– Как романтично, Макс. – Младшая сестра с восторгом смотрела на брата.
Если бы только она знала…
– Романтика здесь ни при чем, – отрезал Максимо, чтобы сестра не питала иллюзий. – Элисон беременна. Свадьба должна состояться до того, как это будет заметно.
Элисон хотелось спрятаться под столом и умереть от стыда. Изабелла посмотрела на нее с ужасом, а король и королева с гневом.
– А тест на отцовство был сделан? – Король испепелил Элисон суровым взглядом.
– В этом нет необходимости, – сквозь зубы процедил Максимо. – Я уверен, что ребенок мой, и я не хочу больше слышать никаких предположений.
Ярость, с какой он это произнес, потрясла Элисон. Ведь они не любящая пара. Он вообще не обязан питать к ней теплые чувства. Скорее всего, эта ярость вызвана его мужским самолюбием.
– В таком случае, – смерив сына суровым взглядом, сказал Лучано, – мы немедленно начнем подготовку к свадьбе.
Королева Элизабетта прищурилась и поджала губы.
– Максимо, – выдавила она, – мы ничего о ней не знаем. Она из хорошей семьи? Кто ее родители?
Элисон заерзала на стуле. Ее обсуждают так, словно она не находится в комнате!
Тут рассердилась Изабелла:
– Мама, какая разница, кто ее родители? Если Макс ее любит, ему следует на ней жениться. Разве не по этой причине люди женятся?
– Изабелла, разговор не о тебе, – оборвал ее Лучано. – Но дочь права. Не важно, из какой она семьи и где жила. Она беременна наследником Максимо, и важно исключительно это.
Если бы король Лучано встал из-за стола, подошел к ней и проверил ее зубы, Элисон не удивилась бы. Она чувствовала себя королевской племенной кобылой. Ее принимают ради ребенка. Будь она просто женщиной, которую любит Максимо, а никакого ребенка не было бы, то король так быстро не согласился на этот брак и, скорее всего, занял позицию жены.
Максимо провел большим пальцем по тонкой коже у нее на запястье, и в ту же секунду целая стайка бабочек затрепетала у Элисон в животе.
– Я рад, что мы пришли к соглашению, – сказал Максимо с нотками предостережения в голосе, адресованными – как поняла Элисон – его матери.
– Это не будет гражданская церемония, – безапелляционно заявил Лучано. Ясно, от кого Максимо унаследовал надменность. – Мы официально объявим о помолвке, затем вы поженитесь в церкви. Мы не станем делать из этого неприличного секрета. Ты даришь стране наследника, и мы это отпразднуем.
Мать Максимо сидела с таким кислым видом, будто съела лимон.
– Полагаю, что свадьба предпочтительнее, чем появление на свет незаконнорожденного ребенка, – процедила она.
Элисон чуть не задохнулась. Слышать такое… Это оскорбительно. Те же самые слова она уже слышала раньше – их произнес Максимо. Теперь-то она поняла, что он сказал ей чистую правду о том, как на их ребенка будут смотреть, если они не поженятся. И это будет исходить не от населения или средств информации, а от его собственной семьи, которая навесит на их ребенка позорный ярлык.
– Я не потерплю, чтобы о нашем ребенке говорили такое! – Слова вырвались у нее сами собой. – Я никому не позволю обидеть моего ребенка. Никогда.
Максимо взял ее за подбородок и повернул лицом к себе:
– Никто его не обидит, cara. Я этого не допущу. – Он бросил на мать мрачный взгляд. – Мама, это твой внук. Подумай об этом, прежде чем снова произнесешь что-то подобное.
Он встал и осторожно потянул Элисон за собой.
– Мы с Элисон пообедаем у себя.
У матери был оскорбленный вид, но она ничего не сказала.
А Элисон вскинула голову, не желая выглядеть подавленной. Они – просто богатые титулованные снобы. У них нет права судить ее. К тому же от своей матери она натерпелась худшего, поэтому не согнется от злобных слов совершенно чужого ей человека.
Как только они очутились в пустом коридоре, Максимо отпустил ее руку.
– Все прошло чудесно, – съязвила Элисон.
– Чего я и ожидал. Моя мать любила Селену, как дочь. Поэтому ей трудно примириться с тем, что случилось.
– Может, тогда будет лучше, если они узнают, каким образом я забеременела, вместо того чтобы…
– Селена не хотела, чтобы моя мать знала о ее проблеме. Она не хотела, чтобы мои родители считали ее неудачницей.
Максимо широким шагом направился к своим комнатам, и Элисон едва поспевала за ним.
– Нелепость какая-то. Если не можешь иметь детей, это не означает, что ты неудачник.
– Но у моей жены было так. – Он на секунду остановился. – Нас познакомила моя мать. По ее мнению, Селена была для меня идеальной женой. Ее семья знатная и весьма богатая. Мать сочла, что она станет прекрасной принцессой. И прекрасной матерью. Когда Селена не смогла выполнить этой части возложенных на нее надежд, то погрузилась в депрессию.
– Но ведь вы любили ее и за что-то еще, – мягко заметила Элисон.
Максимо повернул к ней лицо и с хмурым видом сказал:
– Да.
– Я понимаю, почему вы скрывали это от всех. Я никому не скажу.
Элисон понимала, что ее деликатность никому здесь не интересна, но она же видит, как ранит его прошлое, видит боль в его глазах, когда он говорил о Селене. Ей не безразлична его боль.
Ну зачем ей это? Зачем возникает желание убрать эту боль и обиду? Нельзя поддаваться этому чувству! А она поддается.
Элисон вдруг испугалась. Она не желает испытывать к нему подобные чувства!
Они вернулись в то крыло дворца, где были комнаты Максимо, и он провел ее в малую столовую, менее помпезную, хотя и очень богато обставленную.
Он сел во главе стола, и Элисон села на другом конце – ей показалось это естественным. Было не трудно представить ребенка, сидящего между ними: толстенькие пальчики сжимают печенье, на лице улыбка до ушей. Будет ли их ребенок светлый, как она? Или смуглый, как Максимо? Сердце заныло. Образ семьи – их семьи – был до боли живой. Эта новая картинка затмила другие, которые рисовались раньше у нее в голове. Сейчас она четко видела Максимо, видела его черты в их ребенке. Боль в сердце была и сладкой, и пугающей. Не нужно ей это. Но что-то подсказывало ей, что нужно. И даже очень.
– Вы хотите, чтобы приготовили особую еду? – спросил Максимо.
Он так красив. Высокие скулы, мужественный подбородок, миндалевидные глаза, опушенные черными ресницами, брови словно стрелы. Он до жути красив. Она никогда не понимала, что скрывается под словами «до жути». Как это может относиться к человеку? Но Максимо выглядел именно так.
– Честно говоря, вся еда кажется мне одинаково невкусной, поэтому не важно.
Он кивнул.
– Тогда я попрошу, чтобы из кухни принесли то, что приготовили для родителей.
Через несколько минут перед Элисон поставили два блюда под серебряными крышками и бокал с имбирным напитком.
Элисон не стала поднимать крышки, а потянулась к бокалу, чтобы унять тошноту.
– Вам необходимо поесть. Вы слишком худая, – заявил Максимо.
– Я не слишком худая! Врач сказал, что я полностью здорова и беременность у меня проходит нормально.
– Ну, все же вам не помешает немного поправиться. – Максимо приподнялся со стула, протянул руку и снял крышки. На одном блюде оказалась паста с итальянским соусом, а на другом – половинка аппетитного жареного цыпленка.
– Попробую пасту, – согласилась Элисон, отстраняя от себя цыпленка, поскольку от запаха ее замутило.
Максимо сел с ней рядом и придвинул блюдо с цыпленком к себе.
– Ваша жена придерживалась специальной диеты? – вырвалось у Элисон. Обычно она думала, что говорит, но за прошедшие сорок восемь часов с нее хватило потрясений, так что оплошность вполне оправдана.
Максимо пожал плечами:
– В основном витамины, травяные отвары. Гормоны для экстракорпорального оплодотворения, продукты, полезные при бесплодии.
– Она действительно хотела стать матерью, – тихо произнесла Элисон. Ей было стыдно и больно. Селена старалась подарить Максимо ребенка, и вот здесь она, Элисон, беременна от него. Случайно. Какая-то жестокая шутка, которую судьба сыграла с ними со всеми.
– Да. Хотела. Мы три раза делали экстракорпоральное оплодотворение, и все три раза безуспешно. Последний отрицательный тест был получен за несколько часов до ее смерти.
Элисон сочувственно положила ладонь ему на руку. Стоило ей дотронуться до него, как жар прокатился по телу. Кожа Максимо была теплой, а волосы на предплечье жесткие. Прикосновения его руки пробудили в ней чувственность. Ей никогда не приходило в голову, что волосы на руке мужчины способны так возбудить.
Она отдернула руку и положила на колени. Ладонь горела, как после ожога. Сердце бешено колотилось, все тело с головы до ног пульсировало. Господи, она на грани оргазма. Элисон посмотрела на Максимо. Жар его темных глаз грозил сжечь ее.
Элисон отодвинула стул и встала. Надо скорее бежать от него. Что он с ней делает? У нее пропадает способность соображать. Быть с ним рядом, касаться его… Она беззащитна перед ним.
– Я устала, – сказала она. – Мне… я пойду лягу.
Улыбка заиграла у него на губах: он ее раскусил.
– Вижу, вы решительно настроены сопротивляться нашему взаимному притяжению.
– Максимо, мне это не нужно. – Элисон прикрыла глаза, чтобы не видеть его красивого лица.
– Вас кто-то обидел?
Она покачала головой:
– Не в том смысле, на что вы намекаете. Но я не могу… не просите меня…
– Я ни за что не стал бы навязывать себя вам.
Она это знала. У нее не было никакого сомнения в том, что Максимо человек слова. Человек чести. Но боялась она совсем другого. Ему не надо себя навязывать. Все, что ему надо, – это коснуться ее, поцеловать ее, и она забудет все причины, по которым ей нельзя вступить с ним в близкие отношения.
Она боялась, что зависимость от кого-либо лишит ее самостоятельности. Если Максимо ее покинет, она этого не выдержит. Пример матери у нее есть.
Они с Максимо поженятся, чтобы у их ребенка была семья. Восемнадцать лет, пока ребенок не вырастет, им придется присутствовать в жизни друг друга. Если добавить к этому чувства, секс… Ее это сокрушит.