— Гарши! — негромко позвала я, понимая, что без помощи духа мне не обойтись. Не особо, впрочем, надеясь на то, что он откликнется. Помнится, даже архивариус не сразу смог его дозваться.
Но дух мгновенно выступил из стены — правда, из противоположной той, в которой не так давно исчез.
— Чем могу быть полезен? — хитро улыбнувшись и обнажив при этом острые зубы, спросил Гарши.
— Мне… нужна помощь, уважаемый дух. Но… сложно объяснить, какого толка.
— А вы попытайтесь. Хотя бы в общих чертах.
— Мне нужны сведенья о манускриптах, вывезенных из пещер…
— Что-то определённое или в общем? — уточнил дух, проведя тонкими пальцами по стене и та, подёрнувшись дымкой, исчезла, открыв небольшую нишу, в которой стояло несколько толстых книг.
— В общем! — воспрянув духом и надеясь, что всё не так плохо, как казалось на первый взгляд, немедленно ответила я.
— В таком случае вам стоит полистать вот эту опись. Она составлена одним из монахов, которому посчастливилось пережить нападение. Если и искать, то только здесь, — с неожиданной для такого маленького роста силой дух вытащил книгу и хлопнул ею о низкий стол; щёлкнул пальцами — и рядом тут же появилась пара стульев с мягкой обивкой. — Здесь есть практически всё — и даже с рисунками-иллюстрациями.
— Не знаю, как вас и благодарить!
— Это моя работа, мисс, — снова задрав нос, заметил Гарши.
Я осторожно присела на стульчик и раскрыла книгу.
Мелкий почерк, перечни и иллюстрации. Да и сам каталог толщиной был, как свод законов королевства. Хотя нет, свод, кажется, был поменьше.
В общем, работы здесь даже не на несколько часов, а на несколько дней.
— Пфу-у-у! — тяжело вздохнув на сотой странице и уже теряя надежду что-либо обнаружить, вздохнула я. — Боюсь, что даже если здесь и есть то, что я ищу — то уже пропущу это из-за усталости.
Я не жаловалась, просто констатировала факт.
Дух никак не прокомментировал мои слова. У него в руках появилась метёлка из перьев островной птицы хуар, и он невозмутимо стал смахивать пыль с амфор, книг, выглядывающих из специальных ниш, со свитков…
А я снова вернула всё внимание каталогу.
И как ни удивительно, но уже через несколько страниц, совершенно не надеясь на успех, я таки наткнулась на картинку, изображавшую тот самый тубус с манускриптом, который я так неосмотрительно увела из дома Мейрингов.
Слава матери Окаш! Теперь я хоть могла понять, что именно ищет тот человек из тумана.
Напротив рисунка мелким почерком было выведено: «Обряд разрыва связи Хранителя и рода. Умерщвление Хранителя без поглощения. Использовалось в случае, если носитель лишался права на связь»…
— С ума сойти! — прошелестела я, чувствуя, как немеют от нехорошего предчувствия пальцы.
Вот только зачем оно ему? Он и так может разделять и поглощать Хранителей. Зачем ему тогда манускрипт с обрядом, что он готов платить чужими жизнями за него?
И следом меня пронзила догадка, выбив мелкие мурашки на коже.
Разве что… манускрипт ему нужен для того, чтобы более никто не смог им воспользоваться… не смог его лишить Хранителя.
И дед знал, что обряд понадобится, раз принёс его в столицу и оставил у Мейринга на хранение…
Проклятье! Мне необходимо найти манускрипт, если тот человек его ещё не нашёл. Или его никто и никогда не сможет более остановить.
ГЛАВА 19
Следующие несколько часов пребывания в архиве были потрачены на поиски хоть каких-нибудь объяснений к подаркам, которые оставил мне дед. И, как вы успели догадаться, совершенно впустую. Точнее, не совсем — я заработала головную боль, нервный тик и приступ отчаянья.
Отчего из тёплого помещения столичного архива в зимний морозный вечер некая мисс Торхейм выходила злая, как велнейский волкодав. Притом очень голодный.
Только начали зажигать магфонари, оживились наёмные извозчики, зазывая зябнущих прохожих, и с последними лучами засыпающего солнца повысыпали на улицы молодые и горячие отпрыски среднего и высокого достатка семей. На поиски впечатлений и приключений.
А если и нет, то последние обязательно находили их сами.
Я проводила взглядом очередную стайку молодых девиц, совершенно точно сбежавших от своих маменек, папенек, нянюшек… или кого-то там ещё, и почувствовала острый приступ зависти, больно кольнувший где-то в груди. Как хочется иногда быть просто молодой беззаботной девицей, у которой главная проблема в жизни — сбежать от нянюшек на свидание, а самая большая трагедия — когда у неё это не получилось.
Так нет же… Тайны, убийства и совершеннейшая растерянность.
С чего начать? Кому довериться настолько, чтобы попросить помощи? И захочет ли этот “кто-то” мне помогать? Даже если и захочет, что это даст?
Я прикрыла глаза и поёжилась от колючего чувства чужого взгляда между лопаток — и взгляда злого. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы не развернуться резким рывком, а спокойно, медленно и равнодушно оглянуться через плечо и… совершенно никого не обнаружить.
Проклятье!
Либо это уже паранойя, либо усталость. Хотя… Руку могу дать на отсечение, что мне не показалось. На что-на что, а на это у меня чуйка, выдрессированная годами жизни и работы на улице. И она меня ещё ни единого разу не подводила.
Cтало не только неуютно, но ещё и страшновато. Сразу вспомнился странный Пёс в тумане… и начали жутко зудеть рисунки на руках. Едва смогла сдержаться и не начать чесаться прямо среди улицы на глазах у прохожих.
— Прекратите сию минуту! — прошипела я скорее для того, чтобы выплеснуть раздражение, нежели действительно веря, что меня послушаются магические ящерицы, оставленные мне дедом неведомо с какой целью. Если меня уберечь — то, кажется, у меня от них проблем больше, нежели помощи. Если их… так себе из меня защитница. Даже разобраться со своим наследством не могу, а учитывая, что оно неожиданно начало множиться, и вовсе хочется от него поскорее избавиться, пока вместе с этими безделушками не наросло ещё и проблем. Тут бы с этими разобраться…
Но как ни удивительно, чесаться рисунки перестали мгновенно. Может, именно об этом писалось в записке. «Говори и слушай». Какая прелесть! С таким же успехом там можно было написать любых два слова, и применить их можно было бы где угодно.
Я тяжело перевела дыхание и подняла лицо, подставляя его мелким колючим снежинкам. Хватит киснуть.
В жёлтом свете магического фонаря падающий снег казался искрами, летящими в небо, а не наоборот. И совершенно некстати подумалось о… Роберте. Как он себя чувствует? Выздоровел или просто ушёл, когда стало немного полегче, чтобы не стеснять меня? И если не поправился, то кто за ним ухаживает сейчас? Возможно, у его есть любовница или даже невеста, которая сейчас меняет примочки на его лбу и поит травяным отваром, чтобы сбить жар…
Тьма! И почему только мне хочется кого-нибудь укусить от одного такого предположения?! Лучше думать о чём-нибудь другом.
Но о другом не думалось, а воображение пошло дальше, и перед внутренним взором уже были картины не взволнованной дамочки у постели тяжело больного, а влюблённой парочки в этой самой постели. Проклятье! Только этого мне не хватало. Приступы настолько острых чувств дурно сказываются на результатах работы.
Потому я тряхнула головой, прогоняя и дурные мысли, и картины, лишающие покоя, и быстро спрыгнула со ступенек, со всего маху налетев на прохожего. Точнее, прохожую. И тем едва не сбила её с ног, чудом не покатившись кубарем прямиком на проезжую часть.
— Прошу прощения! — пролепетала я, стряхивая с её шубки налипший мокрый снег и стараясь не показывать своего интереса к молодой рыжеволосой девицей, некогда виденной мною в следственном комитете. — Я такая неловкая… Надеюсь, вы не ушиблись?
— Нет-нет! — заверила она меня, тоже принявшись сметать снег. Скорее от растерянности и со мной за компанию, нежели из-за того, что он ей действительно очень мешал. — Всё в порядке.
— Ну и замечательно! — улыбнулась я, но тут же посерьёзнела и немного покачнулась, делая вид, что вот-вот упаду в обморок.
Чем, кажется, жутко испугала девушку.
— Вам дурно? — тут же залепетала она. — О мать Окаш! Потерпите! — и махнув ручкой, затянутой в чёрную кожаную перчатку, выкрикнула неожиданно громко: — Эй! Извозчик! — и снова обратилась ко мне, быстро затараторив: — Сейчас отправимся к целителям. Вам обязательно помогут…
— Ах, оставьте! — придержала я её за плечо, не сильно, но довольно ощутимо. — Ничего не нужно. На меня так влияет столичная суета. Это быстро проходит. Вот уже почти прошло! Ещё бы чашку чая, и я окончательно приду в себя. Я могу вас просить о помощи?
Вивьен немного задумалась, нервно улыбнулась, вспомнив, видимо, что спешила по своим делам. Но добрый нрав, хорошее воспитание и человеколюбие взяли всё же верх:
— Здесь недалеко есть кофейня, в которой готовят чай из заморских сортов. А ещё отменный горячий шоколад.
— Ох, мне так неудобно! Право слово… — запричитала я, чуть не расплакавшись.
— Оставьте. Я как раз туда и направляюсь, — улыбнулась девушка. И я только сейчас заметила, насколько она хороша собой. Немного по-детски: длинные пушистые ресницы, пухлые губки и огромные глаза. Будь я мужчиной, определённо не смогла бы пройти мимо и остаться равнодушной. И неудивительно, что Макс Стоун обратил на неё своё внимание. Любопытно, как далеко он успел зайти в своих ухаживаниях…
— В таком случае я обязуюсь угостить вас тем самым горячим шоколадом, который вы так расхваливаете. И не спорьте! — прервала я, готовые сорваться с её губ возмущения. — Всё же я едва вас не покалечила и чувствую себя… дурно.
Вивьен опустила глаза и кивнула.
— Хорошо! Раз вам так угодно!
Боги! Просто идеальная жена. В жизни слова поперёк не скажет. Сложно представить, что должно было случиться, чтобы эта мисс устроила такой скандал, как тогда в участке. Но уверена, это был из ряда вон выходящий случай.
Мистеру Стоуну именно такая и нужна. И его мамочка до седых волос будет руководить их семейной жизнью. Притом седые волосы будут и у малютки Вивьен. И очень даже скоро. Просто-таки любопытно, что у них там за драма, из-за которой они всё же не только не муж и жена, а даже и не жених и невеста.