– Чего, например? Говорите же! – Ясмин шагнула к Гарриет, словно готовясь силой выбить из нее правду.
Гарриет сохраняла невозмутимость.
– Спроси ее. Или его. Ты не должна узнать об этом от меня.
– Вы сами ничего не знаете. – Ее голос слегка задрожал.
– Ладно, – вздохнула Гарриет. – Не хочу тебя расстраивать. Не будем ссориться. – Она умолкла и целую вечность массировала себе ладони. – Это сложно. Но я объясню тебе самую понятную часть. На протяжении многих лет твой отец заводил связи на стороне, а твоя мать знала это и мирилась с этим. Сейчас она решила, что ей нужно немного времени и личного пространства, чтобы подумать о будущем. Я с радостью предоставляю ей и то и другое. Ясмин, она замечательная женщина, и я не собираюсь ее выпроваживать. Она может положиться на мою поддержку. Я уверена, что она будет благодарна и за твою.
Домашние визиты
– Ма, давай поднимемся наверх. Мне нужно увидеться с тобой… – сказала Ясмин. – Наедине, – добавила она, взглянув на Вспышку.
– Я иду, – отозвалась Ма, споласкивая руки в кухонной мойке. – Тебе нравятся? Этикетки тебе нравятся? Вспышка нарисовала для меня!
Вспышка переливала соус чатни в квадратную стеклянную банку с овощами. Этикетка с надписью «Ачары от Анисы. Настоящие бенгальские соленья» ужа стала липкой.
– Симпатично, – сказала Ясмин.
– Очень прекрасно, – сказала Ма, вытирая руки. – Но я не смогла достать черный тмин для традиционной бенгальской приправы панч-пхорона, поэтому они не настоящие. Я не смогу продать.
– Не выдумывай, – возразила Вспышка. – Конечно сможешь.
– Ма, – сказала Ясмин. – Пошли.
– Иди, – сказала Анисе Вспышка, давая разрешение, в котором никто не нуждался. Ее гуталиново-черные волосы были уложены противными маленькими шипами. Как Ма может проводить с ней столько времени?
Закрыв дверь в спальню Ма, Ясмин прислонилась к ней, словно Ма могла попытаться сбежать.
– Баба тебе когда-нибудь изменял?
– Ох. – Аниса отвернулась и встала спиной к Ясмин.
– Баба тебе когда-нибудь изменял?
Молчание.
– Ма, посмотри на меня. Ма?
Аниса медленно повернулась к Ясмин. На ее пухлой щеке налипло семечко фенхеля.
– Гарриет говорит, что да. Много раз. Она врет? – Дурацкий вопрос. Но представить, что Баба крутил интрижки на стороне, было невозможно, ведь он с утра до ночи работал, читал журналы и заботился о семье. Разве он мог заводить романы, если никогда не выходил из дома? Возможно, Ма выдумала это, чтобы оправдать свои шашни со Вспышкой. – Ма, честное слово, он мечтает, чтобы ты вернулась. Он тебя любит. Если бы ты его послушала, если бы увидела, как он расклеился… Он без тебя не может. Ты должна к нему вернуться.
Аниса неумолимо покачала головой:
– Он обойдется.
– Да нет же! Он несчастен! – закричала Ясмин. – Прости. Просто… вся наша семья распадается. Ма, он поймет, что был не прав насчет Арифа, Люси и ребенка. Сама знаешь. Но если ты его бросишь… Ma, разве ты недостаточно его наказала?
– Это не для наказания.
– Тогда из-за чего? – Из-за Вспышки. Но Ма, конечно, ни за что этого не признает.
– Мне нужно время. – В изножье кровати лежала стопка чистого белья. Ма принялась разворачивать и заново складывать вещи – блузку, юбку, брюки. Вытащила из стопки футболку и смяла в комок.
– Время? Дома у тебя сколько угодно времени.
– У него были женщины, – сказала Ма. – Не много. Давно. – Она села среди выстиранного белья и скинула сандалии.
Ясмин сползла по двери и опустилась на корточки.
– Но как? Ма, он ведь никуда не ходит. И никогда не ходил.
– Помнишь, раньше он бывал на вызовах?
– Да, – ответила Ясмин. – Посещал пациентов на дому. Да.
– Вот так, – сказала Ма. – Это было тогда.
– И ты его уличила?
– О нет! – бурно возмутилась Аниса. – Всегда он был честный. У мужчины есть потребности.
Так вот почему ее не потрясло поведение Джо. Ма назвала себя феминисткой. Она понятия не имеет, что значит это слово.
– Нет, Ма. Это не оправдание. – Ариф прав. Баба – лицемер.
– Ты кое-чего не знаешь, – сказала Аниса. – Не зная, ты не можешь понять.
– Так расскажи мне.
Ма, потупившись, дергала за нитку, торчащую из рукава кардигана.
– Помоги мне понять, Ma. Расскажи. Я уже не ребенок.
– Ты мой ребенок, – сказала Ма.
– Но почему ты не хочешь, чтобы я поняла? – простонала Ясмин. – Так нечестно, – не удержавшись, добавила она, хотя и знала, что это вечная жалоба всех детей.
– Я хочу. Но будь терпеливой. Это нелегкие вещи для меня, а ты давишь. Давишь слишком сильно! – Ма смахнула со щеки семечко.
– Ма, я терпелива. Еще как терпелива! Вот, смотри, я буду сидеть здесь, сколько потребуется. – Ясмин пересела, скрестив ноги. – Не торопись. Начни с самого начала, потому что мое терпение безгранично и я хочу знать всё.
Ма тоскливо посмотрела на нее. Ее глаза затуманились.
– Мой ангел, – сказала она, – я не могу объяснить сейчас. Когда-нибудь я объясню.
– Ладно, – сказала Ясмин. Прямых ответов из Ма не вытянуть. Ясмин старалась не злиться на нее, но это было непросто. – А как насчет Вспышки? Ты можешь хотя бы честно признаться, что у тебя с ней? По словам Гарриет, вы… – Это не может быть правдой. Но даже если это правда, Ма будет все отрицать.
– Она моя подруга.
– Просто подруга? И всё?
– Нет. Она моя особенная подруга.
– Ma, ты… – Ясмин запнулась. Хватит ли у нее духу высказать такое вслух собственной матери? Это же кощунство. Но выбора нет. Нельзя оставлять место для недопонимания, а «особенная подруга» может значить что угодно.
– Да ты что! – Ma покачала головой, словно Ясмин сморозила глупость. – Нет, как ты могла такое подумать. – Ясмин вздохнула с облегчением, но тут Ма добавила: – Просто мне нравится Вспышка.
– В том самом смысле?
– Да, – без смущения признала Ма.
– А как же Баба? – Как же до этого дошло? Как это случилось? Если бы только все могло стать как прежде. Когда прибытие в Примроуз-Хилл в «фиате мультипла» со стопкой пластиковых контейнеров с карри было верхом позора, худшей из ее проблем.
Аниса расстегнула серьги. Потянула себя за растянутые мочки ушей и потерла их.
– Все будет хорошо. Увидишь.
– Как? – взвыла Ясмин. – Как?!
– Увидишь, – повторила Ма своим самым упрямым голосом.
Ясмин поднялась. У нее ныли колени. Глубоко вдохнув, она почувствовала аромат слегка поджаренных специй и «Майского ландыша» от Yardley. Аромат Ма. В воздухе витало что-то еще. Тот же запах, который она уже замечала здесь раньше. Мед и мускус. Духи, которыми пользуется Вспышка.
– Что ж, наверное, он получил по заслугам, – сказала Ясмин. С нее хватит. Она сделала все, что могла. – Домашние визиты, – пробормотала она. – Каков лицемер.
– Он не лицемер, – возразила Ма.
– Как скажешь. – Ясмин открыла дверь. – Посмотрим, как это объяснит он. – Как Ма объясняет это самой себе? Неужели она считает Бабу Ибрахимом, а себя – Сарой? А других женщин – наложницей Хаджар? Ма обожает эту историю. Рассказывает ее так, будто брак Ибрахима и Сары был идеален, и Сара любила мужа, но, будучи бесплодна, подарила ему Хаджар и позволила ему заниматься с ней любовью. Но Ма подарила Бабе двоих детей, так какие же могут быть оправдания? Как Ма могла с этим мириться? Почему не постояла за себя?
– Нет! Не говори об этом с Бабой. Он не хочет, чтобы его дети знали.
– Ну еще бы.
– Я твоя мать, и ты будешь уважать мои желания.
Дверная ручка расшаталась. Ясмин погремела ей.
– Ладно, Ма! Как скажешь.
Ма смотрела на нее блестящими глазами.
– Сейчас настало время для моей молитвы. Ты захочешь помолиться со мной?
– Нет, – ответила Ясмин. – Не захочу. – Она шагнула прочь, но обернулась. – Молись усердно, Ma. Помолись за всех нас. Помолись за свою семью.
Шандор
– Сегодня я ходил в палату для новорожденных, – сказал Джо. – Целую вечность там не бывал.
– Приятно было увидеть плоды своей работы? – Мальчик идет вперед семимильными шагами. Не верится, что это тот же живущий в отрицании, напуганный человек, который пришел на первый сеанс. Он даже выглядеть стал иначе. После Нового года Джо подстригся. Наголо. Теперь он казался старше. Прежняя мягкость щек исчезла.
– Палата для новорожденных… ошеломляет. Эти невероятно крохотные человечки подключены ко всякой потрясной аппаратуре, и умом понимаешь, что их жизнь или смерть зависит от того, насколько преждевременно они появились на свет, от профессионализма врачей и медсестер и тому подобного. Но все равно чувствуешь… благоговение.
– Какие телесные ощущения вы при этом испытываете?
В последние восемь сеансов они усердно работали над воссоединением с телом новым, здоровым способом. Сексуальная зависимость – это попытка бегства от своего тела, служащего вместилищем для стольких нежеланных и вытесненных эмоций.
– Это как бы… обволакивает?.. Как будто все нервные окончания становятся гиперчувствительными. Что-то вроде обостренной осознанности.
– Так. Осознанности чего?
– Осознанности… – Джо пожал плечами. – Вселенной? Насколько мы малы. Насколько хрупки. Насколько все взаимосвязано. Поневоле чувствуешь, что судьбы этих младенцев – в руках… – Он осекся.
– Провидения? Высших сил?
Джо улыбнулся своей медленной, застенчивой улыбкой.
– Вас это смущает? – У Джо ушло несколько сеансов, чтобы войти в контакт со своими нежеланными чувствами, докопаться до затаенного гнева.
– Мальчик, которого я принял пару дней назад… Его мама – наркоманка. Метадон. Наркоманок сразу видно, потому что они получают намного больше поддержки. И у нее, у этой Хлои, была очень трудная жизнь. Мне она нравится… она крепкий орешек, но как бы с юморком. Поневоле думаешь: «Как тебе это удается? Как после всего пережитого находишь силы отмачивать шуточки?» – Он помолчал и провел ладонью по лбу, отбрасывая исчезнувшую челку. – В общем, роды прошли нормально и ребенок родился совершенно здоровым. Я был счастлив за Хлою. Она только и говорила что про реабилитационный центр. Не знаю, потянет ли она, но сразу видно, насколько она хочет позаботиться о сыне. Она всё повторяла, что хотела слезть с метадона во время беременности, но так делать нельзя, потому что у плода могут возникнуть неврологические нарушения. Конечно, сейчас ей легко говорить – делать-то ничего не придется. Но я ей от души сочувствовал.