- Я работал, - вырывает из мыслей Малик, я отвожу взгляд.
Мне плевать.
Мне плевать.
Мне плевать…
Желудок скручивается в протесте. Нихрена мне не плевать! Я полночи боялась, что его арестовали, бродя по особняку, как призрак. Прыгала на окна. Идиотка…
Вторую половину горела от ревности, когда заставила себя лечь в постель. Сна не было вообще. Я смотрела в потолок и представляла себе образы, которые не хочу больше никогда видеть, но вижу. В последнее время они стали еще более яркими. Все виноват стресс. От него я стала дерганой, а воображение заработало на весь миллион процентов.
Слишком много эмоций.
Слишком большой накал.
Я хочу уехать побыстрее из этого дома, из этой страны, а лучше с этой планеты, конечно, но ладно. Ограничимся сменой страны. Этого должно быть достаточно, чтобы никогда больше не…что? Из груди вырывается горький смешок. Чтобы что, Лили? Чтобы его забыть? А то как же. Удачи тебе в этом, прекрасная. Удачи.
- Лили…
Малик делает на меня шаг, но я не хочу ничего слышать. Встаю и прохожу мимо него. Мне не нужны оправдания, не нужно вранье или правда. Я больше не хочу разбираться. Я просто хочу, чтобы все закончилось побыстрее.
Стук моих шпилек разносится по мраморной лестнице нашего дома. Я спускаюсь и захожу в гостиную, где мой отец играет с Надией.
В этом году не было никаких шумных вечеринок, приемов, встреч с партнерами и «важными шишками». Тихо и по-семейному. Так решил Малик, когда услышал, что папа хочет забрать Надию после новогодней ночи. Сказал, что будет проще сделать это от нас. Я рада. Все складывается как надо. Второго января Малика арестуют, и моего ребенка тут быть не должно.
Второго января все закончится.
Второго января и я покину эти казематы, чтобы больше никогда не вернуться.
Второго января я стану свободным человеком. Физически. У меня будет новое имя, новая история, новая жизнь. Разводиться — не вариант, да и зачем? Как только на нем защелкнут наручники, я покину Россию. Отец «по-тихому» продал свой бизнес старому другу, а потом арендовал самолет. Все уже схвачено, осталось только дожить…
Прикрываю глаза на мгновение, а потом смотрю на Багира. Он сразу отводит взгляд в огонь камина, и мне кажется, что злится. Хотя нет. Мне просто кажется. Но на секунду, признаю, дико страшно, что он что-то знает.
Это тоже ничего.
Я с этим свыклась. Мне постоянно страшно после передачи флешки, ведь кажется, что все слишком удачно складывается, чтобы быть правдой…
- Ты так быстро убежала, - Малик подходит сзади и обнимает меня, уложив руку на живот, - Я не успел сказать тебе, что ты сегодня невероятно красива.
По коже бегут мурашки.
Я прикрываю глаза и откидываюсь на его грудь. Пока няня хлопочет рядом с малышкой, а Мариам накрывает на стол, я позволяю себе отпустить напряжение. Злость. Обиду. Ненависть. Весь свой деструктив, и не потому, что слабая или передумала. Просто это в последний раз…
Наш последний Новый год вместе.
Касаюсь его пальцев нежно. В носу снова колет, а сердце сжимается так сильно, что мне кажется, будто оно вот-вот лопнет.
Господи, как же это больно…
Малик наклоняется и ласково целует меня в плечо, а потом проводит щекой по моим волосам и шепчет что-то на своем языке. Не знаю, что это значит, но очень красиво…и как будто бы нежно. Как будто бы бесконечно трогательно, пусть я ничего и не понимаю…
Какая разница?
Сейчас мне нет дела. Я в своем безумии по этому мужчине позволяю себе снова увидеть в нем нежность, которой нет. Это опасно. Знаю. Но быть с ним в принципе опасно…даже просто смотреть…Такие, как он, ослепляют. Они поселяются в твоей душе и навсегда там останутся. Просто кто бы что ни говорил, это так. Аксиома. Смирись. Мы мечтаем о сказочных принцах с правильными поступками и системой твердых ценностей, а отдаем себя без остатка подонкам и сволочам. Я не знаю, почему так. Почему, чем хуже мужчина, тем бесконечней любовь?…
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
Средь обольстительных сетей.
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.*
И все как будто бы по канону. Что ж, Александр Сергеевич, вам бы хотелось узнать, что вы были когда-то правы. Даже слишком…
- Все готово! - Мариам заходит в гостиную, сияя, - Прошу к столу.
Мы с отцом встречаемся взглядами, и мне так стыдно перед ним. Не за то, что он видит, что его девочка взрослая уже, а за то, что он чувствует мою любовь к предателю и убийце. Я опускаю руку, отстраняюсь от Амоева и натягиваю на лицо улыбку.
- Надеюсь, вы сядете с нами.
- Госпожа…
- Нет, нет. Никаких отговорок, пойдемте. И вы, Али. Я хочу, чтобы мы все сегодня отметили Новый год.
Так это и происходит. Мы усаживаемся за стол, за которым есть тепло. Улыбки. Разговоры. Наши сотрудники радуются, но для меня они больше, чем сотрудники. Я смотрю на хорошо знакомые лица и улыбаюсь. На языке приторно-горький вкус…завершения. Впервые я чувствую, как один год сменяется другим. Это происходит впервые! За всю мою жизнь. Наверно, раньше такого никогда не было, потому что не было разительных перемен и осознания, что это просто финиш.
Наверно, да…
Перевожу взгляд на Малика, он молчит. Он всегда молчит, а сейчас я как будто бы слышу его мысли, точнее, чувствую их тяжесть. Слегка придавив указательный палец к виску, он также слегка улыбается, наблюдая за нашими гостями.
О чем ты думаешь? Что ты думаешь? Что у тебя в голове и на сердце? И зачем я задаю эти вопросы? Уже неважно…
Прости меня.
За то, что я сделала, но по-другому я не могла. Прости меня…
Я слегка касаюсь его руки, и Малик резко переводит взгляд на меня. Это взрыв. Это бесконечное количество эмоций. Это все и ничего…
Бьют куранты.
Наши гости вскакивают, поднимая бокалы. Надия радуется. Сегодня впервые ее не уложили спать, а позволили встретить Новый год со всеми.
Интересно, она будет спрашивать о нем?…
Нет, не думай об этом…
Я встаю, чокаюсь шампанским, улыбаюсь, а потом выпиваю весь бокал в надежде потопить боль на дне себя.
Пузырьки танцуют в горле.
Чувствую, как моей руки снова касается его горячая, сухая ладонь, и поднимаю глаза. Малик делает ко мне шаг. Он смотрит так, будто бы хочет пробраться в мою душу, а я отвечаю, будто бы эта душа открыта.
Он слегка усмехается каким-то мыслям, потом убирает волосы с лица и подцепляет подбородок пальцами, а когда приближается, шепчет мне в губы.
- С будущим годом, мой ангел.
Морщусь. Звучит неуместно, при этом чертовски пророчески. Это действительно так. Меня теперь надо поздравлять с будущим. Мое прошлое делает последний вздох...
- С Новым годом, Малик…
Уголок его губ вздрагивает, но это уже неважно. Он тянется ко мне, чтобы через мгновение наказать меня снова.
От этого поцелуя подгибаются ноги. От него уносит. От него мурашки и сердце на разрыв…
Ты просто знаешь, что на такой поцелуй больше никто неспособен. И никогда не будет способен. Никогда…
Так просто не бывает.
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.**
***
- …С тобой все точно нормально? - тихо спрашивает папа, и когда я смотрю ему в глаза, то вижу совершенно другой вопрос.
Ты не передумала?
Мне нравится, что он дает мне свободу выбора, хотя сейчас она и неуместна. Мы говорим шепотом. Над нами играет луна, а вдали гремят салюты. Папа увозит мою малышку, которая успела открыть только два подарка. Конечно же, она выбрала те, что принес ей Малик, и сейчас, посапывая в детском кресле, прижимает к груди пушистого медведя. Она никогда не отпустит его больше. Теперь это будет ее любимая игрушка.
Она навсегда будет связывать ее с ним, ведь он сидел рядом, а потом взял ее на руки и крепко-крепко обнял. Такое бывало настолько редко, что я уверена, Надия навсегда запомнит этот момент, даже если не будет помнить, что ей помнить.
Я точно не избавлюсь от этого образа. Он шрамом проходится по моей душе и заставляет думать, что я — самая конченная сука из всех, кто когда-либо жил на этом свете.
Веду плечами, посильнее кутаюсь в шубу и опускаю глаза. Мы играем роль. Никто не должен догадаться, что напряжение между нами спало. Малик хотел, чтобы это было так. Он прямо не сказал, но намекнул — это вторая, а может быть, даже главная цель, которая сподвигла его пригласить отца к нам в дом на Новый год.
Он хотел, чтобы мы помирились.
И даже если я себе это снова придумала, все равно ненавижу его еще больше за такой, казалось бы, милый и даже нежный жест. Незримое доказательство любви, которой нет.
- Все нормально, - отвечаю холодно, а потом поднимаю глаза, в которых, знаю, плещется много эмоций.
Абсолют моих эмоций, если быть точной.
- Все в силе, - продолжаю тихо, - Мы с Маликом заберем Надию через три дня.
Папа все понимает. Он вздыхает, изображая из себя человека, который до бесконечного устал от детских капризов, а потом кивает.
- Хорошо, но я все равно хотел бы провести с ней побольше времени. Может быть, ты передумаешь?
- Этого уже достаточно, отец. Не думай, что я что-то забыла.
Он слегка улыбается и кивает.
Вот и все.
Мы не обнимаемся и не прощаемся. Папа садится в машину, бросает на меня последний взгляд и отъезжает.
Тяжело ли? Безумно...
Я стою посреди ничего. Холод, снег, луна и салюты, но главное — два красных габарита его машины, на которой увозят мою девочку.
Знаю, что так надо.
Так надо…но это тяжело.
Прикрываю глаза, чтобы не заплакать. Выдыхаю пар изо рта и поворачиваюсь к дому. Он единственный без украшений и огней. Одна только гостиная слабо мерцает во тьме Новогодней ночи, что вдруг стала еще темнее…