Рассказываю об этом я столь подробно не для того, чтобы показать, как суровы бывают любители тривии. Дело в том, что тот случай — единственное в моей жизни событие, которое хоть как-то могло подготовить меня к ощущениям от записи моей первой игры в Jeopardy!.
Минди подвозит меня к западным воротам студии Sony в Калвер-Сити. Когда-то, в золотой век Голливуда, здесь располагались студии MGM. Ряд стандартных домов типовой колониальной застройки, протянувшийся вдоль улицы, — это все, что осталось от старой натуры, на которой Джин Келли пел под дождем.
Пока охранник сверяет данные моего ID со списком, я открываю заднюю дверцу машины, чтобы забрать два комплекта одежды, которые всегда просят иметь на съемке Jeopardy!.
Но одежды нет.
«Минди, куда мы дели мои костюмы?» — спрашиваю я, чувствуя, что темп моей речи возрастает с той же скоростью, с которой нарастает паника в моей душе. Обратите внимание на грамматическую точность использованного в этом случае беспомощно-мужского местоимения «мы».
«Какие костюмы?»
«Не могу в это поверить. Должно быть, я все оставил у Теда!»
Существовала только одна вещь, которую я не должен был забыть, и именно она в настоящий момент висит в гардеробе гостиной моего друга! Я был так поглощен мыслями о предстоящей игре, что всю ночь проворочался без сна, перебирая в памяти свои карточки для запоминания всего на свете. Неудивительно, что измученный бессонницей мозг забыл про две рубашки, два свитера и две пары штанов.
В надежде доставить одежду вовремя Минди срывается с места и несется пешком (дело происходит в час пик) вниз по 405-й улице, бормоча сквозь сбивающееся дыхание страшные проклятия в мой адрес, редко употребляющиеся в среде мормонов. Полусонный, я захожу в автобус, который везет меня вместе с другими двенадцатью игроками к десятому павильону, где установлены декорации для съемок Jeopardy!. История совершается вот здесь на пыльной, холодной, пахнущей чем-то затхлым сцене. Той самой сцене, где Спенсер Трейси играл в «Городе мальчиков», Джуди Гарленд — в «Словах и музыке», а Эрик Эстрада — в сериале CHiPs. Когда мы все собираемся в артистическом фойе, я подозрительно оказываюсь единственным участником, который не нашел, куда повесить громоздкий саквояж. День еще даже толком не начался, а я уже чувствую себя первоклассником, который первого сентября забыл дома коробочку с ленчем.
На первый взгляд, мои будущие соперники выглядят нервозной группой людей, вцепившихся в свои книжки. Сплошь хихиканье по углам и косые взгляды. Но вот в помещение врывается Мэгги Спик. Словно ударная волна отраженного звука от электрогитары, она облегчает всем жизнь, заполнив собою весь предоставленный объем. Точно как тогда, на отборе. Съемочный процесс в Jeopardy! — это игра с нулевой суммой. Логичным образом, чем лучше кому-то удается игра, тем хуже она получается у вас. Цель координатора по работе с игроками в данном случае — сделать так, чтобы заставить умнейших людей Америки забыть об этом очевидном факте. Она не хочет никаких стычек даже в тех вариантах, какие возможны в среде ботаников. Поэтому она старается культивировать отношения товарищества и солидарности, напоминая: «Эй, мы все здесь в одной лодке!» И это работает. Требуется всего несколько минут, чтобы люди начали приветливо общаться между собой.
«Сколько художников-сюрреалистов нужно, чтобы заменить электрическую лампочку?» — спрашивает одна дама у всех сразу.
Желающих ответить нет.
«Трое! Один держит жирафа, другой наполняет ванну часами!» Раздается несколько вежливых смешков. «Ох, вы не представляете себе, как здорово находиться в одном помещении с умными людьми, которые понимают твои шутки!»
Думаю, пройдет еще максимум десять минут, и все начнут наперебой цитировать фразы из скетчей Монти-Пайтон.
Мы садимся за длинный овальный стол и начинаем подписывать необходимые бумаги. Мэгги тем временем долго и с воодушевлением разъясняет нам, зачем эти бумаги нужны.
Мы соглашаемся с тем, что отныне Jeopardy! принадлежит все, что связано с нашем появлением в ее эфире, и что мы не расскажем никому о результатах игр до того момента, пока их не покажут по телевизору (это ориентировочно через три месяца). Я как раз добираюсь до слов «особо тяжкое преступление» и «в соответствии со статьями», когда Мэгги начинает свою лекцию о том, что согласно федеральному уголовному законодательству мошенничество в игровых шоу является преступлением. (Вот это да! Спасибо тебе, «Вопрос на $64 тысячи»!) Благодаря затянувшимся последствиям скандалов в игровой индустрии 1950-х годов мы целый день будем находиться под охраной, иными словами, под наблюдением. Слежка распространится даже на походы в туалет, время и частота которых также станут фиксироваться. По всей видимости, участие в телеигре — серьезнейший вопрос национальной безопасности.
Все утро я наблюдаю за женщиной, сидящей в низком кресле на противоположной стороне комнаты отдельно от остальных конкурсантов. Она мало говорит, сидит со слегка надменным выражением лица и кивает со всезнающим видом в ключевых местах ликбеза от Мэгги. «Это Анна Бойд, — наконец представляет ее Мэгги. — Она победила в последних четырех играх, и на данный момент сумма ее выигрыша составляет… Анна, сколько там?»
«Ох, 84 с чем-то тысячи. Точно не помню», — отвечает она с наигранной скромностью, улыбаясь, как кошка, которая только что разорвала в клочья канарейку. Все свои четыре первые игры Анна выиграла досрочно, или «в основное время», как говорят в Jeopardy!. Это означает, что к финальному раунду она набирала столько очков, что догнать ее можно было только в случае какой-нибудь безумной ставки с ее стороны. В этом, собственно, состоит цель любого игрока в Jeopardy!. Однако я не слышал, чтобы кому-то удавалось ее достичь в первых же четырех играх. Неожиданно Анна обходит любительницу искрометных анекдотов про лампочки в гонке за звание Самого непопулярного человека в комнате.
Итак, сегодня на съемках присутствуют 13 игроков, что человеку, не очень близко знакомому с форматом Jeopardy! может показаться на десять больше, чем нужно. Но на самом деле Jeopardy! записывает сразу пять игр (то есть одну неделю телепоказа) за один съемочный день. Отсюда требование иметь с собой полную смену одежды. Если ты выигрываешь игру, у тебя нет времени упиваться победой, позвонить мамочке или совершить ритуальный танец в манере Террелла Оуенса. Ты вместе с Алексом торопишься за сцену в костюмерную, само собой, каждый в свою, чтобы переодеться. Застегнув все пуговицы на рубашке и повязав галстук, ты тащишься обратно в декорации, чтобы начать все сначала. В неизменно оригинальном и остроумном приветствии Алекс делает вид для телезрителей, что прошло 24 часа. («На вчерашнем шоу, друзья, — это ведь должно было быть вчера, не правда ли, не десять минут назад, потому что, как видите, на мне синий галстук, а вчера, как свидетельствуют эти фотографии, я был в темно-бордовом…») Пять съемок подряд измотают любого. Поразительно, но, если верить Бобу Бодену, во времена расцвета «Пирамиды» Дик Кларк умудрялся записывать аж по десять шоу в день.
Сюзанна Тербер, главный координатор Jeopardy! напоминает правила игры, после чего нас всем скопом в первый раз выводят из фойе и вверяют администратору Джону Лодердейлу, который показывает нам студию. Вживую студия выглядит немного меньше, чем на экране. Наверное, это происходит за счет фанеры и голубого пластика в декорациях, которые визуально добавляют футов десять. Я засматриваюсь с открытым ртом на сложный комплекс соединений световых приборов и камер и впервые ловлю себя на мысли, что от значительного шанса выставить себя идиотом по национальному телевидению меня отделяют всего несколько часов. Тут меня начинает охватывать паника, как во время прыжка с парашютом. Я делаю глубокий вдох и стараюсь выглядеть спокойным.
Джон загоняет нас за подиумы и демонстрирует, как пользоваться ручкой-сенсором, которой нам предстоит записывать свои имена, а также ответы в финальном раунде. Затем мы по очереди играем тренировочную игру. Она служит техническим траком для телегруппы, а также для того, чтобы мы научились обращаться с хитрым устройством кнопок — возможно, решающим элементом для итоговой победы в игре. Видя по телевизору, как стол раз за разом зажигается у одного и того же игрока, зачастую думаешь: «Эй, а что тут делают оставшиеся двое?» Или того хуже, видишь игрока, который ожесточенно, аж подпрыгивая, но совершенно бесплодно лупит по кнопке, и думаешь: «Расслабься, умник, здесь тебе не танцпол». Но впечатление, что только один из игроков знает точный ответ на каждый вопрос, — иллюзия. Каждый человек, попадающий на Jeopardy! проходит горнило труднейших испытаний. В результате почти все игроки знают ответы почти на все вопросы. Происходящее на экранах — зачастую результат того, что игрок с хорошей реакцией и координацией раз за разом опережает других игроков на миллисекунды. Мастерство игрока в Jeopardy! — это во многом правильная техника и быстрота при нажатии на кнопку, а кнопка — это жестокая и непостоянная любовница.
Вот как она работает. По правилам вы не можете нажимать на кнопку в тот момент, когда поняли, что знаете ответ на вопрос. Когда Алекс Требек заканчивает зачитывать формулировку, один из членов съемочной группы включает специальный тумблер, который зажигает ряды лампочек по обеим сторонам игрового табло и под ним. Только в этот момент можно и нужно нажимать на кнопку. Если вы делаете это до светового сигнала, ваша кнопка блокируется примерно на пятую долю секунды. Казалось бы, мелочь, но этого времени достаточно, чтобы кто-то из ваших соперников вас опередил. Таким образом, слишком раннее нажатие оказывается столь же фатальным, сколь и слишком позднее. Здесь есть одна тонкость — так же, как при правильном замахе бейсбольной битой или теннисной ракеткой. Этой хитрости меня научила книга «Как попасть в Jeopardy! …и победить!», а также многочисленные просмотры игры дома. Состоит она в том, что на лампочки можно вообще не обращать внимания. Просто дождитесь последнего слова вопроса, озвученного Алексом, затем выждите определенную паузу длиною, скажем, в один слог, достаточную для того, чтобы оператор переключил свой тумблер, а уж затем молотите по кнопке, как сумасшедший.