— Скромность — не порок, — заметил Роберт, пропустив меня вперёд, дабы я могла присесть на диван, и занимая место рядом.
Как в прошлый раз во время визита в поместье лорда Мейринга. Только за рабочим столом разместился уже младший брат. К слову, ему оно шло больше, чем лысоватому, немного тучному и вечно озадаченному, недовольному Грегори. Правда, только чисто визуально.
— Я не буду ходить вокруг да около и спрошу прямо, — закинув ногу на ногу и не сводя взгляда с Энтони, начал Роб. — Что тебя связывало с твоей мачехой Энжелой Мейринг?
— Странный вопрос, — спустя некоторое время нахмурился Энтони. — И я совершенно не понимаю, к чему ты ведёшь…
Ай-яй-яй! Нехорошо врать. Тем более если не умеешь.
— Это я к тому, что ты назначил Энжеле свидание на пирсе, — пояснил Роберт. — Полагаю, ты так и не исправился. И даже брачные узы леди с твоим отцом тебя не останавливали. Что случилось? Только правду, Энтони. Чистую правду.
И в этот миг я просто кожей почувствовала присутствие магии. Кожу даже защипало, начали зудеть рисунки на руках. Но это ощущение быстро прошло, словно и не было.
А вот мистер Энтони Мейринг слегка взбледнул, то ли почувствовав то же, что и я, то ли просто не очень хорошо реагируя на разного рода магическое воздействие.
— Ничего подобного между мной и Энжи не было, — скрипнув зубами, процедил мистер Мейринг, растерев виски пальцами. — Она красива, умна, воспитана… Она прекрасный человек и невероятная женщина… была. Но поверь, я никогда бы не стал забираться под юбку собственной мачехе. Всё гораздо прозаичней. Несколько недель тому, практически сразу, как из отцовского дома пропал манускрипт, а отец начал донимать её допросами, Энжи попросила нас о помощи. Она просила вывезти её за море. Тайно.
— И вы согласились? Даже несмотря на то, что бегство жены легло бы пятном позора на всю семью?
— Я тебя прошу… Наши капиталы столь внушительны, что даже если бы я имел привычку танцевать голышом джигу на центральной площади по воскресным вечерам, то никто бы не посмел сделать мне замечание или назвать чудаком. Деньги — делают нас свободными.
— Но мы сами становимся их узниками… — заметил Роб.
— Не без этого. В любом случае, ты же понимаешь, что я не мог отказать женщине.
— Правда? А что ты потребовал взамен за свою «бескорыстную» помощь?
Мистер Мейринг снова растёр виски, явно намереваясь солгать. Но безуспешно:
— Она написала отказ от любых претензий на отцовские капиталы. Никакого права наследования. А мы, в свою очередь, делаем всё, чтобы её никто не смог найти.
Вот, значит, как…
Энжела пыталась бежать, но не успела. Жаль… Мне действительно было искренне её жаль.
— И вы совершенно не волновались о том, как на всё это отреагирует ваш отец? — спустя какое-то время уточнил Коллинс. — Всё же человек в возрасте. Сердце не железное. Он-то старой закалки, и, полагаю, репутация для него была не пустым звуком.
— Брось! — махнул рукой Энтони, откинувшись на спинку стула. — Он на ней жениться хотел точно так же, как и она за него выходить. Если бы не рекомендации советника Кровеля, то мой отец в жизни больше не пошёл бы под венец. Ни с одной женщиной в мире. Он слишком сильно любил мать…
Это я знаю. Всё же память о первой леди Мейринг лорд хранил до самой смерти, как самое ценное, что у него когда-либо было.
Стоять! Кровел… Кровел…
А что, если именно с его легкой руки леди Соэрби попала в дом Мейрингов?
И что, если именно он стоит за всем этим?
Я бросила встревоженный взгляд на Роберта, и он ответил мне таким же взглядом, видимо, сделав точно такие же выводы, как и я.
Советник Кровел? Почему не сразу король? Чтобы до него совсем никак не получилось дотянуться.
ГЛАВА 24
— Что ты знаешь о советнике Ирвине Кровеле? — спросила я у Хайраша, готовясь к ужину в доме Стоунов.
Почему-то предвкушение этого самого ужина у меня вызывало даже не раздражение, а глухую злость. В первую очередь оттого, что мне совершенно невдомёк, какого демона задумала Эттерия. А интуиция вопила, что ничего хорошего меня этим вечером не ждёт.
Время поджимало. Стрелки часов неумолимо приближались к тому самому часу, назначенному как время встречи, а мне хотелось плюнуть на всё, приготовить себе грог и проваляться под одеялом с учебником по криминалистике. О мать Окаш! Во что я превращаюсь? Интересно, это и есть старость? И стареют ли люди в целых восемнадцать лет?
Тётя Роза всегда говорила, что старость — это в первую очередь состояние души. Человек может залезть в ракушку и медленно покрываться плесенью, а может жить и цвести, радуясь каждому новому дню.
Наверное, мне всё же нужен отдых. Иначе плесень мне грозит, а не цветочки.
— Достаточно, чтобы обойти этого человека стороной и тебе советовать то же самое, — выдохнув густое облако дыма, поморщился Хайраш и снова принялся за изучение какого-то документа.
Он вообще сегодня был парадоксально немногословен, непривычно задумчив и удивительно занят делом. И мне даже стало немного обидно от такой безэмоциональной реакции. И тревожно. Когда такие люди, как Раш, не обещают конца света от твоих действий — жди конца света.
— А конкретней? — не выдержала я его безразличия и отожила гарнитур с сапфирами, которые так любила тётя Роза.
Сама я предпочитала агат или оникс. Они выгодно подчёркивали мои глаза и придавали им какую-то особенную глубину.
— Конкретней… — протянул Раш, затушив окурок и отодвинув пепельницу. — Конкретней — под рукой этого человека вся внутренняя разведка королевства. Если кто-то где-то очень неудачно чихнул и от этого чиха может случиться, что у его величества нос зачешется, то уже через миг его светлость герцог Ирвин Кровель будет иметь план действий на случай, если королю нужно будет почесать нос.
Завернул так завернул! Не сдержавшись, я поморщилась и всё же вынула из шкатулки серьги с агатом. Эти подойдут идеально. И моё любимое платье насыщенного синего цвета, с вышивкой серебряной нитью.
— Откуда тебе это известно? — надевая серьги, продолжила я допрос задумчивого Раша.
— Ну… Если ты помнишь первое правило сбора информации, то знаешь: что дабы узнать о человеке высокопоставленном правду, зайди в три кабака и послушай, что о нём говорят люди. Отсей правду от страшилок и получится…
— А если правду? — хмыкнула я.
Раш поморщился и снова опустил взгляд на изучаемый лист.
— Я был близко знаком с одной девушкой… она работала в поместье лорда Кровеля, — обронил он словно невзначай. — Однажды я спросил, почему она не может упоминать своего работодателя без содрогания, и она ответила, что он чудовище. Самый настоящий зверь.
Одна фраза, а у меня по коже мороз прошел. Зверь… а ведь он и правда может оказаться почти что зверем. Туманным Псом. Может? Отчего ж нет!
Проклятье… у кого бы полюбопытствовать — бывал ли мистер Кровель в пещерах ксарейских монахов-отшельников. И желательно полюбопытствовать у человека, который знает немного больше, чем просто «да вроде что-то слышал об этом когда-то». А ведь у него достаточно силы и власти, чтобы уничтожить монахов. Сровнять с землёй их дома.
В груди поднялась глухая злость.
— Если он виновен в смерти всех моих близких… — прошипела я не хуже рассерженной кобры.
— То ничего ты не сделаешь, — тут же вскочил Раш, позабыв о том, что был страшно занят и вроде как в мои дела лезет ровно настолько, насколько я сама его прошу. — Пообещай мне, Лив, что если ваше расследование приведёт к… во дворец, то ты втянешь голову в плечи и дашь дёру куда глаза глядят.
И говорил он это так проникновенно, горячо… у меня ком встал в горле, а мне самой словно кто-то неожиданно дал под дых. Вышибло воздух из груди, а на глаза навернулись слёзы. Быть такого не может. Только не Раш. Он единственный, кому я безоговорочно, безгранично и полностью верила. Он — человек, которого я называла братом, от которого у меня нет ни одной тайны…
— Что тебе известно? — словно неживая, спросила я, не узнав собственный голос. Он казался каким-то надтреснутым, сломленным, как и моя вера в людей.
Кто угодно мог меня предать, только не Хайраш! Я верила в это так же, как и в то, что солнце завтра взойдёт на востоке. Это было само собой разумеющимся. И тут…
— Раш, только не лги мне, — короткая фраза заставила Раша побледнеть, словно мои слова выпивали из него силу.
— Я… я… я… — заикаясь начинал Хайраш, опустив взгляд, а после и вовсе отвернувшись. — Я говорил тебе, что этот человек знает всё. Не просто же так… у него всюду есть глаза и уши.
Во рту стало горько, а на душе противно, словно я только что поняла — она всё это время хранила нечто гнилое внутри.
— Ты тоже работаешь на Кровеля?! — всё же выдавила я, но на последнем слове голос сорвался.
В груди теплилась надежда, что он покрутит пальцем у виска и скажет, что я ненормальная, раз могла такое о нём подумать. Но Хайраш обернулся и посмотрел мне в глаза.
Этим было всё сказано. Одним этим виноватым взглядом…
— Как давно? — словно неживая, спросила я.
Получилось как-то сипло, будто мне наступили на горло. На глаза просились слёзы, и стоило немалых усилий не дать им волю и не разрыдаться, как истеричная институтка.
— Как давно ты предал меня, Хайр-раш? — на последнем слоге голос всё же сорвался, и я судорожно перевела дыхание, чтобы взять себя в руки.
— Как узко ты мыслишь! — прошипел в ответ Раш. — Если работал на советника короля, значит, сдал всех с потрохами. Так получается?
Я наградила Хайраша таким взглядом, что в пору возгораться. Но он лишь скрипнул зубами и сузил глаза, прежде чем добить меня одной фразой:
— Я это делал для нас же. И тётя Роза меня в этом поддерживала.
Проклятье. Наверное, в этот момент я не хлопнулась со стула только потому, что у него была спинка и подлокотники. И тётя Роза? Или он лжёт? Бездна!
— Не делай такое лицо, — вытащил Раш из портсигара ещё одну папиросу и тут же закурил. — Около трёх лет тому, помнишь, когда тётя Роза была вдовой с сыном? Ну, когда мы обчистили поместье святого отца. Столько золота мне с тех пор не приходилось видеть.