Спускаюсь вниз. Дом встречает меня абсолютной тишиной, которая напрягает, конечно, но не то чтобы сильно. Я ненадолго замираю и снова прислушиваюсь, удерживая себя за поручень длинной лестницы. Мне нужны силы, нужен дух, чтобы взять себя в руки и нести в массы с гордостью. Только наедине с собой я могу позволить себе медлить и быть слабой, униженной женщиной. Только наедине с собой.
Но это время быстро кончается. Я сама его у себя отнимаю, потому что хватит. И вообще. Не в моем положении быть такой расточительной…
Иду сначала в гостиную. Мои каблучки отбивают тихий стук, который уходит словно под свод этого особняка, возвращается обратно в меня и говорит: ты здесь одна. Одна. Одна…
Тревога разбивается о легкие, ошпаривая их огнем. Я действительно одна, а Надии нет нигде…ее нет! И меня окатывает паника. Я замираю посреди пустой столовой, озираюсь, не могу сдержаться. Руки начинают подрагивать, паника разбивает мое притворное спокойствие, как кегли в боулинге сносит самый настоящий профессионал. Где она?! Где моя дочь?! Господи…
Я думала, что он не такой. Неужели это очередной приступ наивности? Неужели…
- Госпожа? - резко оборачиваюсь на голос Али.
Он останавливается в дверях и хмурит брови, придерживая откосы крупными, сухими ладонями. Смотрит на меня пристально. Уловил. Прочитал. Увидел…
Да и как не заметить? Я дышу часто, почти плачу, обхватывая себя трясущимися руками.
- Где…где она?
Али все понимает сразу, по взгляду это видно сразу. Может быть, если бы он хотел?…Но он не хочет спрятать. Какой в этом смысл?
Слабо улыбается и слегка указывает подбородком в сторону заднего выхода из дома, где у нас разбит небольшой садик.
- Все хорошо, госпожа. Она на улице.
Я шумно выдыхаю и тоже не прячу облегчения, но когда прохожу мимо него быстрым шагом, Али тихо говорит.
- Вам не о чем переживать. Он никогда не обидит вашу дочь. И вас.
Хочется смеяться, но это не веселье, тем более не радость. Это истерика! Он не обидит…а то как же. Да. Я верю. Я же не сбила руки в кровь, снимая эту лапшу со своих ушей. Нет, это была не я.
Ничего не говорю, проношусь мимо, как вихрь! Но когда вырываюсь на небольшую террасу, застываю. Мне открывается картина, которую я никак не ожидаю увидеть…
Надия бегает в своей маленькой, розовой шубке и хохочет. Рядом Мариам. Она улыбается, кивает, пока дочь что-то говорит, но говорит она не ей. Ему. Малик нависает над малышкой черной, густой тенью, внимательно смотрит ей в лицо, потом указывает в сторону и что-то отвечает.
Господи…он ей отвечает. Он с ней общается.
Наверно, я выгляжу, как сумасшедшая? Малик ее отец! В конце-то концов…но не поймите неправильно. Это для нас редкость. Он очень редко проводит время с дочерью, особенно не тратит его в середине дня! На что? На девчонку, которая лопочет что-то, что он даже, уверена, не понимает до конца? Какой в этом смысл?
А действительно. Какой? Я не понимаю. Малик все еще держит с ней дистанцию: руки в карманах, напряжен достаточно сильно, чтобы я могла считать это даже на расстоянии, но он рядом. Внимательно ее слушает и отвечает.
Охренеть. Мир, похоже, перевернулся. А может быть, я вчера просто умерла? Как вариант. Меня же явно траванули, и вполне вероятно, все, что я помню — просто агония перед смертью…
- Мамуля!
Надия кричит громко настолько, чтобы спугнуть всех птиц в округе. Они поднимаются целой стаей, и я слышу, как хлопают их крылья, но сама смотрю на дочь. Она несется в мою сторону, как маленький медвежонок! Варежки болтаются на веревочках и постукивают по ее маленьким предплечьям. Красные щечки пылают вместе с ярким-ярким взглядом, от которого сердце сжимается. Потому что я знаю его причину. Понимаю. Моя девочка так реагирует не на пушистые сугробы, и даже не потому что только что соорудила кособокого снеговика, который печально склонил голову к земле, будто бы вот-вот ее лишится. Нет. Она всегда так сияет, когда Малик обращает на нее внимание.
Как я.
Такая же, как я…тянется к нему, жаждет его внимания, а когда он дает ей эти крохи, бережно хранит и горит от них, будто он дал целый завод по выработке тепла для всего города.
Это больно.
И печально, само собой…Видимо, наивность передается по наследству…
Проглатываю тяжелые мысли, присаживаюсь и раскрываю объятия, в который через мгновение врезается моя крошка. Она что-то говорит. Очень-очень быстро наговаривает о том, как провела половину дня без меня, жестикулирует, но я не слушаю. Просто знаю. Я знаю, как ей будет больно, когда она вырастет и начнет все понимать…
- Ты хорошо выглядишь, - звучит его тихий голос.
Открываю глаза и бросаю на него короткий взгляд. Малик нависает теперь не только над дочерью, но и надо мной. Оказался близко быстро, подскочил буквально! Будто черт из табакерки, чтоб тебя. А я даже не заметила.
Ничего ему не отвечаю. Натягиваю на лицо улыбку, чтобы не расстраивать дочь, потом мягко стираю с ее щечек снежинки и спрашиваю.
- Какой у тебя красивый снеговик получился, малыш…
Она кивает в ответ и с восторгом на своем детском диалекте докладывает:
- Это мне папа помог!
Сомневаюсь. Нет, серьезно. Малик? Лепит снеговика? Очень смешно. Скорее всего, он просто стоял рядом, но моя наивная девочка решила, что он ей помог. Как я когда-то решила, что он меня любит…
- А ты кушала? - меняю тему, на которую рапортует Мариам.
- Она хорошо поспала, потом мы перекусили и вот. Гуляем.
Я киваю. Это отлично.
Поднимаюсь на ноги, продолжая прижимать дочь к себе одной рукой.
- Спасибо вам, Мариам. И простите, что на вас свалилась забота о ребенке. Я знаю, что это не ваши обязанности…
- Ой, не думайте об этом, госпожа! Мне только в радость.
- Как ты себя чувствуешь?
Малик перебивает наш разговор, поэтому я морщусь. Так и хочется его одернуть, но…нет. Тормози. Не ломай такую хорошую игру…
- Нормально, - бросаю сухо, потом опускаю глаза на малышку и спрашиваю, - Малыш, а как ты смотришь на то, чтобы прокатиться? М?
- Куда ты собралась?
Снова он. Сейчас супруг для меня, как красная тряпка для быка, поэтому не ломать хорошую игру сложно. Я реагирую слишком остро. Будто он пульпит, а не любимый человек.
Да он и не любимый. Идиоткой надо быть, чтобы любить его дальше, после всего, что он сделал!
Морщусь снова, одариваю его взглядом, который при желании легко можно было бы использовать, как оружие массового поражения, молчу. Не хочу ему ничего говорить! и вообще лучше рот не открывать, ведь я совсем не уверена, что не скачусь в обвинения и мат. При ребенке такое недопустимо.
Малик считывает мое настроение моментально. Судя по его насмешке, которая появляется в уголке губ, ему это даже нравится. Чертов мазохист. Он переводит взгляд на Мариам и слегка кивает.
- Погуляете еще? Нам с супругой нужно поговорить.
- Конечно, господин.
Мариам берет Надию за ручку и ведет ее обратно к печальному снеговику под предлогом того, что нужно надеть ему на башку ведро, найти камушки и использовать морковку. Меня же берут под руку совсем другие впечатления, которые обещают быть незабываемыми, твою мать…
Малик заводит меня в дом, как узницу какого-нибудь Черного дельфина! То есть под неусыпным контролем и абсолютным «только-попробуй-дернуться».
Ощущаю жгучий протест. Кто бы знал, каких усилий мне стоит не вырываться! Лишь благодаря логике и, чего скрывать? Страху перед неизбежным! Я держу себя в руках. Мне сейчас нельзя показывать свой характер. Мне нужно в город! А если я начну, он меня туда точно не отпустит. Сто процентов! Просто из вредности! Но не отпустит…
Когда прозрачная дверь закрывается, мы остаемся одни на кухне. В доме все так же тихо, будто все вымерли…интересно, где его самочка? Выпрыгнет сейчас из-за угла и окатит меня очередным презрением и насмешками? А что? Вчера я дала много поводов, пусть это был и не мой выбор.
- Еще раз. Как ты себя чувствуешь? - спрашивает тихо.
Слишком близко.
Его дыхание касается моих волос, и это снова мурашки. Это снова воспоминания, которые я не хочу помнить…
Нет, я точно идиотка. Ну, ничего. Все женщины идиотки, когда любят. Однажды это обязательно изменится, мне бы лишь ухватиться за возможность…я ее обязательно найду. Найду! Клянусь…
- Я же сказала. Нормально.
Забираю свою руку обратно себе максимально аккуратно, потом делаю шаг назад. В доме так тихо, что я слышу, как хрустят половицы под моими ногами.
Мы продолжаем молчать.
Он нагнетает? Да. Совершенно точно. Смотрит пристально, не отпускает ни на одно мгновение! Даже дистанция тут ничего не решает. Между нами есть расстояние, но его как будто бы нет, и за это…за это я его ненавижу еще больше.
- Ты понимаешь, что вчера произошло?
Окатывает злостью еще больше! Я бы предпочла сделать вид, что ничего. Я бы предпочла никогда не вспоминать! Но он хочет докопаться до сути, поэтому мы будем вспоминать и не будем делать вид, что этого не было.
Разумеется…
- Я не хочу это обсуждать, - цежу холодно.
Малик издает тихий смешок.
- Разумеется. Дай угадаю, я тварь?
- А нет? - бросаю на него взгляд с вызовом, хотя знаю, что нельзя!
Господи. Не ведись ты на его провокацию! Но это похоже на содранную болячку. Корочки больше нет, а кровь сочится ядом…
- Ты воспользовался ситуацией! Ты…
Малик делает на меня шаг и прижимает к кухонному островку, продолжая улыбаться. Не злится. Потешается…
- А ты действительно рассчитывала, что я не приму то, что ты захочешь мне дать?
Вопрос звучит, как риторический, потому что нет. Не рассчитывала, на самом деле. Он не станет отказываться, как нормальный человек, ведь он ненормальный человек. Эгоистичный кусок дерьма! Слишком любит себя, слишком ценит собственное я, чтобы оставить место для мыслей о других людях.
- Нет, - говорю тихо, - Не рассчитывала.