила! Да кто с ним что может сделать? Его под пытками в плену не сломали. А уж в предвариловке… Мартина только один человек сломать может, и мы все знаем этого человека. Это ты, голубушка! Ладно, уединяйтесь в своём морге. Я на связи. — И, уже уходя, следователь посмотрел на Яну и добавил: — Какие же вы гордые. Два дурака. Ты сейчас ради него идёшь на такие жертвы и хочешь, чтобы он об этом не узнал. Ничего не выйдет.
На такси Витольд Леонидович отвёз Яну к себе в больницу. По аллейке с высокими тополями они зашагали к невысокому зданию морга, стоящего, как положено, на отшибе.
Витольд Леонидович открыл железную дверь и пропустил Яну вперёд. Она двинулась знакомым коридором и вскоре очутилась в небольшом подсобном помещении, где у патологоанатома стояла микроволновка и находились личные вещи. Витольд Леонидович скрылся и через минуту вернулся в комнатку, держа в руках бутылку коньяка и коробку с пирожными.
— Сейчас еще сыр принесу, — сказал он. — Вчера в больничном буфете взял. Свежий, со слезой. — Он принёс сыр. — Вот ножик, нарежь. — Он положил перед Яной нож. — А пирожные тоже свежие. Угощайся.
Друзья разлили коньяк по маленьким стопочкам, которые тоже нашлись в хозяйстве патологоанатома, закусили сыром, и потекла неспешная беседа.
Через полчаса Яна почувствовала, что ее «отпустило», ей стало легче.
— Как ты думаешь, Мартина выпустят? — спросила она, отламывая ложечкой кусочек пирожного.
— Если не будет заявления от Штольберга, под подписку о невыезде точно отпустят.
А после твоего заявления этот гад еще подумает, писать ему заяву на Мартина или нет.
— Знаешь, какой вопрос меня мучает?
— Понятия не имею.
— Откуда Мартин узнал, что Карл меня избил? Свидетелей-то не было. Кто ему доложил?
— Откуда мне знать? Это можно будет спросить только у самого Мартина.
— Поскорее бы его отпустили, — подпёрла кулачком щёку Яна. — Я уже по нему соскучилась…
Время текло незаметно, два часа промчались, как один миг. Яна всё время смотрела на телефон, в ожидании хоть каких-то новостей. Но телефон молчал. Витольд Леонидович суетился, пытался ее развеселить, но она была, как никогда, печальна.
Неожиданно патологоанатом стал внимательно присматриваться к Яне.
— В чём дело? — спросила она. — Что ты так на меня смотришь?
— Слушай, а ты хорошо себя чувствуешь? Хотя это глупый вопрос в твоём состоянии. Ты это… приляг, в смысле, ложись сюда вот, на кушетку.
— Зачем? Что случилось-то? — не поняла Яна, которую Витольд Леонидович уже почти насильно уложил на кушетку.
— Ты что-то опухаешь, аллергия пошла. Ты что ела?
— Что ты мне давал, то и ела, — огрызнулась Яна и стала ощупывать своё лицо. — Где у тебя зеркало?
Витольд Леонидович принёс Яне карманное зеркальце. Она попыталась разглядеть в крошечном зеркальце своё лицо, но у нее не получилось.
— Целиком не отражаюсь, — сказала она. — А что, я действительно распухла?
— Есть немного… На что у тебя аллергия? На клубнику, верно?
— В свете последних событий — да, на клубнику, — подтвердила Яна.
— Вот дьявол! Пирожные были с клубничным суфле и джемом. Угораздил же нечистый! Сейчас я тебе капельницу поставлю и супрастинчиком уколю.
— Господи, опять! — заволновалась Цветкова. Она поднесла руки к глазам. Один палец до сих пор оставался синим и слегка болел. Яна сразу же сообразила, что если у нее опять начался отёк, то надо в первую очередь снять все кольца. Она неожиданно обнаружила на пальце золотое кольцо с камнем в виде бутона.