- Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила, Лили.
- Что?
- Я все тебе прощу. Все с рук спущу. Кроме одного.
- Че…
Перебивает собственный, звонкий визг. Малик резво встает и укладывает меня на лопатки, а сам нависает сверху. Упираясь руками в постель по обе стороны от моей головы, он проводит носом по моей щеки, добирается до уха и глухо, горячо шепчет.
- Никогда не смей даже задуматься о том, чтобы позволить себя коснуться кому-то, кроме меня. Ты поняла, Лили? Никогда.
- Почему ты это говоришь?
- Потому что ты должна это знать. У тебя нет индульгенции на все. На многое — да, но не все. Попробуешь — я тебя накажу.
Возмущение взрывается острым огнем под кожей. Фыркаю, упираюсь руками в его мощную грудь, но Малик тут же перехватывает мои руки за запястья и прижимает их к постели.
А потом целует.
Это очередной, «тот самый» поцелуй, от которого ты вся превращаешься в один сплошной нерв. Твоя одежда сгорает. Кожа на разрыв тянется, и что-то внутри тебя тянется к нему.
Ты снова падаешь.
Стонешь, извиваешься и просишь «еще», а он дает тебе все, что может. Грубыми толчками, рыками, заполняет каждую темную часть твоей души, и когда ты подходишь к грани, ничего уже не важно.
Так было и в этот раз.
Я прижималась к нему всем телом, оставляя на его кожи свои поцелуи, укусы, тихий шепот. Не помню, что именно я ему говорила, но знаю, что это было искренне.
Мне так безумно жаль, что между нами все сложилось плохо…
Мне так жаль, что любить тебя невозможно. И ты не любишь в ответ. Хотя сейчас между нами и есть любовь. Ты ее не признаешь, я знаю, но она есть, потому что она вся — моя.
Я люблю тебя, Малик. Люблю…и мне так жаль, что мы никогда не будем в одной плоскости, чтобы любить вместе…
В конце я лежу на его груди и снова плачу. Потому что это было в последний раз, и второго января все закончится. Мы разорвемся на части. Будешь ты, буду я, но не будет нас. Даже таких неправильных и диких. Какая разница? Больно будет все равно, и я никогда не забуду ни одно мгновение рядом.
Я пронесу их в своем сердце до конца времен…
Мне так жаль.
Он обнимает меня, оставляет поцелуй на макушке. Долгий, и пусть до безумия нежный. Я хочу так думать, потому что мы прощаемся…
- Я хочу тебе кое-что подарить, - вдруг шепчет он, а я хмурюсь.
- Ты уже подарил.
- Это так. Хочу кое-что другое. Погоди, мой ангел.
Малик встает, оставляя меня на постели, а потом садится и отодвигает ящик своей прикроватной тумбочки. Через мгновение мне на живот падает маленький мешочек, и я хмурюсь, но когда поднимаю глаза, его уже нет.
Точнее, он есть. Просто отходит слишком далеко, и мне снова холодно…
Я смотрю Малику в спину. Он стоит у окна, уперевшись в него ладонью. Молчит. Я беру мешочек.
Что там? Легкий...
На ладонь падает темная цепочка. Я не рискну включить свет, но на ощупь понимаю, что это подвеска, а по наитию чувствую, что она не такая, к какой я привыкла.
- Она без шика, никаких бриллиантов. Это обсидиан. Раньше верили, что он добавляет энергию земли и поглощает дурные намерения. Пусть этот камень всегда будет рядом с тобой, Лили. Не снимай его, хорошо? Помни…эту ночь.
По коже проходятся мурашки. Я бережно поднимаю подвеску к лунному свету и вижу, как красиво камень ловит блики. Черные, густой, глянцевый. В середине небольшого, грубого сердца, которое сделано из темного металла. Будто бы вручную…
- Очень необычное украшение.
Малик хмыкает и кивает.
- Я сделал его сам.
Рука падает на живот, а в глазах опять встаю слезы. Зачем ты меня так мучаешь? Зачем говоришь? Почему ты начал говорить только сейчас?! Боже…
Тихо.
Никаких эмоций. Не смей. И никаких вопросов, об этом тоже забудь. Хватит. У тебя их миллион? Знаю, отлично. Похорони их под плинтусом собственной души, чтобы потом не сгореть дотла, когда настанет время.
- Спасибо, - выдавливаю, он наконец-то возвращается к постели, жестом предлагая свою помощь.
Я киваю. Сажусь и передаю кулон в его руки, а потом поворачиваюсь спиной.
Он ложится на мою кожу, как родной. Жжет ее, но в основном греет… как моя любовь. И жжет, и греет. Уничтожает и воскресает. Заставляет страдать и радоваться. И так до бесконечности в квадрате…
Мы прощаемся навсегда.
Я понимаю и режусь об эти мысли, а я не хочу и не могу себе позволить резаться сейчас. Смотрю на него, кладу руку на щеку и глубоко целую. Еще один последний раз, который не поможет мне разобраться в той тонне непонятных эмоций, но поможет не разбираться сейчас. Это еще один ворованный миг у реальности.
И я в нем растворяюсь…
«Второе января»
Лили
Это был совершенно другой этап моей жизни, и все в ней теперь по-другому.
Первое января я просто проспала. Обычно этот день был особенным. Мы с Надией просыпались, спускались вниз и открывали подарки, а Малик сидел у камина и попивал скотч. Я любила этот день, потому что он был спокойным. И счастливым. Очень-очень счастливым.
Никаких дел, встреч, никаких партнеров, телефонных разговоров и «господин, нам нужно ехать». Только мы втроем. Малика никто не отвлекал, и он принадлежал только нам, даже если просто сидел в кресле и смотрел на нас издалека.
Мне было этого достаточно.
После завтрака мы шли гулять. Я любила этот день, потому что первого января почти никого нет на улице, а будто бы во всем мире. Малик занимался с дочерью: катал ее на санках или просто держал на руках, это было тоже неважно. У меня есть пара самых моих любимых фотографий, и почти все они сделаны первого января. Сияющий миг, когда я на сто процентов могла бы назвать нас семьей… Когда Надия ложилась спать, я приходила к нему и садилась на колени, а потом мы долго просто молчали. Но это не сковывало…я слушала его дыхание, биение сердца, и мне снова было достаточно. Просто чувствовать его рядом — хватит; просто касаться — хватит; просто…быть с ним…хватит.
А в этом году все иначе. Я спала весь день, его не было дома. Мне не хотелось думать, чем он занимается. И вообще не хотелось думать. Я спала, чтобы сбежать, а когда он приехал поздней ночью, сбежала, как только он заснул.
Словно призрак я бродила по нашему особняку и прощалась…
С комнатами, темными коридорами, закоулками и тайнами. В последний раз сыграла на рояле…
И это было больно.
А сейчас еще больнее…
Я сижу на нашей постели и стараюсь не развалиться на части. Полностью собранная, готовая, я жду. Жду и разрываюсь от стыда, боли, печали и тоски. От ненависти и любви. От точки невозврата до этого момента…
БАМ-БАМ-БАМ!
Громкий стук во входную дверь говорит одно: время пришло.
Я шумно выдыхаю и трясу дрожащими, промокшими от волнения ладонями.
Время пришло…
Оно так быстро пролетело, и я так не хочу выходить из спальни, где быть не хотела всего пару месяцев назад.
За окном идет снег.
Солнца не видно.
Тучи…одно серое небо и бесконечный снег, который падает будто бы весь разом на меня.
Настолько тяжело…
Мне требуется пару мгновений, чтобы подняться. Потом я уже робот. Беру свою сумку, выдыхаю и иду к двери.
Кольцо остается лежать на столе, и больше оно не блестит так же красиво, как блестело в самом начале.
- … Следак, ты окончательно попутал берега, - слышу голос Малика, жмурюсь, когда Орехов в ответ издает смешок.
- На этот раз я не с пустыми руками, господин Амоев.
Шуршание. Я выглядываю из-за угла и вижу, что он сунул Малику какие-то бумаги. За его спиной стоят пять сотрудников полиции в серых формах. С ними собаки. Возможно, это еще не все. Возможно, за дверью нас ждет целая армия, и как сложно дышать, когда ты понимаешь, что именно твоими руками были открыты двери в вашу крепость.
Ты предала.
Это ты…
Боже…
Прижимаюсь лбом к стене и стараюсь не зарыдать.
Прости меня. Пожалуйста, прости меня, больная моя любовь, но у меня не было другого выхода…
- Амоев Малик Арсланович. Вы арестованы по подозрению в совершении коррупционных действий особо крупного размера, в продаже и хранении наркотических средств и оружия. В подозрении совершения рэкета, грабежа, шантажа и угроз. В подозрении на убийство должностных лиц и…
- Харе,- рычит Малик, - Этой бумажкой ты можешь подтереться.
- Не в этот раз. У меня есть доказательства.
На губах Орехова расползается гадкая улыбка, а Малик ловит ступор. В этот момент я дико сомневаюсь, что поступила правильно, но…нет. Нет. Нет. Не смей сомневаться…
Жмурюсь до рези в глазах, потом выдыхаю и отстраняюсь от своего места. Делаю шаг. Первый — сложнее всего, а потом иду на автомате.
Малик резко поворачивает голову и хмурится.
- Лили, иди в спальню. Это…
- Это все правда, - говорю тихо, глядя ему в глаза.
Малик выгибает брови. Молчит. И я знаю, что он уже все понял, но не могу не сказать…
- У него есть доказательства, Малик. Я их передала.
В прихожей повисает гробовая тишина. Она звенит почти минуту, а потом прерывается рычанием. Багир резко подается вперед и орет:
- Ты — сраная шлюха!
Его скручивают первым. Ненависть становится гуще. Его, Али, Элен, которая вышла из гостиной и теперь прожигает меня взглядом. Но это все ничто. Они — ничто по сравнению с тем, как на меня смотрит Малик.
Там боль и неверие. А потом только злость и ярость…
Я тоже злюсь. В моменте ловлю дикое состояние злости, хотя на самом деле мне просто страшно…мне грязно, гадко, мерзко, и я себя ненавижу.
Я всегда буду.
Но сейчас я злюсь.
Горячие слезы скатываются с глаз, я быстро стираю щеки и мотаю головой.
- Не смотри на меня так. Ты сам виноват. Только ты в этом виноват!
Мой голос звенит, разбиваясь о стены и возвращаясь в меня еще больше волной ненависти. Выдыхаю смешок и киваю пару раз.
- Наверно, ты не ожидал. Правильно. Тупая жена, которая просто не способна ни на что, кроме как сидеть и молчать. Сносить